Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
Но не высокие разговоры об искусстве, не стопы книг притягивали сюда Олега, а что-то другое, пожалуй, минутная, кажущаяся, но причастность к сложному и пока непонятному Олегу состоянию — супружеству. Приятная меланхолия всегда накатывала на Олега, когда он возвращался от Гуркиных. Он шел домой, вдруг став мудрым, все окружающее воспринимая особенно выпукло и в то же время как бы обособленно от себя. Вот хмурый вечер. У мокрого асфальта стальной блеск. Прошла девушка с правильным профилем. А вот идет он, Олег, чуть раскачиваясь по-матросски, зоркий и для всех загадочный, с интересной книгой в руке.
…Уже давно горел торшер и даже в горшке Андрея высохли остатки кофе, когда Елена потянулась и сказала, что она ужасно устала, а мужички, если хотят, могут продолжить беседу на кухне. Туда и переселились.
На кухне висели на стенах уродцы из древесной коры и набор кухонных ножей. Такими ножами, наверное, сражались воины Спартака.
Андрей ногой придвинул Олегу табурет, а сам сел на подоконник.
— У тебя на работе все нормально? — спросил он.
— Как всегда.
— А почему такой суетливый?
— Сам не знаю, — ответил Олег.
— Завидую тебе, одинокому и грустящему.
— И я тебе завидую, семейному и веселому.
— Зря так говоришь, — помрачнел Андрей. — Я, старик, уже полгода не работаю, живу мелкой халтурой, рекламными щитами. И знаешь, что самое жуткое? Мне мои институтские работы нравятся больше, чем те, что сейчас делаю. Если бы не Елена, давно смотался бы в какой-нибудь богом забытый уголок.
— Сейчас таких уголков нету.
— Есть, есть, старик, такие уголки. Не может быть, чтобы не было. У кромки леса я бы поставил избу, чтобы к самому порогу подходили белые речные пески. Из толстого ствола выдолбил бы лодку.
— Это уже было.
— Было… Самое скверное, что все уже было.
Олег посмотрел на часы: Андрею, может быть, пора на боковую. Ну да ладно. Гуркиным завтра не на службу, отдохнут в своей палатке, вокруг которой такая красота по утрам. Олегу вдруг захотелось рассказать Андрею о девушке, красивой и умной, которая знает бездну всяких интересных вещей и с которой хорошо, как ни с кем. У нее будут пушистые волосы или модная челочка, это все равно. Но когда они будут идти по улице или ехать в трамвае, чужие парни будут поглядывать на нее. Если бы кто мог знать, сколько неизрасходованной нежности скопилось в душе Олега. Как тяжело переполняет его эта нежность. И как хочется ему одарить ею другого человека.
Под окном затарахтел автомобильный мотор — прибыл известный футболист, который недавно получил квартиру в этом доме и скоро должен получить гараж. Футболист, не переставая петь, на всю округу стукнул дверцей.
Андрей кивнул в окно:
— Кстати, жена у него знаешь кто? Певица в филармонии. Вот сколько живут они здесь, ни разу не видел их вместе. А она красивая. Очень красивая. Везет же некоторым…
— Тебе-то, надо думать, жалеть не о чем.
— Ты хотел сказать — поздно жалеть, да? — Андрей посмотрел на дверь, словно там могла стоять Елена, и махнул рукой. — Да что там говорить, мы сами того не стоим, чего требуем. А со временем многие связи слабеют. Впрочем, я говорю что-то не то. А может, именно то, но не так. Но ты должен понять меня. Кстати, старик, если увидишь где в продаже путную детскую кроватку, дай знать. Я слышал, они редко бывают. Вот так. И никаких деревянных домиков на лесной опушке, никаких белых песков… Магазины тоже кому-то оформлять надо, рекламу гнать, детей растить. Осенью возьму еще дополнительную работу. А насчет нашего предложения подумай серьезно. В субботу будем ждать тебя. Можешь приехать в пятницу вечером. Построим вам с этой Нелей отдельную фанзу из бамбука и лиан, крышу покроем пальмовыми листьями…
Когда прощались у двери, Олегу вдруг резко бросилось в глаза, что Андрей не такой, как всегда. Худая шея нескладно торчит из воротника клетчатой рубахи, черты лица заострившиеся, предельно четкие, как на чеканке, и непривычная для Гуркина несобранность. Может, это от плохого коридорного света или от лишней чашки кофе, а может, от месячного безделья под солнцем у реки?..
В субботу Олег переправлялся через Волгу на плоскодонной широкой барже. На серой от грязи палубе стояли друг за другом несколько парковых скамеек, покрашенных ярко-голубой масляной краской. Но пассажиры — а их было немного — скучились в тени под брезентовым навесом около рубки.
Олег смотрел на рябую, словно покрытую чешуей, поверхность реки, на приближающийся лесистый берег с желтой лентой песка, на островерхие, похожие на рисунок ребенка палатки, там и сям разбросанные между деревьями. Настроение было отличное, как всегда бывает на реке, когда после городского сухого воздуха вдыхаешь чистый, почти морской, освежающий, как холодный душ, воздух реки и чувствуешь и понимаешь, какое это наслаждение — дышать.
Баржа натужно заскрипела днищем о песок, и нос ее выполз на сушу. Два матроса живо спустили трап — три длинные доски с прибитыми поперек планками. Трап приятно пружинил под ногами. На берегу, поросшем лесом, в лицо сразу повеяло теплом.
Олег приблизительно знал, где разместились Гуркины, и по тропинке шел довольно уверенно. Его подгоняло легкое волнение, вызванное предстоящим знакомством. И как он ни старался о нем не думать, это у него не получалось. Ни на минуту не покидало ощущение приподнятости, и он хотел верить — нет, он верил, что значительные перемены в его жизни произойдут вот-вот.
Тропинка свернула к реке. Между деревьями засияло однотонной голубизны небо. Олег вышел на полянку и увидел в конце ее палатку Гуркиных.
Встреча была бурной, но Олег сразу почувствовал апатию. Здесь были только Гуркины, и больше никого.
К вечеру приготовили большой костер. Зажгли его, когда потемнело небо и над рекой встала белая дымка, сквозь которую, однако, хорошо пробивались огни города. Было красиво и тихо, и только потрескивали в огне ветви. Пили душистый чай, молчали, почти физически ощущая влекущую, все подчиняющую себе силу вечернего умиротворения.
Утром, когда проснувшийся Олег наполовину выполз из палатки, большое красное солнце уже стояло над горизонтом. Гуркины умывались.
Немного погодя вдоль берега потянулись приехавшие с первой баржой. С шумом проходили многодетные семьи, словно призраки, проскальзывали туристы-одиночки, на их окаменевших лицах угадывалось стремление к чему-то лучшему.
В двух шагах от костерка остановилась девушка с хозяйственной сумкой, украшенной надписью «Привет из Риги».
— Здравствуй, Лена, — сказала она, и всем: — Здравствуйте.
— Нелька! — закричала Елена. — Да что же это получается? Мы тебя вчера ждали, ждали! Разве можно
