Фатерлянд - Мураками Рю
— С вами все в порядке? — спросил Пак.
Хо Чи снова повернулся на своем сиденье и уставился на Куроду.
Машина миновала въезд в паркинг, покатилась по огибавшей отель дороге и, наконец, остановилась у входа в банкетные залы. Водитель вышел и открыл заднюю дверь. Курода, чувствуя дрожь во всем теле, повернулся к Паку и спросил:
— Я что, арестован?
Кореец посмотрел на него, перевел его вопрос Хо, и оба вдруг расхохотались.
— Зачем же нам арестовывать вас, доктор! Проходите, пожалуйста! — сказал Пак. Все еще посмеиваясь, он покачал головой.
— А тогда почему мы идем не с главного входа? — спросил Курода, выбираясь из автомобиля.
Пак снова перевел вопрос военврачу, и тот, помедлив мгновение, разрешил все объяснить.
— Дело в том, доктор, что центральный холл закрыт. Мы переместили наш командный пункт сюда. У нас заболели трое солдат — лихорадка, сыпь и тошнота. Мы хотим, чтобы вы их осмотрели. Кроме того, у нас появились насекомые, и мы не исключаем возможность общего заражения.
Когда они проходили через банкетный зал, Курода почувствовал острых запах дезинфицирующего раствора, и у него перехватило дыхание. Скорее всего, корейцы использовали изопропанол, так как он был сильнейшим раздражителем для кожи, Япония давно от него отказалась. Он спросил об этом Пака, и тот сказал, что дезинфекцию проводил местный специалист. По-видимому, у этого парня был целый склад изопропанола, и он не пожалел своих запасов.
К ним подошел старший офицер, один из тех, что часто выступал по местному телевидению. У него была приятная улыбка; по телосложению он походил на борца дзюдо или регбиста. Одно ухо у него отсутствовало. Он пожал Куроде руку и представился: Хан Сон Чин, полковник, командующий Экспедиционным корпусом Корё. Все четверо — Курода, полковник, Пак Мён и Хо Чи — опустились в удобные кресла в углу вестибюля, девушка в военной форме принесла им чай. Курода начал постепенно успокаиваться.
Корейцы закурили. Похоже, запах дезинфицирующего средства их совершенно не беспокоил. Пак с удовольствием выпустил изо рта струйку дыма и что-то сказал по-корейски командующему. Хан рассмеялся и обратился к Куроде:
— Ну, что вы, доктор! Меньше всего мы хотели бы вас арестовать!
Он подался вперед и похлопал Куроду по плечу:
— Мы вызвали вас сюда, потому что нам нужна ваша консультация.
Хан очень хорошо говорил по-японски, его интонации и произношение были безупречны.
Курода смущенно рассмеялся и покачал головой. Но он прекрасно понимал, что, какими бы дружелюбными ни казались эти люди, они все равно враги.
Вместе с чаем девушка принесла тарелки с корейскими сладостями: круглые и плоские печенья с узорами из белого и черного кунжута. Курода не стал отказываться и попробовал — оказалось довольно вкусно. Его угощал сам командующий ЭКК, но это ровным счетом ничего не означало. Нужно быть начеку. Вежливость корейцев объяснялась тем, что он был нужен им. Как только надобность в нем отпадет, сладостей больше не будет; а если он станет для них сколько-нибудь опасным, его просто устранят.
Допив чай, они прошли по красной дорожке в большое фойе. Далее шел ряд дверей с табличками, на которых значились названия деревьев: «Багряник», «Вяз», «Лавр», «Клен», «Дуб». Двери «дубовой» комнаты были открыты, и Курода увидел внутри три тела, завернутые в желтовато-белую ткань и перевязанную такого же цвета веревкой. Вокруг тел стояли вазы с цветами. Пак сказал, что это погибшие при перестрелке в парке Охори; похороны были запланированы на этот вечер, но из-за предстоящей казни перенесены на завтрашнее утро.
Навстречу им то и дело попадались вооруженные солдаты, офицеры — сотрудники штаба ЭКК и японские муниципальные служащие.
— Ну что, вы готовы? Сейчас покажем вам, в чем дело, — сказал Хан, бросив сигарету в пепельницу.
