Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
Колька сидел на стуле в центре комнаты, и взгляд его продолжал оставаться мрачным и отчужденным. И Никита, севший напротив, вдруг в первый раз увидел, что верхние веки у Кольки тяжелы, как у матери.
— Такие вот дела, — сказал Никита. — Мать уже, наверное, все уши прожужжала? Ты когда приехал?
— Сегодня.
— Вот видишь, как всё…
Колька промолчал, а Никита подумал: как, однако, быстро бежит время — более месяца прошло…
— Ты давай выше голову, — сказал Никита. — Все не так смертельно.
— Да-а…
— Тут пустота пока. — Никита обвел глазами почти голую комнату и почувствовал, что голос его набирает необходимую крепость и уверенность. — Не в шмотках дело, Николай, а в нашем труде. В труде на благо… Пока варит голова, работают руки, все наживное. — И добавил назидательно: — Коля! Великая штука — иметь профессию! Быть мастером!
Неожиданно добавил и сразу понял: не сейчас бы говорить об этом. Не время. Не место. Заколдованный отчужденным Колькиным взглядом, он подумал: несу какую-то чушь, Кольке сейчас необходимы совершенно другие слова. Но перестроиться не мог.
— Тебе, Николай, надо упорно учиться. Хорошо бы после школы в техникум, а еще лучше в институт. По себе знаю, тут уж, как говорится, на своей шкуре…
Колька продолжал молчать. И Никиту охватила тревога.
— Жить у меня хочешь? А? Живи-и!
Колька не ответил.
— Мать чего наболтала?
В это время низким голосом, как маленький пароходик, загудел на кухне чайник.
Никита быстро вышел на кухню, радуясь этой паузе: ополоснул кипятком посудину для заварки, бросил в нее щепоть чаю.
«Не то говорю. Надо бы ему сказать так: Колька, вот и осиротели мы по причине всеобщей глупости. Но мы — два мужика, Колька. Мы это переживем. Мы все наладим, вот увидишь. И еще кое-кто будет завидовать нам. Неси свои вещи, Колька, и давай прямо сейчас же начинать новую жизнь».
Никита нарезал крупными кусками колбасу и хлеб.
— Николай, идем.
Колька появился в дверях, оперся плечом на косяк. Ну и вымахал парень: его высокая широкоплечая фигура заполнила весь дверной проем.
— Значит, мать наболтала кой-чего? — снова спросил Никита, не глядя на Кольку и разливая чай. — Уж таким, наверное, мерзавцем представила… Да?
Колька шмыгнул носом и промолчал.
«Смотрит сейчас и решает, — подумал Никита, — кто подлец, кого предать: отца или мать? Точно, точно, решает, кто подлец. Надо бы пустить мысли его в другом направлении, рассказать ему, что два мужика — это сила, это же и по улице пройтись не стыдно! Чего-нибудь в этом плане…»
Но наперекор себе Никита спросил:
— Тебе сколько сахару?
«Черт возьми, руки трясутся. Надо говорить! Надо успокоить парня!»
И неожиданно для себя Никита сказал:
— Все, Колька, придет в норму. Пусть не сразу, но придет. В любом случае без материальной помощи не оставлю. — И он посмотрел на сына, как будто ожидал от него бурной радости. Но в глазах сына стояли слезы. — Колька, ты чего?
Колька махнул рукой и выбежал. Дверью он хлопнул так, что в углу запела стеклотара.
— Николай, — кинулся следом Никита. — Ко-олька!
Сбивчивый топот стремительно падал вниз, и перед тем как бухнула входная дверь, до Никиты донеслось:
— Не нужны твои деньги!
«Все!» — подумал Никита со странным чувством облегчения и злости.
Рано утром к нему позвонила Вера. Открыл дверь — не вошла, стояла на пороге, теребя платок.
— У тебя, что ли, Колька? — спросила она. По голосу и по цвету лица Никита понял: ночь не спала.
— Нет, к тебе ушел, домой.
— Ну и гад же ты, — сказала Вера и хлопнула дверью.
«Пора кончать! Пора кончать! — Все утро стучали молоточки в висках Никиты. — Надо Кольку брать к себе. Строго брать. Официально. Отсудить. Чтобы и комар носа… Только так! Только так!»
И Никита решил сегодня же сходить к юристу.
Но день был снова жаркий, мелкая повседневная суета сомкнула на горле Никиты свои железные пальцы, и все недавние события и связанные с ними волнения отодвинулись за тридевять земель.
8
Впереди было два свободных дня.
Никита еще раз тряпкой прошелся по ветровому стеклу и решил, что хватит. Сияла каждая никелированная деталь. Несмотря на то что многое пришлось повидать на своем веку «жигуленку», выглядел он сейчас так, словно только что сошел с заводского конвейера.
«А не прокатиться ли по городу? Просто так, для собственного удовольствия? Пожалуй, это единственное, чем сейчас хотелось бы заняться.
С юристом пока можно погодить. Будет разумней для начала поговорить с опытными людьми, с теми, у кого давно развал в семье. Интересно, что предпринимают они?»
Никита вывел машину и покатил широким центральным проспектом.
В своей машине он отдыхал, чувствовал себя человеком; здесь за спиною не было сорока пяти пассажиров, сам за все в ответе. Правда, еще за пешехода. Но с пешеходом ничего не случится — пусть живет.
Никита мягко притормаживал у светофоров, поглядывал на пестрые витрины магазинов и не переставал удивляться: сколько же народу живет в городе! И откуда берется такая прорва продуктов, чтобы всех прокормить?
Много было «голосующих», они стояли столбиками и напоминали сусликов на обочинах сельских дорог.
«Тоже спешат куда-то, — обычно с теплотой думал о них Никита. — И куда спешат, денег, что ли, много…»
Но подсаживал он редко: не любил в своей машине посторонних.
В последнее время Никита пересмотрел свой взгляд на этот вопрос: не мог отказывать молодым одиноким женщинам, нога сама нажимала на тормоз. Знал Никита — баловство все это, нельзя в каждой попутчице видеть будущую подругу жизни. Понимать-то понимал, но поделать с собою ничего не мог.
Вот и сейчас притормозил, спросил любезно:
— Куда вам?
— Совсем рядом, — неожиданно низким голосом ответило изящное белокурое создание и назвало микрорайон.
— Ничего себе «рядом», — добродушно отреагировал Никита и долгим взглядом уставился на свои часы, будто бы времени было у него в обрез.
— Я очень прошу.
— Ладно. Садитесь.
Женщина села, и Никита скорее почувствовал, чем увидел, что у нее длинное платье и коленки совсем не видны. И отчего-то ему сразу стало грустно. Вот старый козел! Будто так нужны ему эти коленки. Уж сотню раз убеждался: не умеет знакомиться, не умеет ни с того ни с сего начинать и поддерживать разговор.
— Вы очень плавно ведете машину, — сказала женщина.
