Илья Маркин - На берегах Дуная

— Огонь! Только ниже, бить прямо по черным фигурам, — вполголоса приказал он автоматчикам.

Под перекрестным огнем темные фигуры вскакивали и тут же валились в снег. С противоположной стороны стрельба прекратилась.

— Наши! Товарищ гвардии капитан, наши! — взахлеб кричал кто-то звонко и оглушительно.

— За мной! — вскочив, рванулся Чижов и, не чувствуя ни боли в животе, ни тяжести собственного тела, стремительно побежал по зыбкому снегу.

— Ура! Наши! Соединились! — ураганом неслось навстречу, и неудержимая радость охватила полковника.

Он наскочил на какого-то низкорослого солдата, обхватил его плечи и, целуя, прижался к мокрой колючей щеке.

— Голубчики! Удержались! Молодцы! — задыхаясь, говорил он, не отпуская солдата.

— Товарищ гвардии полковник, вы, — подбежал к нему кто-то высокий, расставил руки, хотел было обнять комдива, но тут же опустил руки и четким, негромким голосом доложил: — Товарищ гвардии полковник, вторая стрелковая рота удерживает свою позицию. Командир роты гвардии капитан Бахарев.

— Здравствуйте, Бахарев, — сжал полковник руку капитана, — сколько противника?

— Мимо роты и через роту в тыл прошло семьдесят девять танков и тридцать восемь бронетранспортеров. Роту окружили до двух батальонов пехоты. У меня осталось два офицера, пять сержантов и шестьдесят девять солдат. Два сержанта и семнадцать солдат присоединились из третьего батальона.

— Что вы решили делать?

— Пробиваться в горы к своим.

— Хорошо. Командуйте.

Капитан отдавал короткие распоряжения. Для прикрытия отхода он оставил всего-навсего одного сержанта и трех автоматчиков, приказав им, как только рота бросится в атаку, немедленно присоединиться к ней.

— Почему вы решили прорвать окружение именно в этом месте и кричать «ура»? — спросил полковник.

Бахарев обернулся и почти на ухо прошептал:

— Тут главные силы противника. Я подавлю их огнем, рванусь, и фланги мне не страшны. Там у них жидковато. А на «ура» наши со всех сторон потянутся. Тут немало по окопам отбившихся групп и одиночек. Да и немцу страшнее. Главное — напугать!

Бахарев щелкнул ракетницей, и через мгновение ослепляющий свет залил взгорок. Взметнулась вторая ракета, и рота, как один человек, в едином порыве рванулась, заглушая шум стрельбы неудержимым «ура».

Полковник бежал рядом с Бахаревым, стреляя на ходу из автомата. Он перескакивал через воронки, заменил опустошенный диск и что есть силы кричал «ура». Сгустившийся мрак со всех сторон рассекали трассирующие пули. Топот десятков ног, автоматные очереди, крики — все слилось в гул торжествующей силы и отваги.

— Ложись, — передал по цепи Бахарев.

— Спасибо! Не думала в живых остаться, — услышал Чижов тоненький голосок. — В развалинах лежала. Немцы кругом, танки чуть не раздавили, и никого наших.

— Я боялся за вас. И не думал увидеть, — отвечал Бахарев.

— Связные, передать командирам: доложить о наличии людей, — властно приказал Бахарев и вновь заговорил тихим голосом: — Вы, Настя, есть хотите? Вот хлеб и мясо.

«Снайпер Настя Прохорова», — догадался полковник и подумал: «Стоит ей говорить об Аксенове или не стоит? Пожалуй, не стоит».

За время атаки рота не потеряла ни одного человека. С разных сторон, как бабочки на огонь, к ней тянулись группы и одиночки, отбившиеся от своих подразделений. Через час, пробираясь в горы, рота уже насчитывала более трехсот человек.

«Собрать, во что бы то ни стало к утру собрать всех, — думал Чижов, — собрать и ударить по немецким тылам».

Бахарев держался в отдалении от Чижова. Он часто останавливался, настороженно осматривался по сторонам и о чем-то напряженно думал. Несколько раз пытался заговорить с Чижовым, но какая-то тревожная мысль останавливала его.

— Вы что, волнуетесь, товарищ капитан? — подозвал его Чижов.

— Люди, товарищ гвардии полковник, — с трудом проговорил Бахарев, — люди у меня не все. Больше тридцати человек не хватает.

Он опустил голову, боясь встретиться с глазами полковника, постоял немного молча, подумал и робко попросил:

— Разрешите, я туда, где мой левый фланг был, проберусь. Слышите, какая стрельба там? Это мои, из третьего взвода.

Чижов задумался. Подступал рассвет. Скоро будет совсем светло, а тогда не успевшие скрыться в горах люди будут уничтожены.

