Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
— Ладно, сойдешь и так. Здорово! — Они обнялись. — Ну давай рассказывай. — Они сидели за директорским столом не друг против друга, а рядом, как любил Луговой. — Да ты чего это? Кури! Я пока еще на инвалидность не собираюсь.
— Бросил я…
— Вот как! — Луговой удивленно мотнул головой. — А я смотрю, чего-то от тебя табаком не пахнет… — Он нахмурил лоб. — Ну а я тоже, естественно, бросил… Естественно… И надолго ты решил бросить?
Потапов пожал плечами.
— А я, наверно, навсегда… Поработать еще хочу, понимаешь?
Потапов не знал, что тут ответить, лишь махнул рукой, мол, будет тебе…
— Да нет, я… все в норме… Тут я с одним человеком лежал. Так он говорит, что инфаркт не болезнь, а факт биографии. А у меня это уже второй… факт… Ну все, все! Сейчас пойдем обедать. Надеюсь, ты голодный?
Потапов в ответ неопределенно дернул плечом.
— Надо, понял? Это надо! Надо, чтобы ты был голодный. Надо, чтоб пришли, порубали, пошутили. — И добавил уже мягче: — Ну ты все сам понимаешь.
Потапов кивнул.
— Теперь так, — продолжал Генеральный, — на комиссии помалкивай. Только заключительное слово. Придумал, что говорить?
— Ну, в общем…
— Надо, чтоб знал!
— Да я знаю! — И в эту секунду он окончательно решил, о чем будет говорить. И в эту же секунду ни с того ни с сего Валино письмо встало перед глазами. И до того грустно сделалось Потапову! Не замечая себя, он опустил голову, закусил губу.
— Ну хватит, ладно. — Луговой положил ему руку на плечо. — Знаю, что знаешь, и знаю, что скажешь как надо. Пощады от них, конечно, за просто так не жди. Но и они пусть на наш летальный исход не надеются. Согласен?
Потапов кивнул.
— Тогда пошли обедать. — Луговой встал. — Так… погоди-ка. Больше нам поговорить один на один не придется. Так что говори сейчас… Нечего? Так-так-так! И поговорить тебе с начальством не о чем! — Он улыбнулся.
Неожиданный поворот
В два часа началось. Ровно в два, без единой минуты опоздания, как это было заведено в системе их министерства. Коротко поторговались, кому где сесть, и Краев, председатель, сел в Сережино кресло. А Луговой на стуле у окна, там он сидел как раз в тот день, когда у него случился инфаркт. Потапов встретился с ним глазами, и Луговой громко сказал:
— Иди сюда, Сан Саныч. Местечко есть.
На самом-то деле «местечек» было полным-полно.
— Ну что ж, начнем, товарищи, — сказал Краев и посмотрел на Лугового. Тот кивнул. Это все было, конечно, из ряда вон — и то, что заседали у них в институте, и то, что при слове «начнем» председатель посмотрел на Лугового. Это все говорило об одном — об огромном Сережином авторитете.
Кроме членов комиссии здесь присутствовали наиболее влиятельные люди из их директората: Коняев, главный инженер, секретарь парткома Стаханов, еще кое-кто. И конечно, Олег. Он сидел в самом конце директорского стола, прямо напротив Краева. Этим как бы подчеркивалась некая значительность его положения. Быстро, в несколько ходов он изучил собрание. Увидел Потапова рядом с Луговым. Но никак не отреагировал, лишь задержался взглядом на полсекунды дольше. Еле заметно кивнул Потапову. На лице его было скорее всего равнодушие и чуть-чуть сожаления. Ему теперь было все равно, утопят Потапова или нет. Выгоды здесь Олег не имел ни в ту, ни в другую сторону. Он проиграл свою игру в тот момент, когда не стал и. о. Генерального. Ну а все остальное уже не имело для него значения.
Кто тут еще присутствовал из знаменитых личностей? Порохов, который теперь, конечно, выдвинулся, побыв на месте Лугового, Панов Николай Николаевич, Генеральный конторы по выхлопным трубам, ПЗ, уверенный и спокойный… как танк. Кстати, единственный среди всех, кто поздоровался с Потаповым за руку. Остальные считали это для себя неудобным, что ли. Впрочем, Панов весьма дружески подмигнул ему… когда увидел, что Потапов сидит рядом с Луговым. Был тут и сам Петр Григорьевич Сомов. Даже председатель комиссии Краев был у него в подчинении — не шутка! Краев — молодой, подающий надежды… службист. Говорят, вроде талантливый был. А теперь — черт его разберет! На министерских хлебах, на этих бумажках и циркулярах, когда к науке ты имеешь отношение только руководящее…
С ним рядом сидел Илюша Белов, зам. И еще Потапов заметил молодого инженера, совсем парнишку. Подумал: раз сюда взяли, значит, толковый. Или говорить умеет что положено.
— Позвольте мне зачитать заключение нашей комиссии. А затем прошу высказывать свое мнение, — сказал Краев суховато.
Далее он зачитал бумагу, составленную хорошим инженерно-литературным слогом. Собственно, не бумагу, а семь страниц машинописи, с которыми все присутствующие здесь были знакомы. Но таков уж существующий порядок: заключение должно быть обнародовано, что называется, официально. Это был в самом деле толковый документ и абсолютно объективный. Лишь в начале назывным порядком фигурировали фамилии Потапова, ПЗ и Лохова Евгения Ильича, и. о. директора Озерновского завода. Того самого Лохова, который представил все дело в невыгодном для Потапова и в выгодном для Олега свете. Теперь и ему досталось на орехи в золотых бумажках!
Дотошная комиссия выяснила, что соединение «прибора» и выхлопной трубы произведено было с недостаточной тщательностью. Утечка получалась в общем-то чисто теоретическая. Но все ж была, и Лохова за это грели — Потапов мог праздновать хоть и пиррову, а все-таки победу!
Однако он ничего не праздновал. Теперь, когда всеобщее внимание уползло с его физиономии, он опять остро ощутил свою печаль. И усталость. Он был словно старый овин, который вроде все крепок-крепок, но вот шел мимо пьяный мужик, выбил плечом подпорку, и стал овин кособочиться, съезжать. Будто еще стоит, а сам все валится да валится.
Вот и он так, Потапов… То есть, конечно, совсем не так! Однако ж подпорки не хватало. И вот он кособочился, скрипел. И что ни порыв ветра, то все больше и больше валился на бок.
В некоторые моменты он заставлял себя собраться и тогда отчетливо слышал, что говорили на этом очень важном для его судьбы собрании. Они говорили все об одном — о мере ответственности Потапова за случившееся. «Нос» — это был его прибор. И вторая подпись под документом о начале испытаний тоже была его подписью. Неприятности же, которые последуют (и уже следовали) за столь непоправимо прерванные испытания, исчислялись целыми армадами грозовых туч. И сколько там было молний, в тех тучах, — это просто уму непостижимо. Все их обрушить на Потапова не было никакой возможности. Многие,
