Нотэ Лурье - Степь зовет
Старуха, сидя на завалинке, следила за Зелдой и Шефтлом и бормотала:
— Лучшей девушки ему не найти. Золотые руки у нее…
Шефтл спустил драбины с обеих сторон арбы, и колосья с шуршанием посыпались Зелде на ноги.
— Осторожнее, — она смеялась, — Шефтл! Осторожнее! Ты меня совсем засыпешь…
— Ничего, вытащу…
Зелда ухватилась за драбину, легко взобралась на арбу.
— Ну, давай!
Она выхватила из его рук вилы и принялась быстро сбрасывать с арбы колосья.
Шефтл не сводил с нее глаз.
Сгибаясь всем телом, она подхватывала вилами пшеницу и ловким движением тонких, девичьих рук сбрасывала колосья на ток.
— Если бы ты почаще приходила… — сказал он.
— А что? Я тебе нужна? — Она подняла вилы и, улыбаясь, смотрела на него.
Он потом часто повторял эти слова, чуть шевеля губами, и испытывал радость, как от приятного сна.
… Шефтл поел вдосталь, хотел было встать, но на дне тарелки желтело еще немного масла. Указательным пальцем Шефтл собрал остаток масла и смазал им лежавшие рядом шлеи, чтобы стали мягче. Он тер шлеи до тех пор, пока на пальце не осталось и следа жира. Потом поднялся и широким шагом направился в хату. Зачерпнув из кадки кружку холодной воды, выпил ее до дна и пошел запрягать лошадей.
— На рассвете колос отсыреет. А ну-ка, милые, давайте привезем сейчас полную арбу! — говорил он буланым. — А утром начнем молотить. Так оно вернее будет. Ладно, курносые?
Арба, позванивая висящими по бокам драбинами, понеслась по улице и завернула к плотине. Неподалеку от загона он увидел Зелду. Она шла посреди дороги, босая, с красным, разгоряченным от солнца лицом, окруженная облаком золотистой пыли. Шефтл обрадовался. В том, что Зелда попалась ему па пути, он увидел хороший знак.
— Куда едешь? — весело окликнула его девушка, когда они поравнялись.
— Не видишь? — Он остановил лошадей. — В степь… Зелда минуту постояла, улыбаясь про себя. Она была
довольна, что пошла домой не с девушками, а одна, будто чувствовала, что встретит его здесь. Девушка посмотрела на парня, па кудри, падавшие ему на лоб. подбежала к арбе и прыгнула на торчащую позади доску.
— Хочешь, я поеду с тобой?
— Поможешь нагрузить арбу — поедешь, — он широко улыбнулся, — даром лошади не везут… Ну, залезай скорей! — Шефтл стегнул буланых, и те, поднимая густую пыль, помчались к плотине.
Миновав плотину, он обернулся. Зелда сидела на самом конце доски, свесив ноги, освещенная лучами заходящего солнца, и смотрела прямо на него. Потом она вдруг встала и, покачиваясь, пошла к нему.
В степи уже гасли золотистые пятна, их сменяла прозрачная синева; со всех сторон доносился запах остро пахнущих полевых цветов, сена и сжатого хлеба. За горой послышалось далекое гудение тракторов, поднимавших пар.
— Садись вот сюда. — Шефтл чуть отодвинулся.
Он натянул вожжи, и арба еще сильнее запрыгала по придорожным ухабам и еще громче зазвенела драбинами.
Лошади теперь шли по стерне. Под колесами зашуршали трава и сухие стебли. Зелда придвинулась к Шефтлу поближе.
— Ты знаешь, о тебе говорили на собрании…
— Обо мне?
— О земле говорили. Тебе хотят отрезать другой участок — в самом конце, за балкой…
— За балкой? — повторил он. — Значит, все-таки решили?
Зелда пожалела, что завела этот разговор. Она хотела сказать ему еще что-то, но тут на самой вершине горы показалась бричка. Она весело позванивала рессорами и быстро мчалась вниз, навстречу арбе. Рядом с Синяковым в бричке сидел кто-то еще, незнакомый.
Бричка быстро пронеслась мимо, но вдруг повернула обратно и догнала арбу.
— Стой! Подожди! — крикнул Синяков. Шефтл сдержал лошадей.
— Зелда, кажется? — Синяков соскочил с брички. Он, как всегда, был в плаще и в высоких сапогах. — Куда это? — Он обращался к Зелде, как будто на арбе больше никого не было.
Она растерялась и одернула юбку на коленях.
— В степь, — наконец ответила девушка, слегка покраснев.
— К трактористам на ужин? — Он улыбнулся. — Я только что оттуда, незачем тебе туда ехать, они уже кончают. Ну-ка, — он потянул ее за руку, — слезай! Мы везем кино. Поедем с нами.
— Кино? — Она оглянулась на Шефтла. — Я потом приду, с подругами…
Синяков осматривал ее с ног до головы.
