Валерий Брумель - Не измени себе
Вот магнитофонная запись еще одного Интервью:
Я: «Товарищ Примак, мне известно, что вы прибыли сюда из головного института, филиалом которого является это отделение. И что вы кандидат наук».
Примак: «Да».
Я: «Почему вы приехали сюда? Вроде бы пошли на понижение».
Примак: «Как вам объяснить… Вот хотя бы один пример: за пятнадцать лет работы в том институте я, что называется, с муками получил одно авторское свидетельство. Здесь же за три года — два, а еще четыре уже отправлены, на них получена приоритетная справка. По-моему, лучше ответить на ваш вопрос невозможно».
Я: «Каким образом вам удалось столько сделать?»
Примак: «В клинике Калинникова очень прогрессивная проблематика. Отсюда, естественно, выше творческая активность сотрудников. Мы стараемся Решить множество научных задач».
Я: «Например?»
Примак: «Ну, что бы вам такое… Вот! Перед нашим отделом Калинников поставил задачу измерения электромагнитных полей, существующих в системе „аппарат — конечность“. Он предполагает, что эти поля благотворно воздействуют на процесс костной регенерации. Степан Ильич подметил, что раньше, когда кольца и другие элементы делали из железа, явление ускорения костной регенерации было выражено больше, чем когда их начали изготовлять из стали. Одна из наших задач — выяснить природу этих полей, попытаться их зарегистрировать, чтобы впоследствии иметь возможность влиять на них».
Я: «Для того чтобы кость росла еще быстрее?»
Примак: «Именно так».
Я: «Ваше впечатление об отношениях Степана Ильича с больными».
Примак: «Ну, больные его боготворят. Вероятно, вы и сами это заметили. Это очевидно. Я хотел бы сказать другое. Не секрет, что многие хирурги славятся искусством проведения операций. Из операционных они нередко выходят, что называется, героями, победителями, но, увы, за пределы операционной интерес их зачастую не простирается. Больные из их поля зрения как бы исчезают. Дальше все перепоручается сестрам или врачам-ординаторам. Они ведут больных. Большая заслуга Калинникова состоит в том, что само наложение аппарата — это для него лишь начальный этап лечения. Главное его внимание сосредоточено на последующем наблюдении за больными. Именно возможность коррекции, возможность ежедневного клинического или иного контроля за лечением больных и дает такие блестящие результаты лечения. Это вносит элемент гарантии. Чуть ли не впервые в медицине врач может дать больному гарантию, что он будет излечен».
Я: «А мне он не дал!»
Примак: «Поскромничал. Обычно Калинников говорит так: „Гарантии не даем, но сделаем!“».
Я: «Неужели у Калинникова никогда не бывает неудач? Не верится как-то».
Примак: «Стопроцентных — нет. Аппарат так устроен, что любая кость в нем непременно срастается. Даже если кто-либо из новых учеников Степана Ильича по неопытности неточно составил костные отломки».
Я: «Такое случалось?»
Примак: «Да, бывало. Но это сразу исправлялось путем коррекции в том же аппарате. Гораздо сложнее дело обстоит с так называемыми „застаревшими“ пациентами. Эти люди, прежде чем поступить к нам, на протяжении десяти, а иногда и более лет перенесли по нескольку тяжелых и, увы, не принесших успеха операций. Все процессы в их организме ослаблены, и особенно костная регенерация. По этой причине эти больные лечатся у нас иногда вдвое дольше наших обычных сроков. Встречаются моменты индивидуальных отклонений — у одного человека за один и тот же промежуток времени кость наращивается активнее, у другого медленнее. Некоторые неудачи случаются еще и тогда, когда мы сталкиваемся с так называемыми „белыми пятнами“. Так в свое время происходило с удалением ложных суставов, пока Калинников не отыскал единственно верное решение этой проблемы. А вообще, если вы хотите составить о Калинникове полное представление, советую просто понаблюдать за ним. Посидеть на хирургических советах, побывать на операциях. Знаете, как говорят: Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать». Совет пришелся мне по душе. Однако сам Калинников сказал:
— Понимаете… Оно, конечно, приятно, когда о тебе пишут, но… Только боком мне это все выходит. Вы меня понимаете?
Я сказал, что писать собираюсь вовсе не о нем, а только о его методе. Поморщившись, Калинников все же дал согласие.
Мне выдали белый накрахмаленный халат, белую шапочку, и на другое утро я уже присутствовал на одном из очередных хирургических советов. Костыли я спрятал под стул, и, если бы кто-либо посторонний поглядел на меня, он бы никак не признал во мне больного.
