Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
«Они чокнулись на самообразовании…»
— Детей надо рожать, Зоя, — сказал Никита отечески. И по тому, как покраснела женщина, понял, что сказал совершенно бестактную вещь.
Она молчала, и по ее покорному молчанию, по той тишине, которая вдруг образовалась между ними, Никита понял: Зоя ждет от него существенного слова.
На малое время Никиту охватило сомнение: правильно ли он ведет себя? Какая в том необходимость — цепляться к гулящей, хоть и молодой женщине? Сразу возникнут разговоры. Дошел, скажут, Никита Григорьевич до ручки.
Такие соображения промелькнули в сознании, но чувства в данном случае оказались сильнее. Так уютно и хорошо было сидеть рядом с красивой женщиной, видеть золотистые круглые колени и знать, что стоит захотеть — и все будет твоим: и длинные прямые волосы, схваченные на затылке тонкой резинкой, и губы, и грудь, высоко поднятая, скрытая оранжевой тканью.
— Зоя, — начал Никита с таким напором, словно собирался с маху взять высокий забор. — А вот сегодня, допустим, ты чего делаешь?
Зоя шевельнула плечами:
— А кто его знает, пока не думала.
— А если ко мне в гости, чаю попить? — И пояснил: — Я теперь один живу. — И содрогнулся от унижающей сути этого пояснения. Получалось, черт возьми, как милостыню вымогает.
Зоя искоса взглянула на Никиту и, помедлив, сказала нерешительно:
— Даже и не знаю, Никита Григорьевич, не буду обнадеживать, может, какие дела найдутся.
— О чем ты говоришь, Зоя, какие могут быть дела?
— Мало ли, вдруг стирка.
— Завтра постираешь или, еще лучше, в субботу, самый день для хозяйства.
И подумал Никита: какая, однако, хитрая Зоя, какой ловкий ход нашла. Убежит, что ли, твоя стирка? Сидишь и думаешь небось, как бы поприличнее согласиться.
— Ну что, договорились, а, Зоя? — И сам удивился, как сжался весь, затаил дыхание, ожидая ответа.
Зоя рывком поднялась.
— Мне, Никита Григорьевич, пора. — И показала накладные, скрученные трубочкой. — А то подумают: куда она пропала?
— Скажешь, Серый Волк утащил, — пошутил Никита и улыбнулся, но губы мелко дрожали. — Значит, до вечера?
Зоя молчала. Стояла перед Никитой и еще круче сворачивала накладные.
— Ты, эт-та, адресок запиши. А заходи прямо так, толкни дверь — и все, я ее закрывать не буду.
Зоя посмотрела Никите прямо в глаза и твердо сказала:
— Ни к чему все это, Никита Григорьевич. Я пойду, ладно?
Никита почувствовал себя собакой, в которую запустили камнем.
— Ну, смотри… — стал бормотать Никита, одновременно с тоскою думая, до какого же падения может дойти уважаемый, самостоятельный мужик. Бывшая жена виновата, она расшатала нервы, довела до такой жизни. И, окончательно изнемогая от собственного ничтожества, добавил: — А я как раз чаю «Цейлонского» привез.
— Я не пью чай, — снова твердо сказала Зоя. — Я пойду, Никита Григорьевич. Уж вы извините, сами понимаете.
И ее оранжевая фигура скрылась в распахнутом зеве служебного входа.
Никита носовым платком вытер лицо и шею. Спина прошла, ноги окрепли, воля и дух собрались в единый кулак. Хотелось двигаться, чтобы избавиться, как говорила бывшая жена Вера, от адреналина в крови.
Мысли Никиты тупо и уныло неслись по замкнутому кругу. И он уже стал подумывать, не взять ли домой бутылку. Все равно один, никто не ждет, никому не нужен… Занавесить на кухне окно, чтобы создать вечернее настроение, и — стаканчик.
«Ну, Зоя, ай да Зоя! С тобой как с человеком, а ты, как избушка на курьих ножках… Наверняка будешь переживать, но уже поздно, Зоя. Момент надо ловить, пока он играет и светится».
И Никита принялся усердно жалеть Зою. Ему стало казаться, что глупая натянутость произошла оттого, что Зоя не так поняла его. Наверное, вообразила бог знает что. Надо бы сказать ей, а то получается действительно некрасиво, просто-таки нехорошо получается. Сколько еще вместе работать, и, выходит, каждый раз при встрече прятать глаза?
Так рассудил Никита, и все же, когда он поднимался по ступеням на третий этаж, чтобы найти Зою и разъяснить ей, в чем она не права, ощутил такое сильное внутреннее противление, что первые шаги были словно не по земле, а по болотной трясине.
Он вызвал Зою из диспетчерской на пустынную лестничную площадку.
— Как-то все получилось не с тем уклоном, — начал он, собираясь с силами. — Ты, может, чего не так подумала?
— О чем вы говорите, Никита Григорьевич? — округлила она глаза, и Никита с удивлением увидел, что глаза ее отсвечивают оранжевым, словно пропитались цветом платья.
— Я ведь, Зоя, просто пригласил, без никаких. Подумал: окинешь свежим взглядом убогое жилище холостяка, может, совет какой дашь, по хозяйству поможешь.
— Ну что за вопрос, Никита Григорьевич. Конечно, помогу. Вы, когда в рейс уйдете, оставьте ключи соседям, я забегу и все сделаю.
— Ладно, спасибо, жаль, что чай не пьешь.
Никита потоптался еще с минуту для поддержания престижа и стал не спеша спускаться с лестницы. Только на улице он смог наконец-то отдышаться, снова достал носовой платок и вытер шею.
7
Возвратился он домой, когда солнце уже опустилось за новые дома микрорайона, но еще не совсем ушло, притаилось где-то рядом. И все вокруг было залито мягким голубым светом. Никита, которому осточертела сухая дневная жара, постоял возле дома, у двух берез, саженцы которых когда-то привез из рейса и посадил рядом с общественными тополями.
Поначалу, когда они были под его окнами, поливал, расправлял ветки, окапывал по веснам и конечно же отпугивал окрестных мальчишек. Деревца росли весело, кудрявились на ветру и всегда были такие свежие, словно перед самым приходом Никиты умывались чистым дождем. А с тех пор как он переехал в другую квартиру, до березок перестали доходить руки. Земля под ними заскорузла и потрескалась. И показались они ему сиротинками. Жалко стало. Они-то не виноваты, что жизнь выбрасывает такие коленца. И снова, будь она неладна, припомнил Зою, совсем муторно стало на душе.
«Завтра же окопаю и полью. Три раза в неделю буду поливать», — решил Никита.
Когда он поднялся на свой этаж и уже достал из кармана ключ, сердце его вдруг остановилось, и он почувствовал необходимость сделать глубокий вдох.
У самой двери сидел Колька, уткнув подбородок в колени и хмуро глядя на отца.
— Эх ты! Колька приехал! Ну надо же, как ты догадался! — стал неестественно бодро выкрикивать Никита. — Ну, брат, молодец! Ну, брат, ну… давай проходи, — щелкнул он два раза ключом. — Проходи, Колька, чай пить будем. Я десять пачек «Цейлонского» привез. — И тут Никита прикусил язык: вновь припомнил Зою и почувствовал себя перед Колькой предателем.
Он не был готов
