Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Как те мужики, которым долго рассказывали об устройстве трактора, они вроде разобрались до последнего винтика, а потом и спрашивают: «А куды ж лошадь-ту запрягать?»
Он проснулся — было раненько. Неустанное весеннее солнце, конечно, уже трудилось. Потапов порадовался этому обстоятельству, порадовался своей ясной голове и готовности сесть за работу… Да, милый, сегодня уже именно сесть! Довольно прогулок.
Любимая тетка его учила, покойная Варвара Павловна: «Спишь — спи, а проснулся — вставай!» И он встал. Голова была просто на редкость ясная. Буквально как сегодняшнее утро. Он вспомнил вдруг слова Севы: «Утром я всегда радуюсь тому, что не выкурил ту последнюю сигарету, которую хотел вчера выкурить». А ведь и я этому же радуюсь, подумал Потапов. Вчера он как-то забыл о сигаретах: возвращался с почты, размышлял, сидел на крыльце. Последнюю сигарету выкурил часов в шесть… Месяц назад вещь для него совершенно невозможная!
Он позавтракал своей кашей, вышел на терраску, думая, где ему лучше сесть заниматься, достал из кармана пачку «Пегаса»… Сердце билось очень ровно и легко, словно старалось доказать: да вот же я как умею без твоих папирос!.. Потапов размял сигаретку, поднес ко рту… Нет, конечно, слабо мне бросить…
Он сунул «пегасину» обратно в пачку. Ну брошу я — сразу начну толстеть: проверено не одним поколением бросальщиков. А уж мне тем более опасно: мужик здоровый, аппетит — зверь!
А ты спортом себя, спортом, быстренько шепнул маленький человек. Ничего себе заявочки, подумал Потапов. Он сел на крыльцо, выкурил свою «пегасину», сердце забилось грозно и тяжело. Глотнув на прощанье весеннего утра, Потапов пошел наверх, где стоял Севин письменный стол, и пыхтел до обеда, через каждый час выходя покурить, как это он всегда делал в Ленинке… А зачем я хожу? Сиди за столом да кури сколько влезет. Он подумал секунду и сообразил: оказывается, ему хотелось, чтобы в рабочем помещении воздух оставался свежим… Вот новости-то!
После обеда и сна ему по расписанию полагалось сидение на террасе. Однако он и так сидел сиднем целых полдня, теперь не худо бы подвигаться. Он сам себе еще не хотел признаваться, что задумал. Только сказал неопределенно, что надо бы до магазина дойти — может, каких консервов прихватить.
Но не за килькой в томате он отправился! Рядом с «Продуктами» был и другой магазин — «Культтовары», такое чисто сельское заведение, где вполне дружески соседствовали духи, пластинки, цветной телевизор, два мопеда, стиральный порошок, еще всякая всячина. И, между прочим, кое-какие спортивные принадлежности.
Итак, он вошел в «Культтовары» и спросил смехом, нету ли у них, к примеру, тапочек сорок четвертого размера.
Продавщица, женщина лет пятидесяти, милая, только, пожалуй, чуть перенакрашенная, выложила перед ним тапочки. И даже двух сортов.
— Прекрасно, — сказал Потапов, продолжая все еще как бы развлекаться. — А нет ли у вас тренировочного костюма, лучше хабэ, вот на такого дядю?
— На какого дядю?
— Да вот на такого, что стоит перед вами!
Нашелся, представьте себе, и костюмчик хабэ!
— А может, — поинтересовался Потапов, — у вас есть и шерстяные носки к этим тапочкам?
— Шерсть с вигонью, — ответила продавщица. И от этого слова на Потапова повеяло старым-старым чем-то, детским, родным, маминым. Вигоневых носков сносил он не один десяток пар. Давно это было, давненько, в первом — четвертом классах… А теперь шерсть с вигонью! Взрослеете, товарищ, имеете возможность носить улучшенное качество… И сказал продавщице:
— Знаете что, заверните-ка мне всю эту продукцию…
Маленький человек торжествовал победу!
Дома Потапов с недоверчивым удивлением осмотрел купленные вещи… Примерить, что ли?.. Но примерять не стал, сел за работу. И работал и работал допоздна, до изнеможения, почти до полусмерти. Никак не мог остановиться, хотя голодный был как собака. Но все продолжал продираться сквозь джунгли им же самим выращенных цифр и формул.
И уже давно плюнул на свежий воздух, курил как паровоз, не сходя со стула… Стало сизо и дымно, словно на директорате. Распахнутое окно не справлялось с никотиновым озером. У потаповских легких производительность была выше, чем у полукруглой двустворчатой дыры площадью примерно в один квадратный метр.
Именно при слове «легкие» он и опомнился, отодвинул в сторону бумаги, машинально закурил новую сигарету, усталыми глазами окинул поле боя. Тягучий дым из глубины комнаты проплывал мимо зажженной лампы и пропадал в темном окне.
Потапов поднялся — застучало в висках. И тотчас сердце ответило тоже сильным и частым стуком… Совсем я с ума сошел! Он отправился вниз, заглянул в свои кастрюльки, странно, теперь есть уже ни черта не хотелось… Кое-как он умылся, потушил свет, перед глазами горели химия и математика. Легкие были двумя вздутыми, обожженными изнутри мешками, как всегда бывает после перекурита.
Я работал, оправдывался большой человек, я продвинулся вперед!.. Продвинулся ты! На тот свет ты продвинулся. Ну спи, спи, теперь отдыхай хотя бы!
Он повернулся на правый бок, закрыл глаза. Но все казалось ему неудобно. Подушка лежала каким-то комом, чертова пружина нагло лезла в бок. Мама когда-то учила его засыпать, считая удары сердца. Сейчас он решил попробовать этот способ, подумал: никуда не денутся биоритмы, должно подействовать! Но сердечная мышца, оттого что он стал считать ее сокращения, начала сжиматься сильнее, чем нужно, и чаще — словно он шел в гору…
Встал, включил свет. Шлепая босыми ногами, пошел в Севкину комнату, где были полки с книгами. Ни одной из книг брать не хотелось. Перед Севиной кроватью на полу увидел несколько «Советских спортов»… Время тянулось. Он читал и нервничал, словно боялся проспать в институт… Наконец он отложил «Спорт», прочитанный почти от корки до корки. В голове появилась некая тупая усталость, сердце стало биться потише. Теперь надо не упустить момент. Он повернулся на правый бок, закрыл глаза, осторожно попробовал считать свое сердце. Раз-та-та, два-та-та, три-та-та — билось оно. Потапов лежал тихо, боясь вспугнуть этот успокаивающийся стук. А сердце билось-билось, и наконец владелец его уснул.
Проснулся он рано, так как большой человек, давно уж посматривавший на часы, не вытерпел и стал его будить. Маленький висел у большого на руке. Но большой все-таки растолкал Потапова. И Потапов проснулся, понимая, что должен проснуться, но чувствовал себя таким невеселым, таким нерабочим!
Он сел на кровати, поеживаясь от холода… Ну что будем делать, спросил маленький большого, куда ты лез? Я ж тебе русским языком объяснял!.. Большой пожал плечами, молча и мрачно отошел в угол. Тогда стал распоряжаться маленький.
Как бы
