Дин Кунц - Эшли Белл

В написании этого сюжета участвовали два автора. Помимо самой Биби Блэр, пишущей книги и считающей, что все о себе знает, существовала другая Биби Блэр, Теневая Биби, наделенная паранормальным талантом, утаенным от своей сестры-близнеца с помощью трюка с забыванием. Обе они, желая унять душевную боль и обрести душевный покой, обращались к сочинительству. Придумав поиски Эшли Белл, Биби на самом деле пыталась узнать о себе всю скрываемую до сих пор правду, ибо это наделяло ее способностью изменять ткань бытия не только здесь, но и в реальном мире. Например, она сможет излечить себя от рака. А вот Теневая Биби вознамерилась сохранить знание об этой силе в дыре памяти, куда ее в свое время запрятал Капитан, ибо знание это было связано с сильными травматическими переживаниями. Чтобы помешать Биби понять, что ее настоящий враг – собственное альтер эго, Теневая Биби создала антагониста – Терезина. Теперь, когда Биби и Теневая Биби воссоединились в единое целое, вернув себе память, антагонист стал им больше не нужен.

Слегка проведя плоской стороной лезвия по горлу девочки, Терезин промолвил:

– Если я ее убью, ты тоже умрешь.

Сначала Биби не совсем поняла, что Терезин имеет в виду и как он вообще может о таком знать. Она уже подумывала о том, чтобы попытаться вычеркнуть его из созданного ею мира, провести по этому человеку своим ластиком так, как она сделала с Чабом Коем.

Терезин улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Не сработает, прекрасная Биби. Сама хорошенько подумай, и ты поймешь почему…

Биби ощутила, как развитие сюжета ускользает из ее рук. Она почувствовала себя растерянной. У нее началась легкая клаустрофобия. Архитектура этому всецело способствовала. Длинная цилиндрическая форма зала и окна-иллюминаторы создавали иллюзию, что она находится внутри подводной лодки. Туман, словно сумрачный океан, достигал окаймленных бронзой стекол. Учитывая грандиозность зала и манию величия, заметную во всем, эта субмарина вполне могла быть «Наутилусом» Жюля Верна, а Терезин – капитаном Немо с заскоками Ахава[112].

Он сказал: «Если я ее убью, ты тоже умрешь».

Смысл его слов внезапно дошел до ее сознания. Девушку качнуло, когда о ее тело ударилась парапсихологическая сейсмическая волна. Ему известна правда о поисках Биби: она хочет спасти себя, избавившись от рака. Для этого Биби надо встретиться с Эшли Белл. Зачем? Она еще точно не знала. Если Терезин был всего лишь придуманным ею персонажем, служащим определенным целям развития сюжета, он не может знать о ней ничего такого, за исключением тех эпизодов, в которых принимал непосредственное участие. Терезин не должен был бы знать, что, убив девочку, он тем самым погубит саму Биби.

– Рак пожирает твой мозг, – продолжал Терезин. – С каждым днем, если не с каждым часом твоя созидательная сила писательницы уменьшается. Вскоре ты не сможешь придумать даже рассказ, не говоря уж о длинном приключенческом романе. Если я убью девочку, твое выматывающее путешествие окажется напрасным. Тебе придется начать все заново с новыми персонажами, с новыми приключениями, ты будешь вынуждена придумывать еще одну историю ради собственного спасения. Но времени у тебя на это уже нет.

Возможно, рак уже дал довольно сильные метастазы. Думать становилось все труднее. Биби понимала: услышанное ею – лишь часть правды, но у девушки не хватало сил постигнуть то, о чем умолчал Терезин. Ее решимость пошатнулась. Ею завладело дурное предчувствие.

Сидящая в кресле красивая девочка хранила запечатленное на фотографии выражение невозмутимости, дающейся ей с большим трудом, маски, надетой для того, чтобы похититель не имел удовольствия лицезреть обуреваемые ею чувства.

– Скажи, – промолвил Терезин, – когда ты пишешь, вынуждена ли была придумывать персонаж, кажущийся тебе не менее реальным, нежели человек, которого ты встречала в реальном мире?

– Бывало, но к тебе это не относится.

– А не случалось ли так, что персонаж обретал свободу воли и начинал совершать действия, которые первоначально по твоему плану не предусматривались, но в то же время целиком отвечали характеру этого персонажа?

– У каждого писателя, доверяющего своей интуиции, такое случается. Для этого персонаж должен быть проработан до мельчайших подробностей.

Даже снисходительная ухмылка могла сойти за милую улыбку на этом красивом лице.

