Несносный характер - Николай Фёдорович Корсунов
— Тебе уже скучно со мной. А ты еще собирался жениться.
— И сейчас собираюсь.
— В другую влюбился?
— Глупости, Инна.
А у самого было такое выражение, словно сказанное его совершенно не коснулось его сознания. Инка злилась:
— У тебя что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось. Работы много. Устал.
— Если любишь… Если… Мог бы чаще бывать. И дольше. Мог бы, мог! А то — подачки, одолжение…
— Иннушка, опробование агрегата, неполадки…
— То агрегат, то с чертежами сидит, то… — У Инки накипали слезы. — Я уже не нужна, я лишняя. Не приходи больше! И я не приду! Все! Одинаковые вы…
Он взял ее за руки, привлек к себе, близко-близко заглянул в рассерженное лицо:
— Инка, родная моя, зачем ты так?
— Надоела я тебе, надоела! Не нужен мне твой адвокат, и деньги я тебе отдам. У брата возьму. И ты не нужен!..
Она вырвала руки и ушла. А потом всю ночь не могла уснуть. И ругала, ругала себя! У него, может быть, на самом деле очень много работы. Эгоистка. Бездушная…
И вот только что снова забегал к ней Алексей, Алеша. Она делала вид, что не замечает его, улыбалась мужчинам, строила глазки парням, заводила пустой разговор с наскучавшими дома бабками. А он в тысячный раз изучал содержимое застекленной витрины, и его широкие брови то сходились к переносице, то разглаживались, когда словоохотливый покупатель отходил наконец от прилавка. Алексей страдал, это Инка видела. Она тоже страдала, но выдерживала характер: пусть не очень носится со своим заводом, со своим агрегатом! Подумаешь! Алексей дождался, пока она немного освободилась. Привычно шагнул к концу прилавочной витрины, упиравшейся в боковую стену магазина. Инка подошла с наигранной невозмутимостью, легкая и грациозная в накрахмаленном высоком колпаке и в хрустящем белом халате.
— Я же сказала, Алеша!..
— Я и не зашел бы… Приди после работы. Уезжаю. Срочный вызов.
Инка заметно побледнела.
— Когда уезжаешь?
— Сегодня. Не знаю, на какой самолет билет возьмут… Извини, Иннушка, мне еще на завод нужно…
— Завод, завод! Ну и иди на свой завод! — Повернулась к нетерпеливо поджидавшей покупательнице: — Вам сахару? Пожалуйста.
Алексей ушел. Опять она обидела его. Ушел он, как-то старчески приподняв плечи. А она не могла дождаться смены. Не дай бог, если у Клавы ребенок заболеет или еще что-то случится! Дурной, неужели он и правда думает, что она равнодушна и к его заводу, и к его агрегату?! Ей все-все дорого, что связано с ним, с ее Алешей! Просто у нее состояние сейчас такое…
Деловито перешагнула порог женщина с небольшой дерматиновой сумкой, какие бывают у разносчиц телеграмм. Оглядела покупателей и отослала Инку в сторону, к тому месту, где всего несколько минут назад говорили они с Алексеем.
— Вы Кудрявцева?
— Да, я. — У Инки пропало сердце, оно совсем не посылало крови к рукам, и немеющие пальцы не держали карандаша, который подала ей женщина.
— Распишитесь. Завтра, в десять утра. В повестке написано…
Завтра. В десять. А Алексей сегодня улетает… И Клава не идет. Она уже на целых пятнадцать минут опаздывает!
Клава влетела запыхавшаяся. Она опоздала на час.
— Знаешь, в Центральном такие кофточки дают — чудо! Девчонки обещали оставить. Тебе нужна?.. Инка, на тебе лица нет! Обсчитали?
Инна протянула повестку. Клава испуганно прижала пальцы к губам, казалось, она боялась обронить какое-нибудь неосторожное слово. Смотрела на подругу сочувственно и со страхом. Можно было понять по ее лицу: не доведись мне оказаться в твоем положении, подруженька!
Инка сбросила колпак и халат, надела прозрачный синтетический плащ с капюшоном.
На улице шел мелкий осенний дождь. Небо почти касалось заводских труб. Верба над арыком роняла и роняла желтые листья: любит-не-любит. И даже мокрый ветер пахнул разлукой.
А навстречу — Григорий! Прыгнуть через арык, спрятаться за облетающими кустами акации… Но он уже увидал ее, радостно приподнял руку: приветик, подруга жизни, ты здесь не подженилась?
— Ну, чего тебе, чего нужно от меня?! — Инка готова была разреветься с досады. — Как банный лист…
Он сразу потускнел, сразу полез за папиросами.
— Да перестань ты курить! Без твоего дыма тошно… Ну, чего тебе?
Григорий смял в пальцах папиросу, бросил в арык.
— Станем под навес… Дождь.
— Не ситцевые, не слиняем. Говори, чего тебе еще, мне некогда!
— Зачем ты платье прислала, Инна? Я от души…
— А мне не нужны твои подачки! Раньше надо было заботиться…
В прошлый его приезд, когда они встретились во дворе с Алексеем, он купил ей дорогое платье и оставил на квартире у бабки. Инка пришла и тут же отнесла его на почту. Бабка лишь головой качала: «Ох, горькая у тебя жизнь будет, доченька!..»
Они стояли на тротуаре под бесконечным нудным дождем, прохожие задевали их, толкали и, не извиняясь, торопились дальше. Все торопились под крышу, к теплу. Инка тоже торопилась. К Алексею. А Григорий смотрел на нее покорными преданными глазами и просил постоять еще пять минут, еще минутку. Никогда она не видела у него таких глаз.
— Знаешь, подруга жизни, — он только для собственной храбрости старался говорить несколько фамильярно и даже развязно, — знаешь, я ведь совсем сюда… Уехал от предков… Будем налаживать жизнь. Верно говорю, а?
— Ты? Уехал? — Инке показалось, что она ослышалась. Она сбросила с головы свой синтетический капюшон, по которому дождь стучал, как сыплющееся пшено. — И ты решился?
— Конечно! Ты плохо меня знаешь. Помнишь, все на тебя всякое, а я… Родители против были, а я на своем — женился. Помнишь, Инка? Я ведь если захочу, то…
— Но тебя никто не ждал здесь. — Голос у Инки стал ледяным. — Разбитый горшок как ни склеивай… Ты же знаешь, я с Алексеем…
— У других и похуже бывает… У нас Леночка…
— Как у тебя все просто, Кудрявцев! И потом, — Инка показала повестку в суд. — Видишь? Может быть, зря с мамашей ссорился, вернуться придется.
— Тебя не посадят, — буркнул он, нащупывая в кармане папиросную пачку.
— А если посадят? Молчишь? — Сейчас Инка была совершенно уверена, что никто ее и не вздумает сажать, и все прежние страхи показались смешными. Будто именно эта встреча с Григорием придала ей уверенности в себе, в своей правоте. Она нетерпеливо сдвинула прямые брови, поблескивающие капельками дождя: — Прошу прощения, Кудрявцев, но мне очень некогда…
Инка заправила каштановую мокрую прядь под штапельный платочек, надвинула капюшон и побежала к вздохнувшему на остановке автобусу.
ГЛАВА XXVI
Алексей стряхнул в вестибюле
