Махмуд Теймур - Рассказы арабских писателей

— Ну а потом?

— Потом он выгнал меня из дому, пригрозив убить, если я кому-нибудь расскажу о том, что он меня обесчестил. И я ушла… Долго бродила я по улицам. От усталости у меня подгибались ноги. Тут мне встретилась женщина. Я сказала ей, что готова работать прислугой. Она посоветовала мне стать прачкой и указала кварталы в Каире, где живут приезжие студенты. Вот я и стала ходить стирать им…

— Ты только стирала им белье?

— Они брали от меня все, что хотели…

Несколько минут она молчала, сжав губы, а потом сказала с горечью:

— Что я могла поделать? Я была так несчастна и беззащитна.

— И долго ты жила у полицейского?

— Целый год.

— Где?

— Нет, нет! Не скажу где!.. Я боюсь…

— Как хочешь.

— Мне не надо было уходить из дома моего прежнего хозяина. Но ведь меня били там…

— А сколько времени ты занимаешься стиркой?

— После того, как я ушла от полицейского, ровно год.

— Не огорчайся, Набавия! Если ты не хочешь жить здесь, у меня, я могу отправить тебя в деревню к моим родителям.

— Ты ужинал, господин?

— Да. А ты?

— Я? Я не хочу есть.

— Хорошо. Иди ложись спать.

Я долго не мог заснуть и лежал, глядя на потолок и думая о трагической судьбе этой девушки. Мне хотелось оградить ее от жизненных невзгод, от людей, потерявших человеческий облик. Меня беспокоил и огорчал ее надрывный кашель…

Настало утро. Я поднялся совершенно разбитым после бессонной ночи. Набавия еще спала. Я не хотел ее будить, оделся и собрался выйти. Вдруг в дверь постучали. Это был Фавзи.

— О, добро пожаловать!

— Куда ты собрался?

— В университет.

Мой друг громко засмеялся и сказал:

— Сегодня свободный день. Пойдем в кино?

Я пожалел, что поднялся так рано. Когда мы выходили, Фавзи случайно увидел Набавию, которая лежала в углу, сжавшись в маленький комочек под тонким одеялом.

В полном недоумении он спросил:

— Кто это?

— Набавия…

— Молодец! Ты стал, наконец, практическим человеком.

— Ты неправ, Фавзи.

— В таком случае я спрошу ее сам.

— Ты знаешь, Фавзи, такие грязные мысли причиняют мне боль.

Увидев, что я рассердился, он сказал:

— Делай как хочешь, друг мой, оставайся идеалистом.

Немного успокоившись, я сказал ему, что бедняжка кашляла всю ночь.

— Кашляла? Разбуди ее скорей и выгони на улицу!

— Нет, я пойду с ней к доктору.

— Удивительный ты человек. Ты, конечно, волен делать что хочешь, но мой совет тебе — выгони ее немедленно. Это будет гораздо лучше.

— Нет, я ее покажу врачу, достану лекарство, и она будет жить здесь, пока не выздоровеет или пока не умрет и не избавится от всех вас.

— Ты в чем-то обвиняешь меня?

В гневе Фавзи вышел из комнаты, бросив на прощанье:

— Моей ноги здесь больше не будет!

Поверьте мне, я впервые в жизни почувствовал внезапную неприязнь к своему другу. Причиной этой неприязни, по всей вероятности, были разговоры Фавзи, его отношение к Набавии, бессердечное и эгоистическое. У таких людей, как он, нет никаких чувств. Их не трогают чужие несчастья. Они похожи на волков с их животными инстинктами.

День еще только начинался, когда я повел Набавию к одному из самых известных в городе врачей. Доктор сказал, что у нее легкий бронхит. Я объяснил Набавии, что доктор не нашел у нее ничего серьезного, и она, благодарно взглянув на меня, прошептала:

— Храни вас аллах…

Набавия сидела молча. Мне казалось, что она припоминает те надругательства, которые ей пришлось перенести. Вдруг она горько заплакала, закрыв лицо руками. Я спросил:

— В чем дело?

— Не знаю.

— Наверняка знаешь.

— Поверьте мне, не знаю.

— Может быть, ты вспомнила что-нибудь?

— Да! Я подумала о том, что полицейский толкнул меня на путь бесчестия. Если бы он на мне женился…

— А ты любила его?

— Нет, я его боялась.

— Почему же ты вспомнила о нем сейчас?

— Я не понимаю, почему он женился не на мне, а…

— Не думай о прошлом, Набавия, думай о будущем.

Набавия привыкла к моей комнате, казавшейся ей теплым и уютным местечком, хотя комната и не была уютной в полном смысле этого слова. Но для Набавии она была хорошим убежищем.