– А разве не возникало у тебя жутковатого чувства, когда, сидя за компьютером, тебе начинало казаться, что один из твоих персонажей догадывается, кто руководит его жизнью, что его выдумали и создали? И вот этот персонаж поднимает бунт, и тебе приходится прилагать немало усилий, чтобы заставить его следовать намеченным тобой курсом.

– Нет, – солгала она. – Такого не бывает.

– Литература – опасное искусство, Биби Блэр. Ты создаешь новые миры, населенные людьми настолько реальными, насколько реальными можешь их сделать. Знаешь, как ученые объясняют возникновение Вселенной?

Биби снова попыталась покончить с Терезином… На сей раз посредством аневризма… Потом она представила себе, как мужчина падает, сраженный инфарктом.

Терезин смотрел на нее со снисходительной улыбкой, в которой сквозила жалость. Эта снисходительность бесила Биби.

Когда прошло достаточно много времени, чтобы стало ясно: избавиться от него не удастся, Терезин повторил свой вопрос:

– Знаешь, как ученые объясняют возникновение Вселенной?

– О чем ты?

– Они вообще ничего объяснить не могут. Нет, Большой взрыв дал им основание утверждать, почему и как Вселенная расширялась, но, если задать им вопрос, откуда все появилось, ученые не найдут ответа. Некоторые говорят, что Вселенная произошла из ничего. Они придумывают смехотворные, не поддающиеся проверке теории с целью доказать, что не только что-то может произойти из ничего, но и подобное случается постоянно. Действие без причины. Эффект без предпосылки.

В кресле Эшли Белл смиренно зажмурилась, словно девочка почувствовала в модуляции голоса Терезина, что вскоре дело дойдет до крещендо и, чтобы подчеркнуть важность своих слов, мужчина перережет ей горло.

– Но некоторые философы, включая самых уважаемых и влиятельных, утверждают: мир был придуман, – продолжал Терезин. – Ученые, заявляющие, что из ничего может получиться все, потешаются над философами, однако воображение, по крайней мере, предполагает источник и стоящую за ней силу. Так как мое существование вызвано тем, что ты придумала и рассказала сама себе мою историю, я склоняюсь на сторону философов.

– К чему ты клонишь?

Мужчина отвел от горла Эшли нож, позволив свету отразиться от лезвия.

– Литература – опасное искусство, – повторил он. – Создавать миры – рискованное дело. Рискуют не только читатели, которых могут переманить от света к тьме, от добра к злу, от надежды к отчаянию. Рискует также автор.

Пока нож не был прижат к горлу Эшли, у Биби была возможность наброситься на Терезина и сбить его с ног. При падении он может удариться головой о гранитную столешницу и выронить оружие. Биби прикидывала, как этого добиться. Застать Терезина врасплох, устремившись к креслу, на котором сидит девочка. Воспользоваться инерцией движения и своей силой, чтобы толкнуть кресло на врага. Неблагоразумно. Без учета последствий. Обдуманное действие всегда лучше необдуманного. Девушка колебалась.

– Когда автор создает своих героев, – промолвил Терезин, – он… она думает, что знает, какие страдания должны свалиться на голову того, кто, как я, предпочел путь силы всему остальному. Вот только с твоим воображением, тесно связанным с паранормальными способностями, ты наделила меня куда бóльшим, чем можешь предположить.

Схватив левой рукой голову Эшли, он откинул ее назад, а затем поднес острие ножа к коже за скулой. Шанс напасть на него был утрачен.

– А еще можно вогнать лезвие ей через рот, прямиком в мягкие ткани нёба, а оттуда в мозг. Как думаешь, уже настало время?

За прикрытыми веками глаза девочки закатились.

Взгляд Терезина схлестнулся со взглядом Биби. Он бросал ей вызов. Его глаза блестели черным льдом. Ни капельки тепла.

Гитлер вел политику, приведшую к систематическому истреблению миллионов, но он ни разу не побывал ни в одном лагере смерти, не наблюдал за тем, как людей расстреливали, отправляли в газовые камеры либо еще полуживых везли в крематории. Он не бывал в концлагерях, где голодающие политические, военнопленные и христиане умирали от непосильного рабского труда. Когда города его страны бомбили, Гитлер ни разу не ходил среди руин, не подбадривал гражданских, не старался поднять их дух. Он мог отдать приказ совершать чудовищные злодеяния, но был слишком брезглив, чтобы видеть это.

Если Терезин и его секта придут к власти, он не только без угрызений совести будет отдавать приказы учинять массовые убийства, а и сам с большим удовольствием станет участвовать в казнях.