Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
С такими, на его взгляд, дельными мыслями Никита вернулся домой. На лестнице он придержал шаг.
«О н а б у д е т: прости, дорогой.
А я е й: извини и подвинься. Хватит. Молодость вспомнила, когда всякие свои сцены закатывала?
О н а: я больше не буду.
Я: ты что, дитя неразумное? Наш Колька и то умнее.
О н а: ну прости, вот тебе чистенькая, свеженькая рубашка.
Я е й: ты мне рубахой зубы не заговаривай, тут жизнь калечится.
О н а: я понимаю, давай все плохое забудем.
Я е й: ладно, давай забудем, только напиши заявление об уходе с работы».
Никита открыл дверь и зашел в квартиру. К его неописуемому удивлению, Вера лежала на диване и читала газету, а рядом виднелась еще целая пачка газет.
«В киоск бегала, покупала, — подумал, наполняясь гневом, Никита. — Не то чтобы встать — глазом не повела».
Он переступил порог комнаты, встряхнул головой, как после тяжкого сна.
— Р-руба-ха! — рыкнул пересохшим горлом.
— Чего? — высунулась Вера из-за газеты.
— Где свежая рубаха в рейс?
— Свежая? В шифоньере. Я тебе полку выделила. Там и возьми. А утюг на кухне.
Это, разумеется, ни в какие ворота не лезло. Волшебная сила приподняла Никиту над полом и понесла: сначала к шифоньеру — действительно рубахи неглаженые, затем на кухню — термос не помыт, завтрак не уложен в полиэтиленовый пакет. Та-ак! Ясно! Доходчиво и наглядно. Никита подвел итог: рубаха — ладно, можно и в этой съездить; кофе есть растворимый, кипятком залить, и вся недолга, а завтрак — черт с ним, в столовых тоже научились готовить. Он быстренько подогрел воду, приготовил кофе и слил его в термос.
— А теперь, — вошел он в комнату и уставился в потолок, чтобы тем самым еще больше пренебрежение выказать супруге Вере, — а теперь нас, по некоторым причинам, ничего не связывает. Я буду в рейсе, а кой-кому следует крепко подумать, чтобы, так сказать, духа не было.
— Твоего духа, — донеслось из-за газеты.
— Ладно, — сказал он. — Посмотрим.
И хлопнул дверью.
3
С этого момента все пошло вразнос, все пошло наперекосяк. И через неделю уже невозможно было установить, кто прав, а кто виноват.
Серьезный интерес выразили к семейным неурядицам родственники Веры Васильевны, являвшие могучую разветвленную державу, которую Никита раньше не признавал: шуму от них всегда было много, а толку никакого.
Никита схватился за голову, когда в дом валом повалили дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Кто знает, может, и наладилась бы семейная жизнь, все каким-нибудь образом утряслось. Как раз и Кольку ожидали из Пензы… По когда за дело взялись родственники, всем стало ясно: быть сражению до победного конца.
Никита понимал: плохи дела, но все-таки в глубине души еще жила тайная надежда — все уладится, обязательно уладится. Шестнадцать лет совместной жизни — не один день. Было время, вместе бедствовали, вместе выходили из положения. Да что там говорить, если все припоминать… И потом — оба негулящие. Вот если бы гуляли — тогда другое дело. И если бы еще сына не было, которому нужен отец.
Вера тоже переживала, несколько раз готова была мириться, но ей было неудобно перед родственниками. Что они подумают? Тетя сказала совершенно категорически: у шоферов-междугородников всегда по две, по три семьи.
— Ну что вы! — ответила ей Вера. — С Никитой этого быть не может.
А сама подумала, поостыв: «А почему бы и нет? Даже в санатории — вон как они, бесконтрольные… А потом — другие идут в рейс в чем попало, что похуже, а этому всегда подавай выглаженную рубашку».
Никите казалось: трудность примирения в том, что все стали слишком гордые, никто не хочет делать первого шага. Конечно, другая сторона находится в более затруднительном положении — сама затеяла заваруху, самой же и мириться, и Никита великодушно решил первый шаг сделать сам. Улучил момент, когда в доме никого из посторонних не было, а из прикрытой двери второй комнаты доносилось негромкое пение Веры, постучал, зашел и сразу, что называется, взял быка за рога. Он сильно волновался, но ему не хотелось, чтобы жена видела это.
— Послушай, Вера, давай погодим ставить последнюю точку. Давай все обсудим.
Когда Вера увидела Никиту, у нее сразу же пропал голос, веки опустились, почти прикрыли зрачки.
— Интересно послушать, о чем ты хотел говорить, что обсуждать? По-моему, и так все ясно.
— Да в том-то и дело, что ничего не ясно. Все как-то быстро произошло, тут ни подумать, ни прикинуть.
— А нечего прикидывать, все продумано. Хотел из меня ломовую лошадь сделать? К мелким постирушкам привязать? Нет, милый друг, не выйдет. Ты — большой человек, я тоже не меньше тебя.
— Давай вызовем Кольку…
Вера тут же перебила его:
— Меня унизил, хочешь теперь играть душой ребенка? Не выйдет.
— Ве-ера…
— Кому Вера, а кому — Вера Васильевна.
— Тьфу, черт возьми, — стал терять терпение Никита, — пусть будет так, Вера Васильевна. Послушайте, Вера Васильевна, парень у нас уже большой, примем решение втроем.
— Д-да? И много ли, скажи, пожалуйста, ты принимал решений втроем? Ты всегда сам все знал. Да и Коля тебе не нужен. Он со мною останется. Я знаю, ты на все способен, поэтому я уже ходила к юристу. Понимаешь? Коля останется со мной! Нет у тебя больше сына! Я ему все расскажу, я ему открою глаза. Он плевать на тебя будет…
«Вот дура! Откуда такой высокомерный тон, такая злоба? Поговорили…»
— Ладно, только не кричи на меня. Предупреждаю, Вера Васильевна, вся ответственность ложится на тебя.
— Не пугай, не страшно, не таких видела, многоженец несчастный.
— Что-о-о?
— Что слышал. Думаешь, все так просто тебе сойдет? Глубоко ошибаешься. Ты еще в парткоме ответишь.
— Да как ты можешь! — произнес он, дрожа всем телом. — Да какое ты имеешь право… Да я тебя… Да я тебя…
Но тут Вера заплакала, а он, чтобы не наделать глупостей, выскочил из комнаты, хлопнув дверью.
— Надо же, — прошептал он. — Это же придумать… — И сплюнул.
Уходил день и приходил новый. Никита еще шевелил губами и загибал пальцы, решая, как быть, когда в доме, где он жил, свершилось то, что всегда свершается в природе для общего равновесия: если что-то распадается, то что-то и соединяется. Две немолодые одинокие жизни решили объединиться. Их очень устраивала двухкомнатная квартира Никиты, и это в то время, когда Вера со всей страстью вдруг ожившей души мечтала о раздельном проживании. Более удобного размена не придумаешь.
Разделились и разъехались. За Никитой осталась машина с