«Почему я раньше не занялся ею? Какая девка…»
— В колхоз к нам идти не хочешь, — вдруг бросил он со злостью Шефтлу, — а с нашими девушками не прочь…
— В колхоз? Захочу — пойду без указчиков, — проворчал Шефтл. — А сейчас мне некогда с вами лясы точить.
— Ну, — Синяков подмигнул Зелде, — слезай! Ему же некогда. — Он взял ее за руку и потянул к себе. — Пойдем, поможешь нам установить аппарат.
Зелда, растерянная, слезла с арбы.
Синяков посадил ее между собой и механиком, и бричка со звоном понеслась вниз с горы.
Шефтл смотрел вслед удалявшейся бричке. Посередке, между широкими спинами мужчин, синела Зелдина кофточка.
«Чтоб его огнем спалило! А ей я припомню… Пусть только придет ко мне во двор!»
… Бричка быстро неслась, покачиваясь на рессорах. Зелда хотела взглянуть назад, на Шефтла, но не могла даже повернуться. Она чувствовала на себе взгляд Синякова, и ей стало неприятно, как будто он ее раздевал.
«Зачем я поехала с ними? — думала она с досадой. — Не надо было сходить с арбы».
Шефтл задержался в поле допоздна. Сегодня работа у него особенно спорилась. То ли стычка с агрономом распалила кровь, то ли по какой другой причине, но редко когда он трудился с таким остервенением и, пожалуй, удальством. Он захватывал вилами сразу чуть ли не полкопны, приподнимал высоко над головой и рывком бросал поверх драбин. Покончив с одной копной, он влезал на арбу, утаптывал колосья и принимался за следующую.
В степи громко стрекотали кузнечики, а поближе к мигающим огонькам хутора, в ставке, среди камыша, беспокойно квакали лягушки.
Арба медленно двигалась. На самом верху ее торчали вилы, а Шефтл лежал рядом.
«Очень она мне нужна! И что за ней возьмешь? Все, что у них было, отдали колхозу…»
Он ухватился за эту мысль и немного утешился.
Лошади мелкой рысью шли по плотине.
Арба отражалась в ставке. От колхозного двора доносились шум, смех и девичий визг. Шефтл увидел, как стена бывшего дома Якова Оксмана то освещается, то темнеет.
«Она, наверное, уже там». Его снова обожгла обида. Показалось даже, что различил смех Зелды. Стремительно повернув арбу к хутору, Шефтл задел драбиной засохшую ветку акации.
21Небо затянулось тучами, опустилось на камышовые крыши хат и верхушки деревьев.
Просторный колхозный двор был полон народу. Люди стояли кучками у конюшни, в палисаднике, возле скирды соломы, громко перекликались, смеялись.
Приехавший из Успеновки молодой механик поставил посреди двора скамейку и прикрепил к ней электромотор. Мальчишки окружили киномеханика и с интересом следили за каждым его движением.
По двору в больших юфтевых сапогах расхаживал Меер Волкинд. Он хмуро оглядывал собравшихся колхозников.
«И зачем это агроном притащил кино на мою голову? Нашел время…»
Около колодца он увидел Маню. Она оглядывалась, как бы разыскивая кого-то.
Его обрадовало, что она здесь. Может быть, сегодня обойдется без скандала…
— Маня!.. Вот хорошо, что ты пришла! Интересную картину привезли. Пойдем, я тебя усажу.
Она холодно, как чужая, поглядела на него и отвернулась.
— Тоже мне кино! Сам смотри…
— А чего же ты хочешь? Вот ведь, все пришли. Столько людей…
— Ты опять равняешь меня с ними? — Она презрительно повела плечами.
Волкинд старался сдержать себя. Еще минута — и опять вспыхнет ссора, а он уже так устал от этого.
— Ну чего же ты хочешь, не пойму! Пойдем. — Он взял ее за руку. — Мне еще нужно съездить в степь. Что ты будешь делать дома одна? Пойдем, Маня, я тебя вот туда посажу. — Он показал на кучу соломы, где уже сидел народ.
Маня сердито поглядела на мужа.
— Нет, я туда не пойду. Если хочешь, чтоб я осталась, вынеси мне стул.
— Стул? — Волкинд растерялся. — Все сидят на соломе, смотри, а тебе одной стул? Неудобно, осуждать будут.
— На солому я не сяду, — перебила она. — Придумал тоже!
Волкинду казалось, что колхозники слышат их разговор, и в нем снова вспыхнула неприязнь к Мане. И откуда у нее такая спесь? Чувствуя, что больше не в силах сдерживать себя, он глухо проворчал:
— Как знаешь… Хочешь — сиди, хочешь — стой. — И быстро зашагал по двору.
Дети носились взад и вперед, таская из скирды солому, укладывали ее около стены, заменявшей экран, прыгали, бегали взапуски, дрались.
В глубине двора, между скирдами, собрались парни и девчата. Девушки то и дело взвизгивали и смеялись.
И вдруг наступила тишина. На кривую, низкую стену упала ослепляющая белая полоса.
