Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Здесь работала сама Земля! Потапов смотрел и не мог насмотреться на эту картину. И все более проникался спокойствием ее и силой. Оставив «Нос» до послеобеденного сидения на террасе, он спокойно и мирно отправился домой — как бы хозяин всего этого мира. И мысли у него были спокойные, хозяйские. Никакой тебе агрессии — а ведь научное исследование мира есть завоевание его, а значит, и агрессия. Но для Потапова, коли он стал хозяином, это было бы противоестественно, немыслимо!
Он шел, думая о простом. Вернее, он и не думал вовсе, а лишь подмечал все новые богатства и совершенства своего владения. При этом душа его и мозг получали отдых.
Маленький человек, сидя на отведенном ему стуле в душе Потапова, тоже отдыхал, блаженно и чуть бессмысленно улыбаясь. И можно было подумать: эх ты, от чего же ты спас своего хозяина? Ведь от… вдохновения! Да простится ли тебе это когда-нибудь?
Спаситель непрошеный!
Но представьте себе, все-таки он спас Потапова. Как и всех нас спасают маленькие человечки, если мы попадаем в такие ситуации (что, впрочем, случается довольно редко). Маленькие человечки, эти завхозы души, валят нас с ног усталостью, или — как Потапову — подкидывают какую-нибудь красивую, но вполне постороннюю идею, про которую мы не можем думать в полную силу просто из-за того, что недостаточно подготовлены, или организуют откуда ни возьмись интересную ассоциацию, дорогое воспоминание и… И человек спасен от слишком сильного вдохновения.
Банальная мудрость любит повторять нам, что от счастья еще никто не умирал. Верно! И заботятся о том маленькие человечки, средоточия охранительных устройств нашей души.
Письмо
После обеда и сна он решил еще немного поработать. Именно немного и не очень трудно… Потапов хорошо знал цену своей ЭВМ (а вернее, МВМ — мозговой вычислительной машины): если сегодня переработаться, завтра она будет хандрить, думать через пень колоду. Вернее так: полутворческую работу (например, литературу читать, выписки делать) — это ее можно заставлять много и долго. Но настоящую творческую — только до определенного порога. Дальше баста. И завтра, если опять вовремя не остановишься, будешь расплачиваться уже весьма ощутимой бесталанностью.
Впрочем, можно избрать и такой метод: дикая работа — сумасшедшее расслабление. По принципу: «Он до смерти работает, до полусмерти пьет». Этим уравнением (а ведь это, в сущности говоря, именно уравнение) Потапов, к счастью, не мог воспользоваться. Таков уж был его организм: он никудышно переносил алкоголь. Опохмеляясь, только пьянел, а вовсе не приводил себя в нормальное состояние, о чем любят рассказывать застольные поверья.
По всему этому Потапов пил редко. Как и многие мужчины (или, по крайней мере, как некоторые), он любил выпить. Но куда больше любил он свою работу, любил вообще работать…
В реальном его бытии происходило следующее: он просто должен был следить за своей МВМ и вовремя смазывать ее отдыхом, то есть относиться к ней как к живому существу, а не как, действительно, к электронно-вычислительной машине.
Собственно, отношения между личностью Потапова и его МВМ (если только их можно было разделить) трудно было назвать эксплуатацией. Тут происходило скорее взаимное, хотя и довольно жесткое сотрудничество. Конечно, МВМ тратила свою творческую энергию. Но и личности Потапова было нелегко. Она должна была постоянно держать высокий потенциал волевого усилия. Без этого МВМ черта с два заработает!
Сейчас, отобедав и поспав, то есть отдохнув вроде бы хорошо, он по некоторым признакам понял, что МВМ на сегодня подустала и до завтра не восстановится. В частности, он не услышал в себе мощного волевого импульса, которым обычно запускал МВМ. Потапов не испугался, не расстроился — многое в его отношениях с МВМ делалось, естественно, на рефлекторном уровне. МВМ сама и моментально просчитала приемлемый для всех выход. Потапов постоял секунду на террасе, подумал: что-то я не писал давно. Он вернулся в дом, взял ручку и бумагу и часа за два с половиной набросал нечто вроде статьи, а может, докладной записки, где излагал новые принципы использования «Носа», собственно, еще не существующего «Нового Носа».
Это была как раз та самая полутворческая работа, возможная сейчас для МВМ. Все продумано, он идет по уже известному пути, лишь расчищая кое-какие закоулки точной мыслью, которая как раз и появляется во время размещения всего хозяйства на бумаге.
По ходу дела придумались еще две идейки служебного характера: «Нос» можно было бы использовать в криминалистике (скажем, для определения, присутствует запах подозреваемого в данном помещении или нет) и в геологии, поскольку известно, что над всяким месторождением висит некое диффузное облако, то есть облако испарившихся из месторождения атомов, конечно, невероятной разреженности. Однако для «Нового Носа» (соответствующим образом оборудованного) и этого запаха может оказаться достаточно. Все же Потапова куда больше привлекали две первые идеи — «Нос» медицинский и «Нос» космический. Это было здорово, это была настоящая теория… Ну а практических применений можно было бы насочинять хоть сто штук. Скажем, «Нос» мог бы определять с какой угодно точностью степень готовности борща, запросто дегустировать чан, вина и так далее. Но стоит ли палить из пушек по воробьям?
В своей «докладной статье» он лишь указал на некий практически бесконечный ряд применений. Затем Потапов отложил ручку и полчасика посидел, утопая в покое, глядя на вечереющий день, на усталые после работы деревья и траву, на вовсе не усталых воробьев, разыгрывающих свои драмы непосредственно на ближайшей к террасе яблоне. Потом он еще раз перечитал статью, остался ею доволен и, сказав себе, что на сегодня хватит, стал просто сидеть, гоняя комаров и ожидая Севу.
Да, он был доволен собой — состояние для человеческой души не самое, конечно, достойное. Однако и без него нельзя — согласитесь! С этим вечным неудовлетворением долго не вытянешь: ну чего в самом деле стараться-то, когда без конца бьешься как рыба об лед, а успех на нуле!
Нет, законное довольство собой — вещь необходимая и положительная. Потапов же был доволен собой вполне законно. И счастливый рабочий день по-иному освещал в нем все… Мама. Он не виделся с нею почти месяц. Но звонит регулярно, знает, что она здорова. Знает, что днями они уезжают с отцом в Крым на целое лето. Есть на свете такое чудесное место — Рабочий Уголок. И там живет его бывшая нянька, тетя Феня. Пусть я редко их видел, а вот провожу обязательно, выберу время!
Он
