Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
Никита подумывал: надо бы Кольке какой-нибудь подарок сообразить к началу учебного года, портфель там или авторучку. Но вспоминалось это всегда в неудобные моменты: или в рейсе, или когда они катались с Наташей. Не встанешь тут же, не пойдешь, не купишь…
А вскоре Никита пригласил Наташу посмотреть, как он выразился, его «берлогу».
К ее приходу он окопал березки, напитал влагой корни, обильно окатил из шланга кроны — пусть выглядят веселей.
Когда переодевался, еще раз, на всякий случай, оглядел комнату. Теперь она не казалась казенным помещением, какой-никакой, но скапливался в ее стенах жилой дух. Сильно способствовали этому желтенькие шторы на окне к большой фотоэтюд над кроватью, купленный в художественном салоне (зашел он туда случайно, по пути в пельменную). Размер фотографии и природа, изображенная на ней, произвели на Никиту впечатление. Две лодки, привязанные к полузатопленному пеньку, черная ветвь ивы сбоку и луна на небесах, окруженная прозрачными облаками. Фотография особенно хорошо смотрелась, когда на улице было солнечно, а шторы задернуты.
«Живу сурово, как медведь», — подумал Никита, потому что перед приходом Наташи его взгляд освежился и он мог посмотреть на окружающее как бы посторонними глазами.
Кое-чем он остался недоволен.
«И когда же наполнится эта чертова чаша до краев? — подумал он, имея в виду пустые углы. — Телевизор, что ли, купить? Пусть стоит. Да, телевизор надо бы… а на него поставить красную квадратную свечу в деревянном подсвечнике».
Все остальное было в полном порядке. Никита посмотрел на часы: пора идти, встретиться с Наташей он должен на трамвайной остановке.
Остановка была недалеко, да и в резерве еще пятнадцать минут. Но Никите хотелось прийти первому, чтобы увидеть, как Наташа выходит из вагона, подать ей руку.
И все-таки он опоздал — Наташа поджидала его возле газетного киоска. Белые волосы лежали по плечам, поблескивали на солнце большие фиолетовые очки, которые странным образом делали всю ее еще тоньше, еще миниатюрней.
— Спим долго, — приветливо сказала она.
— Да нет, — ответил Никита. — С березками провозился. Из рейса как-то привез. Ухаживаю.
Наташа взяла Никиту под руку.
— Ты мне их покажешь?
— Покажу, — ответил он, прислушиваясь к Наташиной ладони, плотно обхватившей его руку.
Неожиданно разные мысли стали приходить ему в голову: неудобно вроде бы таким образом идти через двор. Все будут видеть. Время сейчас такое, что пенсионной публики на скамейках у подъездов — тьма-тьмущая. Начнут базарить за спиною. И Наташа, как назло, выглядит совсем девчонкой, хоть бы очки сняла. Начнут беззубые рты разевать — ребенка, вроде того, привел. Но освободиться от Наташиной руки тоже было выше всяких сил.
Никита стал закуривать, нагнулся, якобы защищаясь от ветра. Наташа спокойно переждала и снова взяла его под руку.
Шел он, словно на дыбу, и думал: скорей бы все кончилось. А хотел еще березки показать… Какие тут березки!
Они проходили по двору, и Никита молчал, опустив голову, зорко постреливая взглядом по сторонам. Вдруг он чуть было не припустил назад: у веревки, натянутой между двух столбов, стояла Вера и закрепляла прищепками выстиранную мужскую рубаху. Она их сразу увидела, словно знала, что они пойдут, замерла, открыв рот.
«Негодяйка, подлая женщина, только бы испортить, негодяйка», — стал гипнотизировать себя Никита, чтобы найти силы с достоинством преодолеть оставшиеся метры.
На лестнице Наташа спросила шепотом:
— Кто эта женщина?
— Какая? — повеселевшим голосом уточнил Никита.
— Которая рубашку вывешивала. Почему она так на нас смотрела?
— С рубашкой-то? А-а-а, — словно вспомнил Никита. — Это Вера.
— Какая еще Вера?
— Ну, как бы тебе сказать, моя бывшая жена.
Наташа отпустила его локоть и остановилась.
— А почему она здесь? — Наташин голос, к удивлению Никиты, стал жестким.
— А где же ей быть? Она, в некотором роде, живет в соседнем подъезде.
— Неплохо устроился.
Наташа продолжала вопросительно смотреть на Никиту, и он впервые пожалел, что не умеет врать.
— Так исторически сложились обстоятельства. Она — там, я — здесь.
Он достал ключ и открыл дверь.
— Ты, Наталья, на всякую ерунду не обращай внимания, — попросил он и почувствовал с удовольствием, как из комнаты от недавно вымытого пола потянуло свежестью.
— Странно, я сейчас подумала, ты так мало рассказывал о себе, все о работе. И мне просто в голову не приходило, что у тебя может быть что-то еще… Я тебя вообще считала машиной, не автомобилем, а машиной, которая только и настроена на работу, на общественные дела. Мне почему-то показалось, что ты и сам растерялся.
— Да ну, господь с тобой, даже глазом не моргнул. Все это было так давно…
Как и рассчитывал Никита, в первую очередь Наташа подошла к этюду и долго рассматривала его. Потом она села у окна, сложила ладони на коленях, сощурилась и стала похожа на уставшего котенка.
— Никак не могу у тебя отделаться от ощущения какой-то странной пустоты, — сказала Наташа. — Странно видеть дом, в котором нет ни одной книги, ни одной газеты, ни одного бумажного листика. Карандаш-то хоть у тебя есть? Принесут телеграмму, чем будешь расписываться?
— Они свой носят карандаш, на веревочке, — ответил Никита из кухни.
Но сказанное Наташей показалось ему достаточно серьезным. Он перестал резать сыр и прошел в комнату.
— Видишь ли, — сказал он, — у меня всегда была большая библиотека. Целая этажерка. И Пушкин был, и Лермонтов, «Война и мир», «Записки охотника». Много всего было. Когда разводились, я не стал связываться с Верой; пусть, думаю, заберет все. Ладно, все наживное. А газеты я в гараже читаю, в красном уголке. Сяду за столик — и всю подшивку к себе.
— Все равно как-то странно, — упрямо повторила Наташа. — Странно, вот и все. Ну, ладно. А ты знаешь, Никита, у тебя очень чистенько. Я думала, действительно берлога, далее с собою пачку порошка прихватила, может, думаю, помыть, почистить чего.
— Золотце ты мое, — умилился Никита. — Сейчас будет кофе. Стараюсь не хуже твоего.
Наташа вышла на кухню, чтобы быть рядом с Никитой, видеть его, удивляться мужскому умению в делах немужских.
— Телевизор думаю купить, — сказал Никита. — Программа «Время» — это вещь. И еще люблю про зверей. Не знаю, кто как думает, а мне кажется, что кое в чем они разумнее нас. Они как-то добрее.
— Да, — согласилась Наташа. — Телевизор стоит. Но тебе, Никита, нужна и стиральная машина.
— А это зачем?
— Стирать. Рубашки стирать. Быстро и хорошо.
— Да нет, пожалуй, пока обойдусь. Быстро, да не хорошо. Машина тут же изнашивает рубашки, пару стирок — и полезут петли да швы.
Наташа засмеялась.
— Нет, Никита, ты решительно все знаешь. А ты долго прожил