Набавия каждый день ходила на базар, покупала овощи, мясо, бобы, хлеб, готовила обед и убирала комнату.

Так прожила она месяц. Ее щеки порозовели, жизнь снова вернулась к ней.

Однажды в полдень кто-то постучался к нам. Набавия была на базаре. Я в этот день не пошел в университет и открыл дверь. Передо мной стояла безобразная женщина лет сорока, толстая и маленькая, со смуглым лицом и узкими глазами, закутанная в черное большое покрывало. Я спросил ее:

— Что вам нужно?

— Я хочу видеть Набавию, — ответила она.

— А вы кто?

— Ее тетя.

— Тетя? Набавия на рынке. Пожалуйста, заходите…

— Нет, я приду в другой раз. Но, пожалуйста, передайте ей, что я была.

Она ушла. Я стал думать об этой женщине. Удивительно, откуда она могла узнать, что Набавия живет у меня. Когда Набавия вернулась домой, я ее спросил:

— У тебя есть родственники в Каире?

Она положила покупки и молча посмотрела мне в лицо.

— Ведь ты мне сказала, что не знаешь ни отца, ни матери?

— Да.

— Ты опять хочешь солгать мне, Набавия?

— Нет, господин.

— Скажи мне, кто эта женщина, которая приходила сейчас.

— Она не родственница мне, господин.

— А откуда ты ее знаешь?

— Как-то утром я встретила ее на рынке. Она начала расспрашивать меня о моей жизни. Я рассказала ей все с начала до конца. Она купила мне бусы и сказала: «Хочешь быть моей дочкой? У меня нет детей».

— Я не хочу огорчать тебя, Набавия, но она не внушает мне доверия. Она кажется мне распутной бабой. Такие, как она, вовлекают молодых девушек в разврат.

Тогда Набавия спросила испуганным голосом:

— Что же мне делать, господин?

— Я хочу, чтоб ты совсем не встречалась с этой женщиной.

— Но она меня любит, господин.

— Ты наивна, Набавия!

Про себя я подумал: «Бедная, как ей хочется, чтобы кто-нибудь любил ее».

Я вспомнил детство Набавии, суровое и безрадостное. Я вспомнил ее юность, жестокую и холодную. Я понимал ее жажду любви — ведь она никогда не знала ласки родителей.

Ее тоскующее сердце, как цветок навстречу солнцу, должно было открываться при каждом, даже самом маленьком проявлении любви.

Но той женщине я не верил.

— Почему ты думаешь, что она тебя любит?

— Она сама мне сказала. Она обнимала меня, целовала.

— Мы еще поговорим с тобой об этом, и я надеюсь, что ты прислушаешься к моим советам. Да?

— Как вы скажете, господин, так я и сделаю.

Прошло несколько дней…

Однажды вечером Набавия спросила меня:

— Давно, господин, вы не видели своей матери?

— Несколько месяцев.

— Вы очень соскучились?

— А почему ты заговорила об этом?

— Потому что ласка матери — великое дело.

— Откуда ты это знаешь?

— От моей матери…

Больше она ничего не сказала, но мне показалось, что она готова была открыть свою тайну. Мне невольно вспомнилась та толстая, безобразная женщина, но я был так занят в этот вечер своими делами, что не возобновил разговор с Набавией.

Однажды, вернувшись из университета, я не застал Набавии дома. Сначала я подумал, что она вышла за покупками, но настала ночь, а ее все не было. Меня это беспокоило. Куда она могла уйти? Неужели исчезновение Набавии связано с той женщиной? Или, быть может, тут какой-нибудь новый обман? Мои мысли путались. На следующий день я остался дома. В полдень раздался стук в дверь. Я вышел и был очень удивлен, увидев ту женщину. Она спросила:

— Где Набавия?

— Разве она не у вас? Я сообщу о вас в полицию, если вы не возвратите ее.

Женщина спросила удивленно:

— Полиция? Ты бредишь, молодой человек. Где Набавия?

Она кричала, сердилась…

— Но вы лжете, говоря, что вы ее тетя.

Эти слова ее ошеломили. Она закуталась в свое покрывало и, уходя, сказала:

— Я докажу тебе, что я не только тетя, а мать, и Набавия будет меня слушаться…

Прошло четыре месяца. Набавия не возвращалась, и не было даже надежды на то, что она вернется когда-нибудь. Мысленно я желал ей хорошей, чистой жизни.

Как же я был удивлен, когда в один из вечеров в дверях своей комнаты увидел Набавию. Глаза ее блуждали, на лице застыло выражение стыда.

— Войди!

Она молча вошла в комнату.

— Садись! Где ты была?

— Я вышла замуж.

— Ты даже не посоветовалась со мной?

— Он мне сказал, что вы не согласитесь…