Когда налетел норд-ост - Анатолий Иванович Мошковский
Надо было с утра зайти к нему и поговорить обо всем. Ведь решил же… «А вдруг его сейчас приведет Перчихин?» — внезапно подумал Виктор.
Нет, надеяться на это было трудно.
Перчихин привел какого-то незнакомого длинноволосого парня с пронырливыми мышиными глазками и мелкими частыми зубами. Присаживаясь за стол, Перчихин сказал:
— Не захотел Вовка — и черт с ним. Втроем будем играть.
Играли вяло, зато непрерывно сыпали анекдоты. Но Виктору все равно было не по себе. Тянуло на палубу, под тусклое заполярное солнце.
— Слушай, а ведь Северьян добрый мужик, — неожиданно сказал Виктор, козырем червей кроя десятку Перчихина и выходя из игры.
— Ничего… А почему ты вдруг вспомнил о нем?
— Да просто так…
— Ничего мужик… — рассеянно согласился Перчихин. — Ты хочешь, чтоб я сказал, как оно есть или как тебе хочется?
Виктор опустил на кулак голову.
— Валяй как есть…
— Не знаю, добрый ли он мужик, но промысловик он идеальный: не ломает голову над высшими проблемами бытия. Для него весь смысл жизни — не потерять трал, правильно вооружать его, чтобы хорошо раскрывался и черпал как можно больше рыбки. Самоотвержен до чертиков! Стоит ему оставить на грунте последнюю шкуру — свою готов содрать и пришить к тралу. В буквальном смысле живет на износ! Ради трески и окуня… Поэтому в большой чести у судового и флотского начальства. Да и сам стал маленьким начальником: предсудкома выбрали, властью наделили, отсюда в нем и апломб… Любит поиграть и в благодетеля: пытается выбить комнатушку для Шибанова. Да пока что не удается. Еще любит он поиграть в скромника: судовой комитет решает, чьи физиономии приклеивать на доске Почета, так вот несколько раз голосовали за его, курзановскую, конопатую личность, да он ни в какую — сам, дескать, председатель комитета, неловко. А в общем-то он мужик отчаянный, не то что Васька, тот законченный трус: сколько ходит в море, а волны боится…
— Что так? — спросил Виктор.
— Смыло его года два назад волной за борт вместе с отходами от шкерки, швырнули ему спассредства, да он от страха не заметил круга, зато новая волна пожалела, зашвырнула его на ту же палубу. С тех пор он трясется, видеть не может даже небольшой волны — бледнеет, речь теряет и норовит уползти с палубы…
— Почему же он не списывается на берег? Другой бы на его месте…
— Где он еще столько заработает?
Пока они играли, несколько раз отворялась дверь, и в кубрик зачем-то заглядывали разные люди — то Бубликов, то бородатый Грунин, то еще кто-то.
Через три партии Виктор не выдержал и сказал:
— Ребята, не надоело еще? Хватит. Да и некогда мне: ведь я на работе… Пошли наверх?
— Чего вы там не видели? — сверкнул мышиными глазками Петька. — Насмотритесь еще…
Виктор вышел из кубрика и двинулся по трапу вверх.
Лучше б и не спускался к Перчихину. Наверно, тот прав почти во всем. Но легче от этого не было. Ругал или хвалил тот тралмейстера? Скорей хвалил. Но лучше бы уж молчал. Впрочем, кто его знает… И потом… потом… Так ли уж плохо, что Северьян Трифонович не ломает голову над высшими проблемами? Так ли они нужны рыбакам? У них полно своих… К тому же не совсем еще ясно, что Перчихин имеет в виду, говоря об этих проблемах. А что даже небольшая профсоюзная власть на судне немного изменила старшего мастера по добыче рыбы — так это ж и понятно. Но какой он в целом — стоящий или только кажется таким?
На палубе все оставалось по-прежнему: те же люди возились с тралом, задувал тот же ветерок, но уже было не так прохладно. Солнце, что ли, вошло в силу?
Курзанов и Василий работали на разных краях расстеленного трала. Виктор присел на корточки рядом с Василием, помедлил немножко, чтоб помтралмейстера привык к нему, и спросил:
— Скоро мы придем к своему квадрату?
Воткнув в борт куртки деревянную игличку, Василий пожал плечами:
— У них спросите, — он кивнул на ходовую рубку, где за стеклом виднелись Шибанов, Лаврухин и капитан. — Они знают точней.
Виктор решил подняться в рубку, но, увидев холодное и безучастное лицо рулевого, раздумал. Постоял на корме, содрогавшейся от работы гребного винта, и, заметив на полубаке Бубликова — совершенно рыжего и нескладного Бублика, чем-то напоминавшего Колю, но более уверенного и общительного, — полез к нему по трапу. Тот сидел на толстых мотках сетей.
Шмыгнув носом, Бубликов вежливо пододвинулся, и Виктор присел рядом. Что знал он об этом парнишке? Да почти ничего: приехал в Мурманск с периферии, завалил какой-то экзамен в мореходку и пошел матросом в траловый… Хотелось потолковать с ним, вызвать на откровение: неужели он настолько безвольный, что во время стоянок в порту ему требуется «конвоир»? Разговор предстоял не короткий, а здесь, на полубаке, дул такой пронизывающий до костей ветер, что Виктор вмиг закоченел.
— Сейчас вернусь, погоди… — Виктор сбегал в каюту, надел плащ, пришел на старое место. Бубликова там уже не было…
Что ж это он? Ведь не на вахте же…
Какое-то время Виктор сидел один.
На душе было тягостно и одиноко. Опять закралась мысль, что честней было бы отказаться от этой командировки, но теперь поздно об этом сожалеть, надо действовать, вникать и разбираться.
«Меч-рыба» полным ходом шла вперед, ее слегка покачивала небольшая плотная волна, но это было совсем не опасное, скорей даже приятное покачивание.
Виктор постоял у небольшого медного колокола на полубаке, оглядел сверкающее море, послушал тугой плеск и шелест волны разрезаемой форштевнем траулера.
Шибанов по-прежнему был у штурвала. Рядом с ним расхаживал Лаврухин, а Сапегин с крыла рубки смотрел в бинокль.
Виктор слез с полубака и пошел к ходовой рубке. Нечего обращать внимание на Шибанова!
— Скоро будете ловить? — Виктор поднялся к капитану.
— Нет. Еще около суток ходу до Норвежского желоба, — не отрывая от глаз бинокля, сказал Сапегин. — Руководитель группы наших кораблей сообщает, что приборы фиксируют там скопления трески и морского окуня. Не очень густые, но кое-что можно взять, и капитаны судов, промышляющих там, подтверждают и указывают координаты…
Глава 7
НОРВЕГА
Сапегин шагнул в рубку, подал команду рулевому и громко, властно, каким-то совсем новым, непривычным для Виктора голосом отдал приказ по переговорной трубе в машинное отделение.
Сильней застучал двигатель, и судно чуть изменило курс.
Сапегин взял с полки, где лежали карты и лоции, какую-то толстую, обтрепанную
