Фатерлянд - Мураками Рю
Пак отодрал скотч и открыл дверь; отодвинув толстую пластиковую штору, они вошли внутрь (сам Пак остался снаружи). В салоне было жарко и душно, вентиляция отсутствовала, но Куроде объяснили, что время от времени в автобусе заводят двигатель, чтобы включить кондиционер. Коек было шесть; снятые громоздились в задней части.
— Пока что сюда помещено трое… но будет больше, если это заразная болезнь, — прокомментировала женщина.
На ближайшей к Куроде кровати лежал молодой солдат с бритой головой. Поверх майки на нем был гостиничный халат; халат задрался, обнажив подгузник. Правая рука солдата была перевязана. Стетоскоп, пинцет, медицинская кювета, марля, бумажные салфетки, вощеная бумага, деревянные шпатели — все это лежало на узком столике рядом с койкой, еще Курода увидел термометр и ультразвуковой стерилизатор, который, конечно же, не мог работать из-за отсутствия достаточного напряжения. На полу стояли бутылки с питьевой водой.
Из препаратов в наличии были дезинфицирующий раствор, изодин (антисептик), мазь серого цвета (на контейнере была надпись на хангыле), упаковка ампициллина и какой-то белый порошок в бутылке. Женщина объяснила, что это эфедрин, разведенный соляной кислотой, и что они используют его для предотвращения инфекции, вызванной кашлем. Курода заметил, что этот препарат опасно давать больным в лихорадочном состоянии из-за многочисленных побочных эффектов, но Хо что-то прокричал сквозь свою маску, и женщина перевела:
— Да, нам это известно. Мы держим его на самый крайний случай.
Курода попросил измерить больному температуру. Термометр показал тридцать девять и четыре десятых градуса. Пульс был учащенный. Типичных симптомов респираторного заболевания не наблюдалось. Курода уточнил, было ли лихорадочное состояние постоянным или периодическим. Женщина заглянула в историю болезни и сказала, что лихорадка не прекращается с момента начала болезни. По поводу повязки на руке Хо объяснил, что в этом месте у больного язвенные высыпания. На соседней койке лежал солдат, забинтованный от лодыжек до коленей, а у другого бинты покрывали обе руки, шею и грудь.
Сочетание сыпи и высокой температуры существенно затрудняло постановку диагноза — слишком общие симптомы дня большого количества заболеваний, от незначительных до смертельно опасных. По просьбе Куроды с руки первого солдата сняли повязку. Рука покраснела и опухла от запястья до плеча. Курода зажег фонарик, который протянул ему Хо. На запястье сыпь была не выраженной, но на локтях возникли волдыри, а выше, у плеча, образовались многочисленные язвы. Курода спросил солдата (он был в сознании), чувствует ли тот боль, и солдат ответил, что у него болят мышцы и суставы. Конъюнктива была налита кровью, лимфатические узлы на шее воспалились. Как оказалось, сыпь была и на языке.
Курода попросил женщину снял подгузник с больного и осмотрел его половой орган. Выделения отсутствовали, что исключало возможность заражения половой инфекцией. Он спросил про тошноту и рвоту, причем ему пришлось потратить некоторое время, чтобы объяснить значение слова «тошнота». Солдат ответил, что ничего такого у него нет и что он вообще не чувствует себя больным.
Прощупав пространство между легкими и печенью, Курода не нашел ничего необычного. Но когда Хо и женщина попытались по его просьбе приподнять больного, тот сразу же застонал от боли. Курода взял со столика стетоскоп. Это был древний аппарат, который теперь вряд ли используют даже в самых отдаленных провинциях Японии. На металлической части выступили грязные пятна коррозии, резиновые трубки задубели и растрескались. В нижнем левом предсердии слышались какие-то шумы, но было трудно установить, что это на самом деле, — поврежденный клапан или коронарная аневризма.
