Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев

— Спасибо, — тихо проговорил Харун, не понимая, в чем дело.

— Ты, может быть, и не знаешь, дочка, — сказал один из двух седобородых, с которыми спорил Керим, — у нас была такая старая традиция: работавшие на стрижке всегда брали шерсть с одной овцы. Мы от этого не станем ни богатыми, ни бедными. Так вот — мы, старики, отказываемся от этой шерсти — пусть пойдет она в пользу нашего колхоза.

Он обвел взглядом остальных стариков. И те согласно кивнули.

— Спасибо вам, родные! — ответила им Жамилят.

Но тут привстал низкорослый ершистый старикашка.

— Все мы не против, — сказал он. — Но вот что говорят. Всем, кто работал на сенокосе, дадут сено, кто собирал кукурузу — кукурузу получит, кто картошку копал — им картофель дадут. А нам что?

Он уставился на Жамилят кроткими, красноватыми, как у кролика, глазами.

— Об этом вы не беспокойтесь, — сказала Жамилят. — Без доли мы вас не оставим: и кукурузы дадим, и картошки, и сена. Я уже говорила, что подготовлены ведомости выдачи продуктов на трудодни.

Старичок как завороженный не отрывал от нее взгляда, но наконец и до него дошел смысл ее слов, он радостно закивал головой:

— Вот это мудро.

От водки старики заметно размякли и повеселели, а шупленький старикашка с кроличьими глазами даже попытался затянуть песню про Апсаты[28], но его не поддержали, и он, мурлыча себе под нос, отошел ото всех подальше и уснул, свернувшись калачиком.

Солнце уходило за горы.

Пора было возвращаться в Большую Поляну.

ЗЕМЛЯ ПРИНИМАЕТ ЗОЛОТУЮ ОКРАСКУ

Как-то утром, стоя перед зеркалом, Жамилят заметила на правом виске седую прядь. Удивительно, еще вчера не было этих седых волос, выходит, появились за ночь.

С грустной улыбкой показала седину матери.

— Э-э, что делать, дочка? Годы бегут да бегут. Не остановишь их. Молодость уходит, старость заглядывает через порог. Но не отчаивайся, тебе еще жить да жить!

Жамилят открыла тумбочку, вынула из нее альбом с фотокарточками и присела возле стола, разглядывая снимки. Очень редко брала она в руки этот альбом, подаренный когда-то Мухамматом, но сегодня, когда заметила седую прядку, немножко взгрустнулось, потянуло взглянуть, как она выглядела в молодости.

С фотокарточек на нее смотрела совсем другая Жамилят. Вот она среди стайки комсомольцев, когда училась в Ленинском учебном городке, вот вместе с Мухамматом — снимок был сделан в первый месяц замужества, а этот... Сколько лет ей на этом снимке?.. Перевернула и прочла на обратной стороне: «1947 год». Тридцать лет, но как молодо она выглядит!.. Прошелестела, падая из альбома на пол, пожелтевшая бумажка, сложенная вдвое. Подняла ее, развернула и перечитала свое партизанское удостоверение, подписанное Бекболатовым.

Бекболатов... Совсем недавно он позвонил и пообещал побывать в Большой Поляне, сказал, что много наслышан, хотелось бы воочию посмотреть на ее успехи... Но будет лучше, если он приедет попозже. Да, чуть позже...

Закрыла альбом и посмотрела на часы: половина девятого.

И вдруг подумала, что вовсе не чувствует себя старой. Нисколечко! Наоборот, кажется день ото дня молодеет сердце. Почему так? Может, потому, что в заботах отчаянно бежит время, и она не замечает, как оно бежит...

Вот уж и лето почти потеряло свои права: дни стали короче, блекнет зелень, и земля принимает золотую окраску. Приспела пора свозить накошенное в горах сено ближе к фермам. Надо спешить. Сено должно быть свезено к месту и уложено в копны, прежде чем скот вернется с летних пастбищ, а затянешь эту работу — там дожди...

Да, надо спешить, спешить...

Только и разговоров в правлении, что о перевозке сена. Беспокоятся заведующие фермами: своими силами вряд ли справятся. Получится, как в прошлую осень...

— Не получится так! — решительно отрубила Жамилят эти разговоры. — Перевозкой будут заниматься все. Снимем народ с других работ — и на сено. Всех волов — на сено. И два трактора «Беларусь» — тоже. Сено нужно свезти до уборки кукурузы и подсолнечника. Да, да, с завтрашнего дня надо навалиться на сено, возить днем и ночью. Благо, что ночи сейчас лунные. Поменьше разговоров — побольше дела.

Страда осенняя. На месте не засидишься. Всюду надо успеть. То здесь, то там вздымается на проселках пыль позади председательского «газика».

А вот и знакомая дорога — на птицеферму. Совсем не похожа она на ту, какой увидела ее тогда Жамилят. Вспомнилась неприглядная картина: дырявый плетень, крыши курятников прогнулись и напоминали перевернутые коромысла, того и гляди рухнут. А теперь любо смотреть на новые дощатые домики, выкрашенные в зеленый цвет. Удивительно, где Аминат сумела достать зеленую краску?..

Ворота приотворены. Во дворе мелькает оранжевая косынка. И Жамилят вспомнила, что подарила эту косынку Аминат, когда приехала в Большую Поляну в ту самую командировку, которая так изменила ее жизнь.

Заметив председательскую машину, Аминат бросилась открывать ворота.

— Э кыз, наконец-то ты к нам!

— Как дела, Аминат? Где это вы раздобыли зеленую краску? Когда успели покрасить? Я два дня тому проезжала мимо — птичники не покрашены были.

— Краску Али раздобыл для нас. — Аминат хитро прищурилась. — На помощь нам двоих пареньков подослал — мы за два дня и управились.

— Краску достал? Выделил двоих рабочих? Но на каком же таком это основании? Все должны быть на перевозке сена. Разве он об этом не знает? Ладно, я поговорю с ним серьезно.

— Не сердись, э кыз. Смотри, как стало красиво.

— Это снаружи, а внутри?

— Погляди сама. Как говорится, глаза ушей вернее.

В курятниках чистота, двор тщательно подметен. А вот и Аслижан. Ведра в руках. Увидала Жамилят, кивнула слегка — и мимо прошла, не сказала ни слова. Все такая же красивая и стройная, как пава.

— Послушай, Аминат, какие новости в ауле?

Знает Жамилят, что ни одна новость не минует ушей подруги, все-то известно ей: где, что, когда, кто.

А Аминат дважды упрашивать не надо — все рассказала: и о том, что девушка, которую ей прислали в помощницы, оказалась очень работящей, лучше и не найти, но, поговаривают, сватает ее парень из другого аула, и вполне вероятно, вскоре ферма останется без хорошей работницы. А сватает ее достойный парень, тракторист, и человек хороший, с ним она, Аминат, уже разговаривала, оказывается, он бы не прочь перебраться в