Полковнику не хотелось отпускать Бахарева, но он понимал состояние капитана. Такие люди, как Бахарев, никогда не забывают, что по их вине погиб кто-то из их подчиненных. Он будет переживать и всегда чувствовать себя неполноценным командиром.

— Хорошо. Идите, — стараясь говорить твердо, разрешил Чижов, — собирайте всех — и немедленно в горы. Пробивайтесь к горе Агостиан. Там собирается вся дивизия.

— Слушаюсь, — вытянулся Бахарев, преданно глядя на Чижова.

Полковник крепко, по-дружески, стиснул его руку и тихо проговорил:

— Только осторожнее. Не рискуйте понапрасну. Главное — спасти людей.

— Слушаюсь, — ответил Бахарев, подозвал сержанта Косенко, и они вдвоем скрылись в зыбком тумане.

Там, куда ушел Бахарев, все сильнее и ожесточеннее вскипал бой.

Машина, вихляя из стороны в сторону, с трудом пробиралась через сугробы. Легкий морозец пощипывал лицо. Придорожные деревья замерли в искристом снеговом уборе.

Генерал Шелестов изредка посматривал на карту. Дороги, фронтовые дороги беспокоили сейчас члена Военного совета. Лучшую шоссейную магистраль от района главного удара противника к Дунаю использовать было нельзя. Она упиралась в окруженную в Будапеште группировку противника, и приходилось ездить в объезд по плохим, заснеженным дорогам. Дорожных частей в армии слишком мало, а каждый сапер был дорог для фронта. Поднасыплет еще снегу, и дороги будут закупорены, расчищать некому.

Юркая машина въехала в большое венгерское село. На улице было многолюдно. Женщины, старики, подростки расчищали дорогу. Они почтительно расступались, пропуская машину.

«Кто же это организовал?» — подумал генерал, вглядываясь в раскрасневшиеся лица людей. Он знал, что в этом селе никаких воинских частей не стояло и не было даже советской комендатуры.

На площади грудилась пестрая толпа. Заслышав сигналы автомобиля, толпа раздвинулась, и в коридоре, припадая на правую ногу, показался высокий мужчина в коротеньком пиджаке и сбитой на затылок потрепанной шляпе.

Шелестов вышел из машины. Автоматчики выпрыгнули за ним, настороженно посматривая на толпу.

При виде советского генерала мужчина заторопился, поскользнулся, чуть не упал, но чьи-то заботливые руки из толпы поддержали его.

— Здравствовать желаем, — с трудом проговорил он и смущенно покосился на свою ногу.

— Здравствуйте, — ответил Шелестов и протянул мадьяру руку.

Мадьяр едва заметно отшатнулся, багрово покраснел и несмело подал руку. Шелестов почувствовал дрожь его пальцев и жаркую испарину ладони.

— По-русски понимаете? — спросил член Военного совета, вглядываясь в болезненно-желтое лицо мадьяра.

— Мало, мало, совсем мало. Трохи, — молодо сверкнул он темножелтыми глазами с большими зрачками, с особым удовольствием произнося последнее слово.

— Воронеж, — неожиданно громко сказал он, показывая на свою ногу, — протез… трах, бах, капут. — Он было засмеялся дробным, наигранным смехом, но тут же смолк, досадливо кусая посиневшие губы. — Мы решиль дорога освобождайт. Красная Армия трудно ехать, — подбирая слова, старался объяснить он.

— Хорошо, — с удовольствием сказал Шелестов.

— Карашо? — вновь вспыхивая, переспросил мадьяр.

— Да. Советская Армия благодарна вам.

— Ой, — замахал руками мадьяр, — какой благодари. Мы сам… Мадьяр тоже воеваль… Против вас воеваль… Воронеж, Воронеж. Один кирпич, камни. Мадьяр стрелял, немец стрелял, румын стрелял…

Толпа настороженно молчала. Мужчины незаметно пробирались назад. Впереди остались только женщины и подростки.

— Советская Армия с мирными жителями не воюет, — по этим движениям поняв настроение толпы, спокойно сказал Шелестов. — Наоборот, мы всемерно помогаем мирным жителям.

Мадьяр понимающе кивнул головой и не сводил глаз с лица генерала. Он, видимо, о чем-то хотел спросить его, но не решался. Наконец он осмелился и, когда смолк Шелестов, заикаясь, спросил:

— А ваш будет… Красная Армия будет взрослый мадьяр в Сибирь отправляйт? Зольдат, воеваль который, расстреливайт?

— Нет, — не изменяя тона, ответил Шелестов. — Советская Армия не мстит. Военных преступников мы судить будем. А простые солдаты домой пойдут. А наша Сибирь очень хорошая страна. Напрасно вас пугают ею.

— Так, так, — поддакивал мадьяр, ловя каждое слово генерала.