Нотэ Лурье - Степь зовет

И вдруг наступила тишина. На кривую, низкую стену упала ослепляющая белая полоса.

— Кино! — раздались крики.

— Кино!..

Все бросились вперед, чтобы захватить места получше. Перед самым экраном на разостланной соломе расселись дети, немного подальше устроились взрослые. Пятно на стене становилось то светлее, то темнее — механик налаживал аппарат.

— Ты, Калмен, когда-нибудь видел кино? — крикнул Додя Бурлак.

— Нет, в первый раз.

— И я…

— Иди сюда, Калмен, я тебе занял место.

— Осторожно! Руку!..

Коплдунер увидел Настю и позвал ее.

— Садись, — он чуть приподнялся, — садись, будет теплее…

Она рассмеялась, толкнула его локтем и, подобрав юбку, села рядом с ним на солому.

Маня, нахмурившись, все еще стояла поодаль. Она уже было собралась уйти, но вдруг пятно света на стене стало ярче и она увидела Валерьяна Синякова. Быстрыми шагами она подошла к нему.

— Вы что, остаетесь? — спросила она.

Синяков, чем-то расстроенный, посмотрел на нее отсутствующим взглядом.

— А Волкинд поехал в степь, — продолжала Маня, — только что.

— В степь? — переспросил он, думая о другом.

— В степь… А вы что? Остаетесь здесь? — тихо спросила она. — Как темно… Вы, может быть, проводите меня, Валерьян?

— Я сейчас занят, — ответил он, — я приду позднее. Будешь меня ждать?

— Не вздумайте приходить! — Она выдернула свою руку из его руки. — Лучше не приходите совсем… — Не оглядываясь, она вышла на темную улицу и направилась домой.

«Уж он получит у меня, — кипело в ней раздражение против Волкинда, — он у меня переночует на улице! Этакое ничтожество!»

Стараясь не думать о Синякове, Маня все же обернулась и посмотрела, не догоняет ли он ее, но ничего, кроме дрожащей полосы белого света, не увидела. Механик уже отрегулировал киноаппарат и готовился пускать картину.

— Ну, кто будет крутить мотор? — спросил он громко.

— Я могу. — Риклис оперся ногой о скамейку, к которой был привинчен мотор, и начал крутить ручку.

Мотор загудел, на стене выросло качающееся поле пшеницы с высокими, тяжелыми колосьями.

В пшеницу врезалась широкая песчаная дорога. По дороге неслась телега. Лошади мчались галопом, будто хотели выскочить из ярко освещенного экрана.

— Ой, на нас скачут! — кричали ребятишки.

— Берегись, берегись, раздавят!

— Вот так лошади!

— Как наша гнедая…

— Тпру, тпру! — заливались дети. — Ну и кони!

— Тише! Дайте посмотреть! — кричал Риклис, продолжая крутить ручку мотора. — Кто это едет?

А Шефтл стоял возле своего плетня и посматривал в ту сторону, откуда доносился шум.

«Может, пойти? — Он решительно зашагал вверх по улице. — Просто так, размять ноги… Вовсе не к ней…»

Когда он был уже неподалеку от колхозного двора, полосы света вдруг исчезли. Он пошел быстрее, — может, там уже все кончилось и он не увидит Зелду.

На колхозном дворе было шумно. Все почем зря ругали Риклиса за то, что он бросил крутить мотор.

— Хватит, — ворчал он, — довольно! Я свою порцию открутил. — И растянулся тут же, на соломе.

— Покрути еще немного! — упрашивали его со всех сторон.

— Остановился на самом интересном месте…

— Вот умники нашлись! Я буду им крутить, а они будут смотреть кино… Нет дураков, крутите сами!

— Кто же наконец будет? — Механик рассердился.

— Пусть крутит Додя Бурлак! — горячился Риклис, точно его обманули. — Ничего, он тоже может. Привел сюда всю родню… Посмотри-ка на него: расселся с семью девками и полудюжиной сыновей, да еще бабку с дедом привел. Спасибо, что его прабабушки здесь нет… Ничего с ним не станется, если он даже до утра покрутит.

— Будет тебе горланить! — Додя Бурлак поднялся. Стена снова осветилась.

Шефтл, пробираясь между кустами, прислонился к акации, которая росла у забора.

Его никто не заметил.

Все смотрели на освещенную стену, по которой двигались тракторы. Они тащили за собой плуги, глубоко врезывающиеся в межи с бурьяном.

Шефтл не глядел на стену. Он кого-то искал глазами. Нет, конечно, не Зелду! Не дождется она! Ему только бы узнать, здесь ли агроном.

А на стене крестьянин с обросшим перекосившимся лицом стоял, широко расставив ноги, посреди межи. На него надвигался трактор, а он не трогался с места.

— Ой! Сейчас его раздавит!

— Ой-ой!

