Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев
— Не возражаю. Раз Керим жертвует своей собственной овцой, то я тоже раскошелюсь из собственного кармана.
— Но все-таки это дурной обычай, Жамилят.
— Я тоже так думаю. Но нельзя обижать стариков. А кроме того... — на ее лице появилась лукавая усмешка, — нельзя упускать шерсть — мы ее полностью сдадим государству.
Харун улыбнулся.
— Кажется, я понял. Нужно, чтобы овцы были целы и волки сыты. Не так ли?
— Да, — Жамилят кивнула. — Чтобы мясо не сгорело и шампур остался цел.
— Трудная задачка.
— Нелегкая. Поэтому и поедем вместе.
Харун улыбнулся и кивнул:
— Куда иголка, туда и нитка.
7Вечером получила она телеграмму. Из Москвы. Две скупые строчки. «Институт поступили получили общежитие подробности письмом твой Ахмат». Всего две строчки, а сколько радости!..
Старая Хауа приложила телеграмму к зеркалу на тумбочке, чтобы все, кто заходит в дом, видели, читали и радовались — вот какой у Жамилят сын, а у нее — внук.
И снова долго не могла уснуть Жамилят: вдруг так остро захотелось увидеть сына, хоть на минуточку увидеть его и прижать к себе. «Какой же ты у меня молодец, Ахмат!» — счастливо улыбалась она. Когда же она теперь увидит его? Не скоро. Только зимой. А возможно, и поздней осенью, если удастся вырваться в столицу, в управлении сельского хозяйства ей обещали путевку на ВСХВ, не упустить бы такого случая.
А на следующее утро — в путь, в Сухую Балку.
Поля уже не такие зеленые, как прежде, а с нежной желтизной. Скотоводы уже начали свозить сено со склонов Большой Поляны ближе к фермам. Совсем скоро настанет пора убирать картофель и кукурузу.
Будто угадав ее мысли, Харун заметил:
— А кукуруза в этом году хорошая. Никак не скажешь, что пересеивали в начале июля.
— Ибрахим недавно говорил: по сто пятьдесят центнеров с га уберем, не меньше. И на силос хватит, и на зерно.
Когда повернули вверх по Сухой Балке, послышался серебристый голосок горной речки, пахнуло сеном — по склонам балки, у самой опушки леса, полным-полно копен. Сердце радуется, когда смотришь на них.
А вот уже издали видны отары овец, как хлопья пены, растеклись по крутым склонам.
Но до них еще далеко.
Харун изредка поглядывал на Жамилят. Лицо в обветринах, в уголках глаз залучились морщинки. Когда приехала в Большую Поляну, выглядела куда лучше, ухоженной, что ли. Скоро год, как она тут, и этот год дался ей нелегко. Да и не только ей... Она как бы по-новому заставила взглянуть людей на свою жизнь. А сначала не многие верили, что она, женщина, способна все перевернуть в колхозе вверх дном. Амин, секретарь райкома, — не верил, Али тоже не верил, да и он, Харун, если откровенно признаться, сперва сомневался... А теперь многому научился у своей старой подружки Жамилят — спокойствию, хладнокровию в сложных ситуациях, уравновешенности, уверенности в своих силах. Такая любого районного руководителя за пояс заткнет. Натура у нее прямая, без обиняков называет вещи своими именами. Конечно, такой прямотой у многих расположения не сыщешь... У Амина, например. Но колхозники теперь за нее горой стоят. В этом-то ее и сила.
Скрипнули тормоза.
Харун первым вышел из машины. Он не раз бывал в этом месте. Под навесом, открытым со всех сторон, работали стригали. Но гула моторчика сегодня не слышно, стригали работали вручную. Пот с них градом, никаких разговоров. Только слышен металлический звон овечьих ножниц: «Чах-чах! чах-чах!»
— Пусть спорится ваша работа! — поприветствовала Жамилят стригалей, войдя под навес.
Раздались возгласы:
— Спасибо!
— С приездом!
— Добро пожаловать!
Те, кто закончил работу, дожидаясь, когда приведут очередную овцу, встали и окружили приехавших. Вперед протиснулся Керим:
— Рад видеть тебя у нас, Жамилят.
Харун сурово сдвинул брови:
— Керим, почему агрегат не работает? — спросил он с упреком.
— Мотор испортился, поэтому не работает.
— А если не так?
Их перепалка навела Жамилят на мысль, что привыкшие к ручной работе старики не всегда в ладах с техникой. Они уважительно отнеслись к трактору, когда тот впервые появился на пахоте, к комбайну, убиравшему зерновые и подсолнечник, но других сельскохозяйственных машин для них будто и не существует.
Кивнув на стригальный агрегат, она сказала:
— Если испортился, надо ремонтировать. — И подозвала своего шофера: — Аскер, не посчитай за труд, посмотри, чем заболел этот движок и нельзя ли его заставить работать.
— Стоит ли возиться? — пожал плечами Керим. — Работы осталось немного.
— Немного — это хорошо. Но надо привыкать к технике.
Жамилят и Керим отошли немного в сторону от навеса. Остриженные овцы испуганно устремлялись к таким же голым, как они, собратьям. Без шерсти они казались маленькими, худыми, жалкими — не овцы, а божье недоразумение. И, словно поняв, о чем подумала Жамилят, Керим возразил, что, слава богу, овцы нынче выглядят хорошо, не так, как в прошлые годы, вот тогда действительно на них было страшно взглянуть — кожа да кости.
В это время прерывисто зашумел движок. И Керим виновато взглянул на председательницу и быстро отвел глаза. Та покачала головой:
— Ах, Керим, Керим!
Старший чабан потупил взор и покраснел, не зная, как ответить.
— Поверь, Жамилят, так случилось потому, что старики еще не научились работать с механизмами.
— Если старики не научились, учите молодых. Старый тянется к старому, а молодой — к новому. А ответчики за завтрашний день — молодежь.
— Это верно, — кивнул Керим. Он был готов сквозь землю провалиться из-за этого движка.
Прислушиваясь к шуму моторчика, Жамилят сказала:
— Ну, Керим, погостила у вас. Вижу, работу заканчиваете. Спасибо за приглашение. А теперь нам пора ехать.
Лицо старшего чабана испуганно посуровело.
— Если ты на меня в обиде — так мне и надо. Но зачем обижать стариков? Ведь они тоже ждали!..
Она окинула его хитрым взглядом, запрыгали, как бесенята, огоньки в ее черных глазах.
— Ну, коли так... — пошла она вроде на попятную. — Чтобы восстановить мир между нами, давайте заключим соглашение.
— Шея моя тоньше волоса![27] — поспешил ответить Керим. — Что скажешь, то и сделаю.
— Кому не известно, прошлая зима была для нас тяжелая. Овец осталось мало. Сколько мы с них шерсти возьмем? Кот наплакал. А план по заготовке шерсти выполнять надо.
— Да, это так, — выдавил Керим, смутно догадываясь,