Хан Сон Чин поинтересовался, заразная ли болезнь у солдата, и Курода сказал, что не исключает такой возможности. На лбу полковника выступили капельки пота. Курода тоже покрылся испариной, и женщина, пока он проводил осмотр, промокнула его лоб тканью. Вдруг на оконном стекле Курода заметил маленькое насекомое — таких он еще никогда не видел. Хо раздавил непонятную козявку обтянутым перчаткой пальцем.
По окончании осмотра больной спросил женщину, является ли Курода врачом. Получив утвердительный ответ, парень приподнял голову и поблагодарил его. Он был сильно ослаблен, хотя и хорохорился, и ему было приятно, что доктор потрудился внимательно осмотреть его. Курода пожалел о том, что у него не было с собой никаких лекарств, но хуже всего было то, что он так и не смог определить болезнь. Все, что он мог пока сделать, так это посоветовать больному как следует поспать. Тот кивнул и постарался как можно шире улыбнуться.
Второму солдату было под тридцать. В районе правого глаза и на лбу у него было большое родимое пятно, которое почти не отличалось от сыпи. С ним все обстояло гораздо хуже. У него были рвота и понос, и он едва мог говорить. Так как его мучил постоянный озноб, он был укрыт сразу несколькими одеялами, и Курода настоял, чтобы оставили только одно, так как укутывание только усиливает лихорадку. Градусник показал тридцать девять и семь десятых. Простыни были окрашены в желтоватый цвет от рвоты желчью, в подгузнике Курода обнаружил черные следы кала. Он спросил солдата, ощущает ли то зуд в ногах, но больной к этому моменту потерял сознание. Курода решил проверить зрительный нерв и включил фонарик — нерв был в порядке. Сыпь не изъязвлялась, однако на теле были припухлости.
Командующий снова вытер вспотевший лоб. Диарейные миазмы при отсутствии вентиляции становились поистине невыносимыми. Чтобы хоть как-то освежить воздух, он предложил завести двигатель, но Курода сказал, что шум и вибрация помешают ему завершить осмотр. Он уже заметил синие пятна на свободных от сыпи участках ног больного. Как и у первого солдата, конъюнктива была наполнена кровью, губы растрескались, слизистая оболочка ротовой полости воспалилась, а на языке появились пятна клубничного цвета. Лимфатические узлы на шее были воспалены.
Примерно такая же картина наблюдалась и у третьего больного.
— Вполне возможно, что это геморрагическая лихорадка, — сказал Курода, когда они вышли из автобуса и переменили резиновые перчатки.
Пак перевел, и Хо ответил, что геморрагическая лихорадка встречается в Южной Корее, но вряд ли в Японии может быть такое. Курода согласился с ним, но сказал, что носителем опасного вируса является полосатая полевая мышь; случаи заболевания фиксировались в Южной Корее и Восточном Китае, хотя, насколько было известно Куроде, в Южной Корее последняя вспышка произошла двадцать лет назад. Инкубационный период геморрагической лихорадки соответствовал двум неделям, так что если пациенты действительно подхватили ее, то это должно было случиться еще до их прибытия в Японию.
Курода уточнил, когда именно проявились первые симптомы.
— Где-то полдня назад, — ответил Хан.
Хо пролистал журнал и добавил:
— Первый пациент начал жаловаться на недомогание около одиннадцати часов назад, второй — десять часов назад, а третий — восемь часов назад.
Корейцы решили сразу изолировать заболевших и для этого выбрали помещение паркинга.
Курода спросил, известны ли случаи геморрагической лихорадки в Северной Корее, и ему без особой уверенности ответили, что никогда о ней не слышали. Но тем не менее полевые мыши, ввиду близости китайской границы, запросто могли оказаться и на территории КНДР, так что полностью исключить риск заражения нельзя. Командующий с запинкой признался, что медицина в Республике еще не находится на должном уровне.
— Скажите, если это инфекционное заболевание, оно может распространиться на других солдат? — спросил Хан.
— Человек является конечным носителем вируса, — пояснил Курода. — То есть вирус геморрагической лихорадки не передается от человека человеку. Если это действительно то, о чем мы говорим, — добавил он после короткой паузы.
Он поинтересовался у Хана, делали ли солдатам прививку от кори.
