Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Стаханов сел, чувствуя: сделал он далеко не все, что мог, — самым банальным образом переволновался, не собрал нервишки в кулак.
Потапов наблюдал за происходящим как бы со стороны. Да будь что будет, в конце-то концов! А уж что произошло, того, Валечка, не вернуть! Он улыбнулся и кивнул Стаханову, чего, по-видимому, не надо было делать. А впрочем…
— Тебе надо говорить сейчас! — шепнул Луговой. — У тебя есть что сказать? Потяжелее!
Потапов пожал плечами и увидел, что Генеральный побледнел и чуть прищурил глаза. Он негодовал сейчас на Потапова, не ожидал, что Потапов окажется такой небоец. Сам Лужок говорить просто не имел права. С одной стороны, к испытаниям он не прикасался и вообще не вел эту тему — ее полностью вели Потапов и группа. С другой, Потапов был подчиненным Лугового, и, защищая его, он как бы защищал и свой институт — себя. Что было, конечно, невозможно.
Единственно кто мог сражаться, это Стаханов. Но он свой патрон уже выстрелил.
Стали голосовать. И Олег, который все время следил за выражением лица Генерального, ошибся, неправильно сориентировался в этом сложном лавировании. Когда Краев сказал: «Кто за увольнение?», он чуть заметно дернул плечом и поднял руку. Он и Панов. И в следующее мгновенье до смерти хотел бы ее опустить, да было уж поздно!
Таким образом, первое предложение не прошло, а прошло второе, и Потапов спикировал в старшие инженеры, в подчинение к его же ребятам, к Женьке Устальскому, к Валере Булгарину, чего, конечно, практически быть не могло… Вот и открылась возможность махнуть в Текстильный… А где инженерить, не все ли равно! Можно взять какой-нибудь спецкурс в тамошнем пединституте…
Так он говорил себе, пока шло голосование. И понимал, что этого не может быть, что это просто дурной сон. Но это все было на самом деле! Черт с ними, с Олегами, пусть благоденствуют… А тебе, Стаханыч дорогой, счастливо оставаться. И тебе, Сереженька, спасибо за все и прощай! И все прощайте!
И тут вдруг он подумал: да как же я — сгину и не расскажу им того, что я делал? Пусть хотя бы узнают.
Между тем народ уже зашевелился, намереваясь поскорее отсюда уйти. Хоть и правое дело они совершили, да все равно: радоваться тут было нечему, палачом быть — сильно за себя не порадуешься. Только Луговой никуда не торопился, сидел, опустив голову: то ли что-то вспоминал, то ли думал, где найти толкового зама, и как его вводить, и сколько на это уйдет времени.
— Позвольте мне сказать несколько слов, — произнес Потапов. Такой зачин отдавал театральностью. Но никто, наверное, этого не заметил, кроме самого Потапова. Все были… неприятно удивлены — да, это, пожалуй, правильно: неприятно удивлены. Ну что за странное поведение? К чему эти заключительные речи? Словно что-то можно изменить! Тот самый случай, когда собралась барыня в ладоши хлопать, а музыканты уж проехали!
— Вы хотите что-то сказать? — Краев, как и все, был неприятно удивлен. — Я вас правильно понял?
— Да.
Потапов встал и, обойдя длинный директоратский стол, подошел к противоположной стене, где за раздвижными шторками висела доска и в желобке должны были лежать разноцветные мелки. Доской пользовались редко, и мелков могло не быть… Да, если их нет, значит, я пропал… Нелепо было бы посылать Ленулю за мелом и ждать на глазах у всех. «А в чем, собственно, дело-то, Александр Александрович? Может, вы нам своими словами расскажете?» Но, по счастью, мел оказался на месте. Он раздвинул шторки… С чего же начать? Пока вы исследовали мою вину, я занимался наукой — так ведь не начнешь.
Тут взгляд его упал на притулившегося в углу Лохова. Бедный интриган, заваривший эту кашу, он и знать не знал, что все так обернется, что его самого ждет выволочка с административными последствиями.
— Я хотел бы сказать по поводу соединения, которое вменяется в вину персоналу Озерновского завода, и в частности товарищу Лохову. Соединение было произведено, как я понимаю, грамотно, утечки самые мизерные. Мы бы и не знали об их существовании, если б в изменившихся условиях не заработал на порядок чище прибор «Нос»-один.
— Что значит «Нос»-один? — хрипловато от долгого молчания спросил ПЗ. — Разве существует какой-то «Нос»-два?
— Такого прибора пока нет, но принципиальная возможность его создания практически разработана. И я хочу рассказать вам о такой возможности.
— Это имеет отношение к нашему собранию? — спросил Сомов.
— Да, — ответил Потапов, — имеет.
Конечно, имеет. Коли он уйдет, должно же это на кого-то остаться. А тут сейчас собрались все решающие головы их отрасли… Ну если не все, то кворум по крайней мере есть!
Он знал, как нужно им рассказывать: кратко, потому что они все профессионалы высокой марки. Но в то же время и достаточно подробно: тема-то новая, на лету схватывать трудно. Сперва он коснулся принципов работы «Носа»-один, то есть простого «Носа». Потом пошел вперед, к своему открытию, как бы заново совершая его. Это было увлекательнейшим делом — читать им лекцию и видеть их лица — нет, не злые, не скептические, только удивленные, а потом все более внимательные… Лужок ушел со своего дальнего места, пересел к столу, стал что-то записывать, слушая Потапова.
Пожалуй, только Панов продолжал сидеть с выражением официальной скуки на лице. На самом деле он, наверное, просто не схватывал… Ну да шут с ним!
Жаль, что не видел он лица сердечного дружка Олега, который сидел почти за спиной у Потапова. Что же ты сейчас испытываешь? Как ты вообще живешь? Думаю, не очень тебе хорошо…
Потапов продолжал разворачивать карту своей математической местности. И его сопровождали все более внимательные взгляды… Пожалуй, лишь секретарь парткома Стаханов следил не столько за мелком и словами Потапова, сколько за лицами присутствующих. С наукой мы разберемся чуть позже, думал он, сейчас главное в другом, Ему хотелось понять происходящее чисто по-человечески.
В самой-самой глубине души он считал Потапова малость чудаковатым мужиком. Но всегда был на страже интересов Потапова, таких, как Потапов. Конечно, он бы хотел, чтоб Потапов был чуть… понормальней, что ли. Держался бы малость посолидней. Но где другого взять такого же классного «приборщика»? Они делали «приборы» лучше всех. И он, секретарь парткома Стаханов, был готов мириться с ними с