Помимо Калинникова, в кабинете находилось около двадцати врачей. Сам он сидел за столом, чертил что-то на бумаге. Я устроился в самом дальнем углу. Хирурги на меня иногда посматривали и, перешептываясь между собой, улыбались.
Вошел очередной пациент. Это была девушка лет семнадцати. Ростом она оказалась ниже дверной ручки. Опершись очень короткими руками о кушетку, она ловко взобралась на нее, У девушки были светлые красивые волосы, миловидное лицо, абсолютно нормальный торе, но ноги пациентки не доставали до пола. Время от времени она нервно ими покачивала.
В кабинете сразу воцарилась тишина. Я понял: чего только эти хирурги в своей жизни ни насмотрелись, но с таким отклонением человеческой природы, видимо, встречались нечасто.
Глядя на девушку, я подумал: «Боже, за что ты так наказываешь людей?»
Не вставая из-за стола, Калинников мягко спросил пациентку:
— Что вы просите?
Чуть слышно она произнесла:
— Ноги…
Доктор метнул на них короткий, внимательный взгляд.
— Ясно, — негромко сказал он. — Руки вам, значит, пока не мешают?
Девушка скованно ответила:
— Не так…
Она по-прежнему не поднимала глаз. Ее руки были точно игрушечные.
Калинников попросил:
— Если нетрудно… Пройдитесь, пожалуйста.
Пациентка соскочила с кушетки, несколько раз прошагала туда, обратно по кабинету, выжидающе остановилась. Она была чуть выше стола.
Калинников опустил глаза, долго молчал. Наконец проговорил:
— В принципе мы вам и руки удлинить можем. Стараясь ни на кого не смотреть, девушка не отвечала.
За нее говорило, нет, кричало ее несчастье.
— Ну ладно, — очень мягко произнес доктор. — Можете пока идти.
Она тихо ответила:
— Спасибо.
Девушка прошла к дверям, подняв высоко руку, взялась за ручку, открыла дверь и вышла. Калинников спросил:
— Что будем делать?
Врачи не отвечали.
Калинников обратился к Красику:
— Если ее в живую очередь поставить? Сколько ей ждать придется?
— Минутку… — Красик открыл папку, что лежала у него на коленях. — По этим больным… по этим больным… примерно через девять лет!
Калинников кивнул, помолчал. Затем спросил у одного из ассистентов:
— А она Кто?
Тот ответил:
— Год назад закончила школу. Говорит, хочет поступать в институт, но стесняется.
Доктор вновь раздумчиво покивал головой.
Ассистент добавил:
— Училась хорошо. На пятерки.
— Такие все хорошо учатся, — хмуро отозвался Калинников. — У них время на игры не уходит.
Никто не ответил ему.
Полуянов вдруг предложил:
— А что, если их для нашего филиала тематическими сделать, Степан Ильич?
Шеф сразу подытожил:
— Так, есть предложение товарища Полуянова сделать таких больных для нашего филиала тематическими. Еще какие мысли?
По-прежнему все молчали. Полуянов опять сказал:
— Несчастные люди, Степан Ильич.
— Ну, думайте, думайте! — торопил всех Калинников.
Красик помялся, неуверенно сказал:
— Как человек, я в принципе не возражаю. Но, как заместитель по науке, полагаю, что решать такие задачи нам еще рановато. Мы просто не потянем физически. Вот когда у нас будет институт, а не филиал… Как-никак все-таки в два раза больше коек будет.
Калинников произнес:
— Есть второе предложение: решать, когда из филиала мы превратимся в институт. Еще что?
Совет безмолвствовал.
Калинников подытожил:
— Если больше ничего нет, голосуем. Кто за то, чтобы подобных больных сделать тематическими?
И первым поднял руку.
«За» проголосовали все, в том числе и Красик.
Калинников поинтересовался:
— А вы-то что? У вас же другое предложение.
Красик улыбнулся:
— А зачем же отрываться от коллектива?
Все рассмеялись, в том числе и Калинников. По характеру смеха я понял, что Красика врачи любили, но, видимо, постоянно над ним подшучивали. Его добродушная, «швейковская» внешность располагала к незлобивому подтруниванию.
Следующим на совете предстал огромный пузатый мужчина с носом, похожим на крюк. Полуголый, весь в наколках, он почему-то сразу встал по стойке «смирно» и, не переставая улыбаться во всю ширь необъятного лица, начал необычайно внимательно слушать свою характеристику, которую зачитывал ассистент.
