Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Ранняя диагностика… Да пошел ты знаешь куда! Ты глубже бери. Болезнь — запах. Но и здоровье — запах. Так сказать, благоухание, цветение здоровья. А ведь, наверное, в самом деле существует этот запах… Комплекс запахов! Дальше все элементарно: берем будущий «Нос» и с помощью ЭВМ описываем все запахи всех цветков здоровья данного индивида.
Любое отклонение — сигнал! Сверяемся по перечню запахов болезней. И при одной только мысли о непорядке имеем информацию. То есть при необходимости можно лечить чуть ли не на уровне первой тысячи микробов. Когда еще даже защитные реакции самого организма, что называется, и не думали почесаться…
Нет, наверно, зарываешься, парень! В организме всегда есть враждебные микробы, только им не дают развиваться те самые защитные реакции, про которые ты так небрежно отозвался… Ну хорошо! Я, собственно, и не собираюсь соваться в слишком медицинские вопросы. Я разрабатываю чисто теоретический уровень проблемы… Нет, все же немного надо медицинки бы зацепить… Надо в Ленинскую библиотеку ехать! И поискать кого-то в Академии наук, в институте каком-нибудь академическом. Там ребят сумасшедших пруд пруди…
Оказалось, что в это время он мчится по березняку, по осиннику, словно скорый поезд. Ветки шарахались от него в разные стороны… Сердчишко-то бьется, сердчишко-то бьется, милый… Не стыдно? Вот тебя бы первого и понюхать… Он представил себе свою карту патологозапахов, карту тех болезней, которые только подкрадываются к нему, много курящему и давно забывшему, что такое режим… А ведь я считаюсь практически здоровым. И сделалось страшновато: на кой аллах это мне узнавать — чем я заболею завтра или послезавтра? Да не тебе, дурачок, успокойся. Не тебе это надо знать, а врачу.
Как интересно-то, Сан Саныч! Совершенно меняется вся психология лечения. Вообще никаких лекарств, вообще никаких операций… ну кроме, конечно, вправления вывихов и тому подобного… Учуял, что доза запаха превышает допустимую норму, — активизируешь защитную реакцию организма, и все, и нет проблем… Да неужели это правда?! Он сидел на молодой, готовой жить всю весну и лето траве, над ним весело орали птицы, над ним ныли комары. И некоторые из них, конечно же, исподлялись прокрасться и тяпнуть Потапова. Но он ничего этого не замечал. Маленький человек в нем кричал и визжал что было сил: «Кусают, чешется!» Потапов его не слышал, он общался с большим человеком. Они сидели обнявшись на молодой траве и — даже не мыслили, а скорее м е ч т а л и.
Ох, это очень тонкая вещь — план реальной мечты. В сущности, это самые сливки интеллектуальной работы. Но до чего ж они эфемерны, и как трудно их поймать и сформулировать.
Сейчас Потапов формулировал их как простые и грубые матзадачи. На него сошло вдохновение — так до комаров ли ему было!.. Вот вечером — это пожалуйста, это другое дело. Вечером, в постели, он весело очесывался, слюнявил по старинному маминому рецепту наиболее горячие места и вспоминал, где же это, елки-палки, его так обглодали? И не мог вспомнить!
А его обглодали именно здесь и именно в эту вот минуту, когда он мечтал, сидя на молодой траве, на молодой земле, готовой рожать. Глядя на молодую листву осин, которая должна вздрагивать и трепетать по самому определению своему (дрожит, как осиновый лист), но сейчас была тиха, словно во сне… Присутствую при редчайшем событии в природе, с удовольствием подумал Потапов и улыбнулся.
Взгляд его между тем пронзил эту листву, ажурную преграду, прошел мимо легчайших весенних облаков… Дальше и выше начиналась область чистейшей синевы, и там Потапову с его «Носом» было, пожалуй, делать нечего. Но взгляд упорно стремился куда-то еще дальше. Уже мысленно он пробил атмосферу, вырвался в черный и пылающий космос. Потапов увидел его бесконечную ночь и косматые дыры звезд, из которых било пламя… Странная и будто бы смешная пришла Потапову мысль: а чем звезды пахнут? Пахнут же они чем-нибудь? Когда-то эта мысль уже приходила ему.
Пахнут или нет? Он не знал.
Но его поразила сама невероятность этой идеи. «Достаточно ли она сумасшедшая, а, как вы считаете?» Она была достаточно сумасшедшая! Мама моя! Да что же это такое? Новое направление в астрономии? Астрономия запахов? Например, запах черной дыры!.. Совсем ты сбрендил, Потапов! Оттуда даже свет не вырывается. Какой еще запах?!
Он усмехнулся: ну пусть антизапах!.. А что такое антизапах?
Пока он не знал этого. Антизапах — странное слово, странная фантазия… Просто надо подумать над физическим смыслом антизапаха… понятия антизапах.
Он поднялся и шатаясь пошел в обратную сторону, не через березняк и осинник к дому, а снова в поля. Он был пьян своим успехом. Он мог бы сейчас, наверное, решить любую проблему. Все виделось и чувствовалось так остро, как никогда… Как, может быть, никогда уж и не будет.
Но именно в этот момент маленький человек, сидящий в душе Потапова, понял, что если он сейчас же не вмешается, будет конец — замыкание и потаповская ЭВМ просто перегорит от избытка вдохновения. Ужас придал маленькому человеку силы, он стал расти. Но все равно, конечно, несравнимо отставал от большого человека, который был в эти секунды бесконечен. И тогда маленький пошел на хитрость, он подкинул большому человеку хорошую, но совершенно неприменимую к делу идею…
Потапов вышел в поле и остановился, захваченный удивительной и чудесной картиной. Он увидел ярко-зеленый квадрат озими, уже вполне крепкой и кустистой, а дальше темную зелень клевера, а дальше крохотные, но боевые пики ярового хлеба, а дальше просто кусок луга, наверное, используемый под пастбище, с простою травой, которая начинала уже зацветать. Слева и справа квадраты эти обнимал лес — тот ельник, из которого вышел, а вернее выбежал Потапов, лес темный и строгий.
И все это он сумел охватить единым взглядом, единой картиной. Все росло — вот что увидел Потапов. Медленно ползло вверх. Словно что-то выдавливало их — и траву, и клевер, и озимь, словно что-то тянуло клещами. Непрерывная могучая работа. Да, это была очень мирная картина, но в чем-то и грозная, слишком уж мощная и единодушная.
Но Потапова не пугала ни увиденная им вдруг мощь, ни грозная сила происходящей работы. Он только радовался и мощи и грозности. Так в детстве он пробирался утром седьмого ноября на улицу Горького (благо жил рядом, благо знал дворы и перелазы, которые не были известны даже охранению) и смотрел, как на Красную площадь движутся войска для парада. В такие секунды он, мальчишка, испытывал те же