Трактор стал обходить его. Тогда крестьянин вытянулся поперек межи, обхватил ее дрожащими руками.

— Смотрите, это же Шефтл! — крикнул кто-то.

— В самом деле Шефтл! — раздался смех.

— Шефтл, он самый!..

Крестьянин лежал на заросшей меже и глазами, полными страха, смотрел на трактор… Но трактор повернул обратно, и по всей стене, захватив даже кусок крыши, заколыхалось широкое поле с налитыми колосьями. Оно покачивалось и шумело, широкое, необъятное, до самого горизонта. А сбоку, на меже, все еще лежал крестьянин, оборванный, лохматый, вцепившись ногтями в землю.

— Совсем как Шефтл! Все его повадки…

— Позвать бы его сюда — пусть посмотрит…

Среди девушек была Зелда. Шефтлу казалось, что она смеется громче всех.

«Пусть. — Шефтл отломил кусок коры. — Послушаем, как они потом заговорят». Он прикусил губу и, никем не замеченный, почти бегом направился вниз по улице.

«Где это видано, чтоб девушка так смеялась…»

В подворотне залаяла собака, и сразу ей начали вторить другие. Они сбегались со всех сторон, оглушая хутор неистовым лаем. Шефтл хватал комья сухой земли и швырял в собак. Казалось, он был доволен, что из-за лая не слышно смеха на колхозном дворе и можно, хоть на несколько минут, забыть о Зелде.

«Эта пташка от меня далеко не улетит», — подумал Синяков, с ухмылкой глядя вслед Мане. Молодая женщина теперь не очень-то его занимала. У него была забота поважнее. Из-за этого он и приехал в Бурьяновку. Надо было спешно повидать Юдла.

«Ишь как вертится, прямо юла!» Синяков с насмешкой следил за Юдлом, который, громко крича, суетясь, усаживал людей на солому. Когда сеанс наконец начался и глаза всех устремились к экрану, агроном прошел мимо Юдла, стоявшего около киноаппарата, и, слегка задев его плечом, направился к темному палисаднику. Спустя минуту Юдл догнал его.

— Иващенко здесь не был? — тихо спросил Синяков.

— Нет. Что-нибудь случилось? — У Юдла забегали глазки.

— Пока ничего не случилось… Но смотри поосторожнее с молотилкой! Что-то он пронюхал. Вчера был в Блюментале, молотилку осматривал. Хорошо, что я там оказался. Успел. Еще минута — и было бы поздно… Понял? Идем, идем отсюда, — он тронул Юдла за локоть, — нас могут увидеть.

Тихо разговаривая, брели они по пустой вечерней улице. Около загона Синяков остановился.

— О Волкинде ты не беспокойся, — сказал он, — этого я беру на себя. С ним легче всего. Пусть строит коровник, да побольше. — Синяков зло рассмеялся, — Ты за молотилкой следи, это твое дело. Иващенко в любой момент может заскочить сюда. Понял? Чего ты там бормочешь? Уже испугался, заячья твоя душа?

— Что и говорить… Напротив… Пусть они пугаются. Скорей они подохнут, чем что-нибудь проведают…

— Ну-ну, расхвастался! Ты поменьше языком молол бы и побольше делал. А теперь валяй обратно. — Он указал на колхозный двор. — Скоро и я приду.

Когда Синяков вернулся на колхозный двор, кино уже кончилось, но молодежь не расходилась. Среди девушек Синяков сразу заметил Зелду.

«Недурна… На такую не жаль и несколько вечеров потратить. — Он вспомнил, как прижимался к ней в бричке. — Кажется, с ней нетрудно будет сладить».

— Гулять, гулять! — крикнул Синяков девушкам. — Вечерок-то какой… Берите своих хлопцев — и пошли.

— К выгону пойдем! — Коплдунер потащил за руку Настю.

Парни и девушки, толкая друг друга, веселой гурьбой двинулись к воротам.

Широкая, вольная степь, пряные запахи чабреца и скошенного сена, далекий скрип ворота — как это все близко его сердцу! Синяков сейчас пешком прошел бы прямо по темной, овеянной мягкой осенней прохладой степи туда, в родную деревню на Херсонщине, где среди высоких тополей стоял богатый отцовский двор. Родной дом… Остались от него одни стены. Все отняли, растащили… Но ничего, уже не долго ждать…

Синяков хлопнул Коплдунера по плечу и громко запел:

Завтра рано, в эту пору, к нам товарищи придут,А быть может, в эту пору…

Ребята дружно подхватили.

Зелда в обнимку с подружками шла позади. Голос Синякова выделялся среди других, ей было приятно, что этот человек, которого все уважают, то и дело оглядывается на нее.

— Почему ты не поешь? — Синяков взял Зелду за руку.

Девушка смутилась и ничего не ответила.

— Ты не хочешь со мной разговаривать? Давай петь вместе. Ты запевай, а я буду подтягивать.