Полковник первым встал на эскалатор, который вел вниз, на уровень В1, за ним Хо Чи, Курода и Пак.
— Преступники содержатся на другом этаже, — объяснил Пак, похлопывая Куроду по плечу. — Когда подойдут основные силы, мы переведем их в другое место. Мы признаём за заключенными права человека, так что на уровне В2 условия вполне приемлемые, тем более рано или поздно здесь появятся инспекторы из Совета Безопасности ООН. Правда, я допускаю мысль, что они начнут говорить о принципах гуманности, ну, или о чем-то в этом роде, но это уже детали.
Курода подумал, что если сюда приедут инспекторы ООН, то они, чего доброго, могут признать, что ЭКК не представляет никакой угрозы мировому сообществу, и это сделает оккупацию Фукуоки вполне законным актом. Чтобы избавиться от этой мысли, он помотал головой.
— Доктор Курода, — сказал Хан, в свою очередь кладя руку ему на плечо; возможно, в Северной Корее этот жест служил для ободрения. — Китайские власти уже обратились к нам…
Этому человеку шла военная форма. По краю козырька его фуражки цвета хаки шел золотой галун; узкий воротник накрахмаленной белой рубашки стягивал ярко-красный узкий галстук, на левой стороне кителя переливались разноцветные орденские планки. Курода почувствовал себя неловко в своем белом халате. Садясь в машину, он хотел снять его, но Пак сказал, что лучше этого не делать.
Командующий ЭКК был немного выше Куроды, и ему удобно было держать руку на его плече. Курода припомнил, что когда-то видел фотографию, на которой был изображен улыбающийся Ким Ир Сен (или это был Ким Чен Ир?), точно так же державший руку на плече ребенка на церемонии награждения.
— Видите ли, доктор Курода, — продолжал Хан, — торговые отношения с Китаем действительно сильно пострадали из-за введенной вашим правительством блокады. Конечно, на Корею это тоже подействовало, но Китай оказался в гораздо более худшем положении. КНР хочет как можно скорее возобновить торговые операции. Когда подойдет наш флот, мы проведем переговоры с властями Фукуоки об открытии гавани и аэропорта. И как только основные силы высадятся, здесь вновь откроется китайское консульство.
Кивая в знак согласия, Курода стыдился сам себя. Если сюда войдет корейский флот, инспекторы ООН точно не найдут никаких нарушений, независимо от того, что скажет японское правительство, возобновится торговля с Китаем, и таким образом, остров Кюсю будет безвозвратно потерян для страны.
Пак толкнул стеклянную дверь и что-то выкрикнул. В небольшом помещении сидела женщина в белом халате и маске и перебирала какие-то бумаги. Через другую стеклянную дверь видна была парковка, а на ней — пара автобусов и три-четыре машины, видимо принадлежавшие постояльцам отеля или приехавшим на открытие сезона бейсбольным фанатам.
Женщина вскочила и передала вошедшим маски, латексные перчатки и полиэтиленовые бахилы. Ее лицо трудно было разглядеть под маской, но Куроде показалось, что она довольно молодая, не больше тридцати лет. Перед Хо она стояла навытяжку, четко отвечая на его вопросы; Куроде ее не представили.
Помещение паркинга тонуло в полумраке — работал только один ряд флуоресцентных ламп. Понимая, что сейчас он сможет сосредоточиться на пациентах, Курода почувствовал некоторое облегчение. Один из автобусов был превращен в больничную палату. Двери были заклеены скотчем; рядом стояла стремянка. Куроде предложили посмотреть в окно, что он и сделал; стремянку поддерживал Пак. Несколько сидений в салоне было удалено, а вместо них поставлены узкие койки. Больные лежали в напряженных позах, часто и неглубоко дышали. Через стекло было невозможно определить их возраст. Капельниц не было, также не было видно ни одного судна, а туалет находился в углу парковки — слишком далеко, чтобы больные могли дойти. Курода спросил, как же они облегчаются, и женщина на ломаном японском объяснила, что сама выносит за пациентами. Используются подгузники, которые собираются в мешки и потом сжигаются. Сотрудница изолятора также сказала, что в настоящий момент никакого лечения еще не проводится — больных только поместили в изолятор.
