Александр Шеллер-Михайлов - Лес рубят - щепки летят
— Копейку прибавили на человека в день, — так же тихо ответил Свищов. — Что делать, что делать, мы не в своем уме…
Он опять повертел пальцами около лба и, присоединившись к графине, сказал ей что-то на ухо.
— Ах да! — обернулась она к Катерине Александровне, — вам прибавляется восемь рублей жалования за уроки.
Катерина Александровна молча поклонилась.
— Пожалуйста, только русский язык, закон божий, больше ничего, никаких астрономий не надо! — отрывисто проговорила графиня. — Закладка когда? — обернулась она к архитектору.
— Я думаю, весной, — ответил он.
— Ах, нет! Я слаба, я могу умереть, — отрывисто произнесла она. — Без меня ничего не сделают. Заложите теперь, строить начнете весной… В будущее воскресенье закладка… Ну, прощайте, дети. Бог даст, через год у вас будет своя церковь… Господи, пошли нам силы, сподоби нас…
Сгорбившись и переплетая ногами, графиня в сопровождении своей свиты направилась к экипажу. Катерина Александровна с поникшей головой осталась в толпе детей и грустно смотрела в окно на небольшой садик.
— Душечка, Катерина Александровна, вы всех нас учить будете? — приставали к ней воспитанницы, окружив ее.
— Нет, только младших, — ответила она, встряхнув головой и как бы отгоняя печальные думы.
— Отчего же не нас? — заговорили старшие воспитанницы. — Учите и нас. У нового учителя ничего не поймешь, такой бука. Вы лучше скажите, чтобы вам позволили и нас учить…
— Погодите, погодите, все сделается, — промолвила Катерина Александровна.
— А сад-то наш вырубать будут, — печально заметила одна из девочек, глядя в окно.
— Да, жаль, — вздохнула Катерина Александровна.
В эту минуту в комнату вошли Зубова и Постникова.
— Поздравляю вас, Катерина Александровна, — проговорила Зубова. — Прибавку жалованья получили.
— Вы меня лучше с тем поздравьте, что я детей учить буду, — усмехнулась Катерина Александровна.
— Ах! вы, верно, так богаты, что ни за что считаете деньги, — ядовито произнесла Зубова.
— Нет, деньги мне очень дороги, но место учительницы еще дороже: они радуют только меня, а данное мне право учить детей обрадовало, как видите, и меня, и всех детей. А я ценю выше всего именно то, что приносит радость и пользу не только мне, но и другим.
VII
ЕКАТЕРИНА АЛЕКСАНДРОВНА ИДЕТ К СВОЕЙ ЦЕЛИ
Новая начальница, Софья Андреевна Вуич, сделала обед, чтобы познакомиться покороче с помощницами. На этот обед были приглашены родственники и знакомые начальницы и он должен был принять не официальный, а чисто семейный характер.
Софья Андреевна была, подобно Зориной, вдовой какого-то гвардейца. Она получила институтское образование, бывала за границей, любила читать французские романы, восхищалась произведениями Жорж Занда, курила пахитосы и толковала, выпуская струйки дыма, о женской «эмансипации». Высокая ростом, стройная, еще сохранившая остатки свежести и даже красоты, эта тридцатипятилетняя женщина, казалось, была создана для гостиной, для светской болтовни. С нею можно было проболтать в течение целого вечера о самых высоких, о самых современных предметах, не скучая и не замечая, что эта женщина схватила только кончики и отрывочки всех этих вопросов, что они для нее имеют теперь такое же значение, какое прежде, в годы ее молодости, имели для нее открытые плечи, обнаженные руки, распущенные локоны, — то есть значение приманки. Ее рекомендовал на место Свищов, по-видимому, поддавшийся обаянию ее прелестей со свойственной ему податливостью любвеобильного сердца. Графиня Белокопытова взглянула подозрительными глазами на неувядшую красоту, на бойкость, на щеголеватость этой женщины и уже готова была отказать ей в просьбе о поступлении на место начальницы и определить в приют старуху, но Свищов, всегда оживлявшийся, когда дело шло о защите хорошенькой женщины, отстоял свою кандидатку, настроил княгиню Гирееву на свой лад, подзадорил графа Белокопытова — одним словом, произвел такую агитацию, вследствие которой в общем собрании комитета благотворительных учреждений графов Белокопытовых большинство членов согласилось с его мнением. Он даже произнес нечто вроде речи. В это время речи уже начинали произноситься всеми.
