Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов

Не самый удачный день

ПОВЕСТИ

Вода текучая

1

Кому первому пришла мысль о разводе, сейчас уже сказать трудно. Вполне возможно — Вере.

За полгода до разрыва семейных отношений она устроилась медсестрой в санаторий для нервных больных. Нервные вели себя очень вежливо, играли в карты, обожали всяческие процедуры, каждый день съедали по грузовику овощей и фруктов — накапливали витамины; ухаживали за женским персоналом. Все они были в годах, положительные, самостоятельные люди. Веру называли не иначе как Вера Васильевна.

«Извините за беспокойство, Вера Васильевна, мы тут с собой еще свои таблеточки привезли, как вы считаете, после ваших укольчиков и наших таблеточек не будет ли своеобразной ошибки в организме, не произойдет ли какая-нибудь парадоксальная реакция?»

Вера рассказывала им о вреде самолечения. Они слушали внимательно и с удовольствием, и это поначалу заставляло ее краснеть.

Но к концу полугодия освоилась, даже научилась грозить им пальцем: а ну-ка, шалунишки, кто сегодня тихий час нарушал?

И дородные, начинающие лысеть «шалуны» по возможности подтягивали отвисающие животы и в ответ говорили что-нибудь остроумное. И видно было по их лицам: каждый хотел, чтобы подумали о нем.

Вера была женщиной неглупой и понимала, что их добродушие временное. Просто они устали нервничать, месяц им хотелось прожить спокойно, очистить кровь, сбросить лишний вес, подышать свежим воздухом. В обычной-то жизни все они, наверное, энергичны. Душевная сила так и прет из них. Задумается иной отдыхающий, решит, что не смотрит на него никто, уставит в пространство взгляд, да какой… Веру первое время оторопь брала: не взгляд, а стальные рельсы, хоть поезд пускай.

У некоторых с первых же дней проявлялась особого рода душевная беззащитность: любили они посетовать на бессодержательную семейную жизнь, на свою верную и оттого, может быть, еще более унылую супругу. Все женщины как женщины, а вот своя — совестно говорить.

Вера смотрела на очередного поклонника — прямая прорезь глаз, припухшие нависающие веки придавали ее взгляду суровость и невольную значительность — и понимала: надо жалеть и разубеждать. И она говорила: а чего бы вы хотели от своей жены, уж больно вы сами строги, напрасно забываете — она моложе вас на два года, ее еще погулять тянет, сирень живую на кусточке понюхать, звездочки на небе посчитать.

«А ведь верно, черт возьми, — восхищался загрустивший товарищ, — сирень на кусточке… Погряз в делах, совсем позабыл об этом. А можно вам писать, когда вот так же соберутся тучи на душе?»

«Можно, — отвечала Вера, — только на санаторий, у меня муж ревнивый».

Писем, конечно, не приходило, и Вера не обижалась: что поделаешь, во время отпуска старички проявляют лучшие свои мальчишеские качества.

В свободные минуты, когда больные спали целебным послеобеденным сном, Вера выходила к беседке полюбоваться природой.

Белое длинное здание с башенками, в которых сейчас размещается санаторий, строили еще в прошлом столетии. Воля первых хозяев была такова, чтобы оно стояло на самом высоком месте в округе. Это место нашли далеко за городом, на вершине скалистого утеса, нависшего над рекой изодранным боком.

От беседки открывался таинственный в своей отдаленности, в вечной легкой дымке вид на другой берег реки. Там начинался лес. Темный сплошной ковер его, слегка поднимаясь, доходил до горизонта. На синей реке всегда были какие-нибудь вкрапления — то баржи, то теплоходы; но с такой вышины движение не замечалось.

Странными были эти недолгие размышления. Так получалось, что думала не голова, а сердце. Вера вспоминала мужа и горестно покачивала головой: Никита окончательно позабыл, что ей в тридцать пять лет самое время принимать букеты и флакончики духов по праздникам. Этот Никита, всем на зависть ухоженный человек, совсем не берет во внимание, что крыша над головой и достаток — еще не самое главное. Даже взрослый пятнадцатилетний сын — уже не самое главное. У него через год-другой пойдет своя самостоятельная жизнь.

Последнее время Вере стало казаться, что у нее нет настоящего положения, так себе, что-то среднее: мать не мать, посудомойка не посудомойка. Захочет она голос на Никиту повысить — он не возражает: повышай на здоровье, сколько хочешь повышай голос, только по дому успевай крутись… Один больной сказал: моя семейная жизнь безвкусна, как водоросль. Вот именно, очень точно сказал больной.

С тех пор как Вера закончила медицинское училище — а было это лет шестнадцать назад, — она толком нигде не работала. То сидела с ребенком, то попадала под сокращения, то болели ноги: ни ходить подолгу, ни стоять. Года два назад устроилась медсестрой в областную больницу, но опять двадцать пять: Никите практиканты не понравились, больно развязные акселераты. А тут еще ночные дежурства… Сидела, говорит, дома — ничего, выжили, вот и продолжай в том же духе. А то рубахи плохо поглажены, суета, спешка, да пошли они, твои сто рублей! Так рассудил Никита.

И вот теперь она как бы заново окунулась в трудовой коллектив. Муж, как ни странно, не возражал — стареет, что ли?

Сотрудники приняли Веру доброжелательно и уже одним этим сильно приподняли ее в собственных глазах. Она стала сравнивать: как он относится к ней, а как они здесь. Тот — придет с работы и развалится, как барин, на диване, глаза закроет, но Вере все кажется, что щелочки остаются, чтобы видеть, как она крутится… А здесь — не откажите в любезности, Вера Васильевна, будьте так добры, Вера Васильевна… Есть над чем задуматься. Да и материальная независимость: сто двадцать рублей — тоже деньги, и отчет те них никому давать не нужно.

Никита иногда поварчивает, правда, не так сильно: она еще справляется с домашними делами, сверкает, как молния, как гром гремит — то кастрюлями на кухне, то тазами в ванной.

Но покорность из души уходит: к несчастью, к добру ли, но уходит. Пора перестраивать жизнь, чтобы все дела в семья были на равных: и стирка, и полы, и магазин, и отдых с газетой. Теперь, как поняла Вера, надо бы и газеты читать, запоминать основные события, которые происходят в мире. В тридцать пять лет да на таком месте нужно быть не только красивой, но и развитой. Большинство мужчин сердятся на своих жен потому лишь, что те запустили себя, полностью погрузились в домашнее хозяйство.

Равноправие в семье Вера стала устанавливать решительным образом: она сказала мужу Никите такие суровые слова, на которые