Виктор Шевелов - Те, кого мы любим – живут
— Я хочу для тебя переплыть Волгу! — крикнул я.
И бросился в волны. Визг Арины и плеск воды звенели в ушах. «Не надо, вернись!» — звала она. Но я, рассекая воду, плыл навстречу чему-то большому и невиданному. Переплыл Волгу в оба конца. Арину застал уже в полночь на том же месте на берегу. Она сказала, что видела меня все время, не отрывала от меня глаз; когда я плыл туда, в воздухе еще было светло, а обратный путь ей помогали разглядеть звезды.
— Теперь я боюсь, что звезды упадут. — Дрожа всем телом, она запрокинула к небу голову. — Смотри, как низко они висят. Тебе не кажется, что их колышет ветер?
Мы взобрались, на откос. Звезды мигали, и Волга внизу под нами струила их свет…
Дома меня ждала новость: накуролесил Иванов, солдат моего взвода. И вновь встал на дороге капитан Соснов.
Нашим ближайшим соседом был армейский линейный коммутатор. Со связистками жили мы в дружбе, они наперечет знали немногочисленных моих солдат, отличали их даже по голосам: в мгновение ока освобождали линию по требованию «Воздух». И вдруг отделение, обслуживающее коммутатор, сменилось, появились новые девушки. «Один голосок — дух перехватывает», — вздыхал Иванов, садился к аппарату, звонил и молчал в трубку. С коммутатора неслось возмущенное: «Алло! Алло! Алло! Проверьте свой телефон! Алло!..»
Иванов — молчаливый, замкнутый. Прожил до тридцати пяти лет холостяком, и, казалось, было время разгуляться на воле, но не из тех он залихватских мужчин, что легко покоряют сердца. За свою жизнь не узнал он ни разу пьяную сладость девичьего поцелуя — то ли боялся женщин, то ли еще была какая-то закорючка в его судьбе, но любовь обходила его стороной. Бойцы трунили над ним, шутки ради однажды даже подзадорили одну из связисток объясниться Иванову, но тот, как медведь от пчел, поджав уши и ломая ветки, удрал в кусты. Особенно безжалостно издевался над ним Бугаев: «Какой же ты, к бесу, парубок, едри твою за ногу! Девчонка сама ему на нос голубкой садится, а он бирюк бирюком! Артподготовку Петя Кремлев три дня вел, чуть не за волосы девку приволок, только зря порох потратил». Иванову все это, как горох об стенку, не стронуть его с места. Солдат он прилежный и трудолюбивый, исполнительный и честный, друг всем преотличный и искренний. Его доброту и покладистость дружки использовали корыстно: за них он кашеварил, за них отстаивал на посту. И вдруг Иванов, когда все на него махнули рукой, завздыхал, приоткрылся с совсем неведомой стороны, ни сна, ни покоя у него. Чистится, бреется. Готов часами сидеть у телефона и только глядеть на него, даже не поднимая трубки.
— Может, тебе чем помочь, Микола? — спросил Бугаев. Но Микола ответил таким зверским взглядом, что у Бугаева щеку перекосило. — Вы, куряне, были и есть скаженные или ненормальные, — пробормотал с опаской Бугаев и оставил дружка в покое.
Доверился Иванов только Пете Кремлеву. Попросил позвонить на коммутатор. Тот с горячностью исполнил просьбу, и телефонная трубка ожила. Петя, мастер отливать пули, заварил такой компот, что уши у всех вяли. У Иванова на неказистом, обычно хмуроватом лице цветет улыбка: ворковал, ласкал и пьянил девичий голос. Припав с другой стороны к трубке, Иванов земли под собой не чует. Но вдруг уловил в голосе Пети что-то тревожное для себя и вырвал из его рук трубку, зажал ладонью.
— Алло… Алло… — летело по землянке.
— Да говори же ты, растяпа! — рассвирепел Кремлев.
Иванов, расправив под ремнем гимнастерку, поднес трубку к уху, зычно, солидно сказал, сразив наповал Кремлева:
— Вы извините, тут разболтался мой непутевый солдат.
Бугаев, наблюдавший издали эту карусель, поперхнулся от неожиданности, так и застыл с раскрытым ртом, кося лукавый глаз на Кремлева.
В трубке минуту молчало, затем:
— Это товарищ лейтенант говорит?
Иванов, переступая с ноги на ногу, втянул голову в плечи, бросая молящие и растерянные взгляды по сторонам. Кремлев подмигнул ему решительно — крой, мол!
— Он самый, — выдавил из себя Иванов, бледнея и краснея.
— Мы с вами соседи, товарищ лейтенант, — призывно защебетало в трубке.
— Знаю. Вы появились на коммутаторе, и связь улучшилась.
— Ох, товарищ лейтенант, все у вас и вы тоже страсть как любите комплименты говорить.