— Многоуважаемая Дарья Федоровна, — говорил он в заседании комитета, — полагает, что Софья Андреевна Вуич слишком молода для такой обязанности, как обязанность начальницы приюта… Но это… это, можно сказать, находка. Да, именно находка!.. У нас была уже пожилая начальница, и что же вышло? Спрашиваю вас, господа: что вышло?.. Упущения, злоупотребления, беспорядки, распущенность детей… Помилуйте, могло ли иначе быть?.. Она была стара, слаба: она не могла усмотреть за всем, у нее не было этой… этой расторопности… да, да, именно расторопности… А между тем девочки — это огоньки, огоньки!.. Нужны глаза да и глаза за ними, нужны крепкие руки, чтобы удержать их в узде…
— Ах, их нравственность в ужасном положении! — вздохнула Дарья Федоровна и обратилась к богу: — Господи, сохрани их!..
— Совершенно справедливо, совершенно справедливо! Нравственность в ужасном положении! — оживился Свищов. — Но от чего? Оттого, что слепые глаза не могли уследить за нею, дряблые… да, именно дряблые руки ив могли сдержать их… Конечно, Софье Андреевне можно отказать в ее просьбе, можно найти другую… какую-нибудв старуху, но в таком случае, говорю вам, мы снова оставим приют при старых порядках… Нам нужно обновить его… прогрессировать… Этого требует дух времени…
— Я решилась церковь построить, — произнесла графиня. — Пусть ежедневно, ежечасно вид храма божия напоминает детям об их отце небесном…
— Ну, матушка, теперь не из чего нам храмов строить, — произнес с раздражением муж Дарьи Федоровны. — Это опять новые выдумки!
— Я ни у кого не прошу, я из своих сумм строю церковь, — ответила Дарья Федоровна. — Это не касается комитета…
— Но это меня касается! Я не желал бы этого, — горячо и строго промолвил граф, сильно напирая на слова «меня» и «я».
Свищов поспешил прервать начинающуюся ссору супругов.
— Мы, однако, уклонились, — начал он, — уклонились от вопроса о начальнице.
— Да, но вы понимаете, что вопрос о постройке храма очень важен, — загорячился граф Белокопытов.
— Позвольте собрать голоса, — произнес с секретарской вежливостью и скромностью Ермолинский, приподнимаясь на четверть от стула и выставляя туловище вперед.
Свищов бросил ему одобрительный взгляд.
— Кажется, почтенный Александр Николаевич достаточно сильно разъяснил вопрос, — скромно и мягко продолжал Ермолинский, выдвинув еще немного свое туловище над столом, — и господа члены комитета могут приступить к решению вопроса, тем более, что комитету придется нынче рассмотреть еще множество поступивших на имя председательницы просьб.
— Да, да, этот вопрос нужно решить, — заговорили члены, испуганные множеством просьб, ожидающих решения и готовящихся затянуть и без того скучное собрание.
Началась подача голосов; оказалось, что за Софью Андреевну были все, за исключением председательницы и самого Ермолинского.
— Мы с вами проиграли, — вздохнула Дарья Федоровна, печально кивнув головой секретарю. — Если что случится, ты видишь, господи, я противилась… противилась!.. — оправдывалась она перед богом.
Секретарь грустно пожал плечами, как будто скорбя, что ему не удалось осуществить желание председательницы. Софья Андреевна была назначена начальницей.
— А вы молодец, молодец! — проговорил после заседания Свищов, сжимая руку Ермолинского.
— Извините, я должен был подать голос заодно с графиней… — смиренно оправдывался Ермолинский. — Неловко как-то было, что она одна…
— Ну, конечно, конечно… Я понял… Я сейчас понял… Отчего не потешить старуху, — одобрительно промолвил Свищов.
Ермолинский с чувством сжал протянутую ему руку Свищова.
— Благодарю вас, что хоть вы меня поддерживаете, — печально произнесла графиня, прощаясь с Ермолинским. — Я одна, одна против всех…
Он почтительно поцеловал ее руку и вздохнул.
Таким образом попала на место начальницы приюта Софья Андреевна Вуич. В первый же день вступления в свою должность она как бы случайно сказала горничной, что сейчас пойдет в рабочую комнату знакомиться с детьми.
Горничная поспешила предупредить кого следует.
Помощницы поспешили выстроить воспитанниц в ряды, командуя, чтобы дети стояли смирно. После четверти часа ожидания послышалась легкая поступь новой начальницы: Постникова поспешила отпереть дверь.
— Ах, зачем вы беспокоитесь, у меня руки есть, — заметила с разбитой улыбкой Софья Андреевна и обратилась к детям: «Здравствуйте, малютки…» Дети разом проговорили: «Здравствуйте!»
