Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
К своему удивлению, Олег не почувствовал ни одышки, ни сердцебиения. Правда, что-то екнуло внутри, но так, самую малость. Он снизу вверх смотрел на Нелю. Шлепанцы на пробковой подметке, тонкие щиколотки, полные бедра, талия затянута желтой змейкой, груди маленькие, короткие светлые волосы.
— Ну во-от и Неля, — сказал Андрей. — Как добралась и нашла нас?
— Хорошо, как видите.
— Давай на «ты», а то отвыкать будет трудно.
— Давайте.
Олег видел, как Неля разделась около палатки, аккуратно повесила на крепежную веревку платье. В желтом купальнике, вся залитая уже высоко взошедшим солнцем, она словно растворялась в обилии света, сама превратившись в огромное солнечное пятно. Наблюдал за Нелей и Андрей. Мужчины проследовали за ней взглядами, когда она, никого не пригласив с собой, побежала купаться. Она хорошо плавала, и через несколько минут стало трудно находить на неровной поверхности воды ее рыженькую голову.
— Елена, сколько ей лет? — спросил Андрей и поскреб бороду.
Елена посмотрела на него с прищуром.
— Гуркин, она еще девочка, она еще ребенок.
— Я не это хотел, ты всегда понимаешь меня превратно, и в этом наша трагедия.
— Давай, Гуркин, давай, облегчи душу.
— Давать нечего. В этот город я приехал только из-за тебя. У меня были отличные возможности остаться в Москве. Ты сама хорошо знаешь, что из пункта А в пункт Б на пароходе добираться лучше, чем на обычной лодке.
— А тебе не кажется, что ты частенько стал в бутылочку заглядывать?
— Нет, не кажется. В том мире, который я создал для себя, это нормально. Это нормально… Я уже два года не выставляюсь.
— Бог ты мой, можно подумать, я не даю.
— А-а-а, — досадливо поморщился Андрей. — Я зарабатываю хлеб, а это далеко не то, на что я гожусь. Как только мы вернемся в город, начнется все сначала: оформи то, оформи это… забор покрась, черт возьми. А мне надо жить на что-то, и я соглашаюсь. А свою «Автобусную остановку перед грозой» все никак кончить не могу.
— Твой тон ужасен. Что ты от меня хочешь? Хоть сейчас езжай и кончай свою «Остановку».
— Старуха, ты неглупый человек, но что́ я буду стоить, закончив одну, пусть даже прекрасную, работу? Ты понимаешь: одну-у… Я же на этом не кончаюсь.
Елена встала, отряхнула прилипшие песчинки.
— Олег, идем купаться. Гуркин, надеюсь, ребенка, — повела подбородком в сторону реки, — в тонкости нашей домашней службы посвящать не будем?
Андрей не ответил.
Олег был в замешательстве. Впервые ему пришлось наблюдать супругов, потерявших чувство юмора.
— Что с Бородой? — спросил он у Елены.
Та пожала плечами:
— Я его сама последнее время не пойму. Что-то накатывает на мужичка.
Олег плыл медленно, и ему хотелось петь. С приходом Нели, обыкновенной девушки Нели — такие у них в библиотеке почти все, — Олег почувствовал облегчение. Ощущение было такое, словно он должен был сдавать сложный экзамен, готовился, переживал, а ему вдруг сказали, что экзамен отменяется. Итак, чуда сегодня не произошло. Чудеса бывают только в искусстве. Художники и писатели сами создают их силой своего ума и воображения.
— А ты хорошо плаваешь, — сказал он Неле, когда они выходили на берег.
— У меня второй разряд.
— Ого! И сейчас занимаешься?
— Бросила. Нет времени.
— Жаль. А работаешь где?
— Нигде.
— Учишься?
— Пока нет, осенью поеду в Москву, во ВГИК сдавать.
Олег понимающе улыбнулся. С этого надо было и начинать. В красивом большом городе на Волге, где по утрам такие ясные зори, жила-была девушка Неля. Как и тысячи ее сверстниц, она мечтала быть киноартисткой.
— Я слышал, там конкурс большой.
— Ну и что?
— Не страшно?
Неля хмыкнула, и Олегу сразу стало неприятно. Глупый разговор какой-то. Какое ему дело, куда она поступает, зачем поступает… И эта, казалось бы, спасительная мысль тоже была Олегу неприятна. Не так давно он встретил товарища, с которым вместе учился в столице в институте. Товарищ был проездом, и Олег засыпал его вопросами: что там с однокашниками-москвичами? Как там они устроились? Товарищ ничего не знал, досадливо отмахнулся:
— Меня они совершенно не интересуют. Не думаю, чтобы их интересовала моя судьба…
Андрей продолжал лежать в прежней позе.
— Старики, — сказал он. — У меня начинается ностальгия. Я свирепо соскучился по цивилизации. И читать нечего.
— Хотите, могу оставить, — сказала Неля и взялась за свою сумку. — Правда, у меня стихи. Бодлер, «Цветы зла».
Гуркин так и расцвел.
— Слушай, а чего-нибудь попроще нет? В духе майора Пронина?
Неля повела плечом и отвернулась к реке. Но затем быстро вытащила из сумки толстенькую книжку, открыла наугад и закусила нижнюю губу.
* * *
Уезжали с последней баржой. На уже потемневшем небе была видна белая россыпь первых звезд. Баржа, урча и дергаясь из стороны в сторону, сползла с отмели, и берег стал плавно отходить назад.
Еще какое-то время Олег мог различать Гуркиных — Елену, сложившую руки на груди, и за ее спиной Андрея, неподвижного и сурового, словно индеец из зарубежного кинофильма.
* * *
Вечером после дождя мокрые деревья блестели под фонарями, словно стеклянные. Осень стояла теплая, сырая, безветренная.
Вот уже несколько месяцев Олег поддерживал с Гуркиными только телефонную связь: все были завалены служебными хлопотами. Андрей же еще готовился к областной выставке и, если верить Елене, из мастерской выбирался только в ближайший гастроном за едой и питьем.
В общем, скучные дела.
И сам Олег с головой ушел в изучение французского языка и философии: на следующий год он решил попытать счастья в аспирантуре. Но перед Октябрьскими праздниками пришел в мастерскую Андрея.
Здесь было все как и прежде. Огромное окно. На стенах — гравюры и композиции на исторические сюжеты. Кровать с обрезанными ножками, и на тумбочке позеленевший от времени тульский самовар.
Гуркин сидел за столом, подперев подбородок кулаками, и курил трубку. К потолку поднималось непрерывное лохматое облако, и в мастерской пахло хорошим табаком.
— Старик, — обрадовался Андрей. — Вышла монография о Модильяни. У нас в таком объеме впервые. Много неизвестных работ. Ты говорил, у тебя знакомство в книготорге, сделай экземплярчик.
Прежде чем сесть, Олег пальцем провел по табуретке, посмотрел на палец.
— Модильяни?
— Прошу тебя, это серьезно. А ты чего сморщенный какой-то?
— Это не важно. Главное, что ты выглядишь хорошо. Как-то звонил Елене, она сказала, что ты пашешь за двоих.
— Это точно. Сейчас я покажу тебе одну штуковину, интересно, что ты скажешь?
Гуркин повернул подрамник, прислоненный к стене, лицевой стороной к Олегу.
Олег посмотрел на холст и внутренне напрягся, ощутив знакомое беспокойство, какое бывает, когда чувствуешь, как что-то важное безвозвратно уходит