Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Но существовал некий психологический нюанс. Если бы сейчас они решили осудить Потапова на всю катушку, то большая часть молний, предназначавшаяся им, вышестоящим и «рядомстоящим» товарищам, вообще бы не грянула. Потому что уже создался бы эффект сурового, принципиального наказания. И возникала бы та известная ситуация, про которую поется: «Это стрелочник, это стрелочник, милый стрелочник виноват…»
К тому и шло их собрание, с некоторыми полемическими отклонениями, но шло. И Потапов понимал, что в этом было даже не столько чувство самосохранения, сколько объективный подход к делу. Такие испытания — это вам не пяток бракованных деталей, их не спишешь, сказав, что, мол, бывает, дело житейское, в данном случае никто не виноват, даже и бедный интриган Лохов, который недоприказал сохранять при соединении трубы и «прибора» особую тщательность.
Здесь невозможно ссылаться на непредвиденность происшедшего, невозможно сказать, что, мол, срыв произошел в связи с обнаружением нового явления природы, потому что сейчас же ответят: «Да вы что, да кто же вам такую бумагу подпишет?! Новое явление? Значит, надо было его учесть — сперва открыть, а потом уж заниматься испытаниями. На то вы и научные работники».
Исторически известно — наука невозможна без ошибок. Так оно и называется даже: метод проб и ошибок. Но в интересах дела необходимо было сказать, что ошиблась не наука, а отдельный научный работник, не метод, а его частная методика…
И вот все высказались наконец.
— Какие будут предложения, товарищи?
И наступила пауза. Сейчас им надо было решать человеческую судьбу. Все они здесь, люди, так или иначе облеченные властью, не раз уже испытывали это чувство, когда необходимо расставить знаки препинания в предложении: «Казнить нельзя помиловать». Они понимали отлично, что от их слов многое может измениться в жизни Потапова. И они молчали. Вернее, даже лучше сказать: было слышно, как они молчали… Но не потому, что боялись ответственности, а потому, что осознавали ее в полной мере.
— Тогда позвольте мне, — поднялся Сомов Петр Григорьевич. Он был здесь самый старший и по возрасту и по занимаемой должности. Потапов его недолюбливал. За излишнюю, может быть, осторожность, за неумение красиво рискнуть и выиграть. За то, если говорить честно, что Сомов недостаточно был умен для занимаемой им должности. А Сомов как человек действительно осторожный и очень… конкретный, видимо, исповедовал апробированный столетиями взгляд на человечество: как ты ко мне относишься, так и я к тебе. Потапов его недолюбливал, и он недолюбливал Потапова…
Итак, Сомов встал. Но заговорил не сразу — выждал секунду, как делает человек, чувствующий себя начальником, а точнее, как человек, испытывающий к себе уважение.
— Товарищи! Поскольку здесь находятся уважаемый Борис Парфенович и еще несколько товарищей из партбюро данного НИИ, то, я думаю, мы можем говорить об этом прямо. Я полагаю, что выговор с занесением в учетную карточку Потапов Александр Александрович получит заслуженно и обязательно… Это что касается партийной линии, хотя это и не наша компетенция. Теперь что касается административной…
Так он и продолжал в том же духе — основательно, весомо, словно дубовую мебель расставлял: дело непростое и дело физически тяжелое. Но при сноровке справиться можно.
Он выдвинул на обсуждение следующую альтернативу: либо гнать Потапова из института к чертовой матери, либо отстранить его от занимаемой должности и перевести на должность…
Завлабораторией, подумал Потапов.
— Старшего инженера, — сказал Сомов. И в этом был, наверное, определенный элемент застарелого недоброжелательства. Хотя, может быть, Петр Григорьевич просто реально оценивал обстановку.
Сомов сел, и тогда молодой и способный Краев спросил, будут ли у товарищей другие предложения. Товарищи молчали. И председатель сказал, что так он и думал, потому что Петр Григорьевич нарисовал исчерпывающую картину возможных…
Экзекуций, подумал Потапов.
— Вариантов, — сказал председатель. — Что касается партийного взыскания, то наше собрание, естественно, не вправе принимать какие-то определенные решения. Партком института сам решит… — Тут он посмотрел на Стаханова, и тот кивнул. — Теперь ставлю на голосование два предложения. Одно из них, принятое нами, будет передано на рассмотрение коллегии министерства и…
Утверждено, подумал Потапов.
— И… ну, словом, вы сами знаете эту процедуру… Голосуем один раз за то или иное предложение. Воздержавшихся у нас тут быть не может. Итак…
— Позвольте мне сказать… По ходу ведения нашего собрания! — Это встал Стаханов. И создалась такая странная ситуация, совсем не подходящая для столь важного заседания, когда два человека одновременно стояли.
Председатель смотрел на Стаханова, ожидая, когда тот скажет: «Извините» — и сядет. Но ничего подобного не происходило. Они стояли и смотрели друг на друга.
— По ходу ведения собрания, — повторил Стаханов веско. Это были, конечно, абсолютно самоочевидные слова. Ну ясно, по ходу ведения собрания — как же иначе? Как же еще выступают люди? По ходу вращения планеты Земля, что ли? И он бы никогда не позволил себе эдакой лабуды, если б, опытный боец, не знал он, что именно эти слова и подействуют — позволят ему взять слово в самый неподходящий и потому в самый решающий момент сражения.
— Ну… — Краев развел руками, — если по ходу ведения… — и сел. А Стаханов остался стоять.
— Товарищи, — сказал он, — прежде чем мы начнем голосование, я должен довести до вашего сведения следующее. — Он сказал это таким голосом, словно собирался сообщить некое высшее мнение. Все невольно насторожились. — Товарищи! Потапов виноват. И в этом все мы с вами совершенно правы. Но только, товарищи, давайте, как говорится, осушать болота таким образом, чтобы потом не пришлось обводнять пустыни! — Созданное им же самим напряжение вдруг лопнуло. Все засмеялись. И кажется, даже Потапов. А Стаханов выждал лишь одну секунду, лишь первые «ха-ха-ха». — Потапов отличный работник: он и руководитель отменный и научный работник самого высокого класса. Я не прошу за него, это было бы нелепейшим занятием. Я только говорю, что лишать его работы — это в высшей степени нерентабельно, негосударственно. — Он помолчал. — Я думаю, что строгий выговор по партийной линии Потапов получит. Но вот по административной я предлагаю… — и тут он, пожалуй, допустил ошибку: слишком многого захотел, — предлагаю поставить вопрос о материальном возмещении им части убытков, однако считаю возможным оставить его на занимаемой должности в данном институте.
По-видимому, всех особенно задело это «возмещение части убытков». Какое «части», когда-речь шла о невосполнимом — потерянном времени, об истраченных понапрасну усилиях людей и так далее.
— Какой Потапов руководитель, можно судить, кстати, и по разбираемому случаю! — послышался не очень одобрительный голос.