— Все равно улучшилась… связь…
Бугаев безнадежно махнул на Иванова рукой, сказал: «С этого курского соловья как с козла молока толку не будет. Мямлит одно и то же, как голенище», — и направился из землянки, утратив интерес к развязке.
— А ну, удалитесь! — интеллигентно крикнул Иванов вслед Бугаеву, да так, чтобы было слышно на другом конце провода, и тут же в трубку сказал: — Это я здесь досужего одного наладил, Бугаев его фамилия. Вороньи у него повадки, ходит и каркает, ходит и каркает. И ухи подставляет к нашему разговору.
— Любопытный!
— Вот и я ему толкую, что любопытство, хоть и не порок, а все же порядочное свинство. Будет он тут звонить, вы его приметьте. Голос у него, такой скрипуче-каркающий. И фигурою ворону напоминает: старый, как наша земля, и облезлый, как шелудивый кот.
Бугаев прилип к месту у двери блиндажа, удивляясь одновременно разбуженному красноречию Иванова и зеленея от бешенства: никто еще не возводил на него такой напраслины. Окажись что-нибудь под рукой, он, не колеблясь, запустил бы Иванову в череп.
— Эх ты, задрипанная холостяцкая колымага! — лишь сказал презрительно он, плюнул и захлопнул за собой дверь.
А Иванова будто подменили.
— Как ваше имя, девушка? — спросил живо он.
— Это что, очередное любопытство или любознательность?
— Нет, я серьезно.
— Хи-хи-хи… А вдруг это военная тайна? Командира дивизии мы же называем шифром.
— Мне командир дивизии не нужен…
— А я?
— Нет, знаете, в общем. Это уж правда.
— А вы шифрованно разговариваете, ничего не поймешь.
— Ваш голос трубку медом мажет, так и липнешь.
— Вот это уже не шифр, — рассмеялась девушка.
— Да нет, знаете, как услышал, так и решил, не раздумывая. Вот если б согласилась, к нам бы эту девушку в Курскую область! У нас все девчата на подбор, а вы среди них будете первая.
— Опять комплименты?
— Да жизнь, знаете, складывалась так, что эти самые комплименты я не употреблял. Все у меня в этом жанре шло шиворот-навыворот. А тут вы…
— Говорите, говорите.
— Ну и вот, всякое такое, значит.
— Хи-хи. Ой, какой вы, наверное, медведь?
— Нас, курских, дразнят соловьями.
— А вы мне нравитесь, товарищ лейтенант. Вы такой правдивый!
Иванов поперхнулся. Он и забыл, что он «лейтенант».
— Солдаты вашего взвода любят вас? — не унималась девушка.
— Знаете, я… командир взвода… — Иванов хотел сказать «липовый», но что-то удержало его. — Временно, правда, но командир Да, собственно, какая разница: капитан ли, майор или просто солдат — все воюем. А потом — сегодня солдат, а завтра генерал.
Девушка тотчас согласилась:
— Это правда. Мы, девушки, и то в вещевом мешке носим маршальский жезл. Только безобразие — вы, мужчины, всю власть захватили, ведь ни одной женщины-генерала нет.
— Верховный Совет виноват: бабу от кабалы освободить освободил, наравне с мужиком поставил, а генеральские звания зажимает. Не моя власть, а то бы я вас давно заочно не только в генералы возвел! Побольше звание дал. Честное слово.
— Вы, наверно, хороший?
— Да как сказать…
— Как вас зовут?
— Колей. А вас?
— Клава.
И Иванов тотчас предложил встретиться. Такой прыти он сам от себя не ожидал. Но Клава восприняла предложение благосклонно. В тот вечер в дивизию приехала армейская кинопередвижка, и они условились посмотреть вместе фильм, а после пройтись и подышать воздухом.
— Значит, встречаемся у клуба?
— Я буду там ровно в восемь.
— А как же мы узнаем друг друга? — встревожилась Клава.
Иванов, не раздумывая долго, нашелся. Предложил девушке пройти к клубу с газетой в руке. Сам же он срежет себе трость, очистит от коры, чтобы белая была, и по этим предметам они сориентируются. Девушка отозвалась о находчивости «лейтенанта» одобрительным восклицанием и положила трубку. А «лейтенант» клял уже себя в душе, не представлял, как будет оправдываться; сердце стыло при одной мысли, что все может лопнуть из-за пустяка. Он уже ревновал Клаву к Кремлеву, который стоял рядом и таращил плутоватые глаза, к Бугаеву, к телефону — ко всему, что могло вызвать хотя бы намек на подозрение. Он не видел ее, не мог представить себе ее лица, выражения глаз, но был уверен, что какой бы прекрасной он ни представлял ее себе, все равно рисунок его воображения померкнет перед действительностью.
— Ты не на шутку втюрился, — заметил Кремлев и солидно посоветовал: — Башку, даже если это набалдашник, ни при каких условиях терять не надо. По голосу она икона, кланяйся ей, но лба не расшибай.
