Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев

вместе с нами убирала сено, не чураясь черной работы, сидит она с нами за одним столом... Спасибо тебе, дочка, — поклонился ей старик, — ты сегодня в кои-то веки собрала нас на изеу, и даже сверстников моих пригласила. И мы с радостью пришли сюда, потому что верим в твое справедливое слово. Прошлой зимой люди дали немало колхозу сена взаймы, а долг никогда не забывается, так велось у наших предков. Мы верим, что не за дальними горами то время, когда колхоз наш станет зажиточным, много у нас будет и скота, и хлеба. А вот это мясо, которое стоит на столе, пусть будет залогом на-шего благополучия. — Он взял бедренную кость, отделил мясо и самую сочную часть протянул Жамилят.

А ей хотелось сказать этим людям много приятных и добрых слов, но накатывающие волны радости мешали говорить. Да и нужно ли добавлять что-либо к тому, о чем так хорошо сказал старый Алисолтан?

И мясо и шорпа были отменно вкусными на свежем воздухе.

И снова — за работу.

Миловидная хрупкая девушка несмело запела песню, и ее подхватили другие:

Эй, друзья, кончай обедать И скорей за дело, Чтобы поле, словно улей, Снова загудело. Ведь пока вы предавались Дреме да беседе, Не теряли даром время Хитрые соседи[26].

И лишь когда за горы спряталось солнце, угомонилась работа на поле. От усталости ныли руки и ноги, но любо было смотреть на ровные ряды копен, которые, точно сторожевые башни, терялись в предвечерней вышине. В воздухе стоял пряный запах сухого сена, в уши лезли беспрестанные песни кузнечиков. А вот и луна выплыла из-за Белой горы, полная, яркая, как начищенный медный таз. Тоже залюбовалась на их работу. Глядя на любопытную луну, Жамилят устало присела возле копны, почувствовала боль в правом боку. «Снова расходилась печень». Вскоре послышалось знакомое бибиканье ее «газика», который затормозил где-то в конце поля. Услышала, как шофер Аскер бегает от копны к копне и зовет ее:

— Жамилят! Жамилят!

Тяжело поднялась и пошла навстречу.

— Я тут, Аскер.

— Приехали гости, ждут в правлении, — выпалил он, подбегая к ней.

— Кто?

— Из райкома.

— В такой поздний час? Удивительно.

— Сказали: ищут председателя. Просили передать, что срочно.

4

Секретарь райкома Амин Гитчеев — широкое лицо, узкие юркие глазки, зеленая габардиновая гимнастерка, зеленая суконная фуражка с низкой тульей — и с ним еще двое незнакомых мужчин, тоже в зеленых фуражках того особого покроя, какой был в моде у районного начальства, уже давно, видно, поджидали ее в правлении. Успели даже поужинать, — на столе стояли тарелки с остатками шорпы, вероятно, из колхозной столовой.

Завидев Жамилят, гости встали и поздоровались, а ей сделалось неловко — непричесанная, в стареньком платьице, в котором работала в поле, лицо обгорело, в уголках глаз глубокие белые морщины, потому что весь день пришлось щуриться от яркого солнца.

— Мы к вам по суровой необходимости, товарищ Тауланова, — заговорил Амин.

Оказалось, проезжали они мимо колхоза, уже стемнело, угодили в какую-то колдобину, у машины сломалась карданная передача, как говорится, ни тпру ни ну, и вот теперь единственная надежда добраться до дому на ее машине.

— Понятно, — кивнула она. — Аскер, отвезешь их.

— А моя машина тоже того... барахлит, — с неудовольствием ответил тот. — Что-то с зажиганием неладно.

Конечно, после изеу ему никуда не хотелось ехать на ночь глядя.

— Иди свечи почисть. Думаю, за десять минут управишься.

Амин приободрился:

— Гляжу, этот Аскер — лодырь у вас.

— Какой он лодырь, если семья его ни днем ни ночью дома не видит. Все время по дорогам мотается. А сегодня полдня на изеу работал.

— Я уже слышал о вашем изеу. Много накосили?

Она кивнула: «Да».

Лицо Амина посуровело.

— Но, вероятно, сена вам на следующий год снова не хватит?

— Почему вы так думаете?

— Я уже кое о чем наслышан.

— О чем же вы наслышаны, товарищ секретарь?

— Почему вы, товарищ председатель, раздаете сено частным лицам?

— Пока не раздавали, но намерены раздать. И не частным лицам, а колхозникам.

— Но почему вы так решили? На каком основании? — распалялся Амин. Он сдернул с головы фуражку и гневно бросил на стол. — Черт-те что! Партизанщина какая-то у вас!

— Но ведь колхоз лишь возвращает свой долг. Когда мы брали сено у колхозников в прошлую зимнюю стужу, вы тогда не возражали, — спокойно ответила Жамилят.

— Кроме долга вы раздаете в процентах сено всем, кто участвовал в сенозаготовке. Это кто вам разрешил?

— Партия, — все также спокойно ответила Жамилят. — Это делается на основании решения ЦК партии.

— Но в решении сказано, что можно отпускать сено лишь после окончания сенозаготовки и если у колхоза оно останется. Если останется лишнее сено, вам понятно?

— Нет, там не так сказано — смотрите девятый пункт. А если не будет лишнего?

— На нет и суда нет.

— А справедливо ли? Как же им содержать свой личный скот?

— Это не ваша забота. Не смогут содержать — пусть продают.

— Ну, а то, что люди должны есть, чтобы работать, — вы знаете, товарищ Гитчеев? Или это тоже не ваша забота?

— Вам, товарищ председатель, известен принции социалистического хозяйства?

— Не меньше, чем вам, товарищ Гитчеев.

— Мы этого не допустим!

— Кто «мы»? — взорвалась Жамилят. — Это мы не допустим, товарищ секретарь, чтобы вы дискредитировали линию партии.

— Хватит, хватит, — вмешался один из попутчиков Амина. — Мы ведь не на бюро райкома.

— Время позднее, а вашему разговору конца нет, — поддержал другой.

— Хорошо, поедем. — Амин нахлобучил на голову свою зеленую фуражку. — Но мы еще вернемся к этому вопросу, товарищ Тауланова. Обязательно вернемся.

— Счастливого вам пути.

Амин торопливо подхватил под мышку свой пухлый портфель, и все трое вышли из правления. Краем уха Жамилят услышала знакомую фамилию: Бекболатов. С какой стати и по какому поводу произнес ее Амин — этого она не поняла. Может, он думает, будто секретарь обкома ее опекает? Или она согласовывает те или иные вопросы прямо с ним через голову его, Амина? Но ведь она ни разу не обращалась к Бекболатову ни по какому вопросу. Нет, один раз, когда просила достать вертолет для переброски сена... А больше ни разу. Но Амин думает