Неисправимые - Наталья Деомидовна Парыгина
— Кого?
— Ребенка. Ребенок лежал в кроватке, камень упал возле нее. Щеткин говорит. А если бы в голову… Такому маленькому много ли надо.
Я не стала его успокаивать.
— Да, и так могло быть. Так и бывает. Один миг безрассудства — и непоправимое несчастье.
— Я, как подумаю, страшно становится. Ребята правильно хотели меня исключить.
— А я права, что поручилась за тебя? Ты меня не подведешь?
— Ни за что! — горячо воскликнул Эдик. — Вы увидите, Вера Андреевна… Я теперь стал взрослым. Так сразу, вдруг. Вчера, когда кинул в окно камень, был мальчишка, безмозглый к тому же. А когда слушал ребят на комитете комсомола… Вы не знаете, что со мной было. Если бы исключили, — хоть не жить. Сижу и думаю: только бы оставили, только бы оставили… Я докажу. И вам даю слово. Вам, коммунистке, даю честное слово: буду настоящим комсомольцем. Я вас, знаете, как уважаю, Вера Андреевна? Да, нет, это не то слово… В общем, понимаете…
— Понимаю. И вот что тебе скажу: в будущем тоже борись за себя, отстаивай свои права. Но только не такими методами.
Эдик вздохнул и согласно кивнул головой.
— И потом учти… У всякого человека есть свои слабости. И преподаватель — тоже живой человек. Надо быть строгим к себе и снисходительным к другим. И кое-что уметь прощать.
— А вот это — нет, — бурно запротестовал Эдик. — Не согласен. Настоящему человеку никакой снисходительности не надо. «Человек — это звучит гордо». Помните? Вот вы — настоящий человек. Вам ничего не надо прощать.
— Ты ошибаешься, Эдик. Мне далеко до настоящего человека. И вообще, ты сегодня слишком много объяснялся мне в любви. Как у тебя с математикой сейчас? Мария Михайловна с тобой по-прежнему занимается?
— Нет. Не надо, я сам.
— Сам — это лучше. Но здесь тоже не надо перегибать. В порядке консультации, если будет необходимость…
— Ладно, я учту. До свидания, Вера Андреевна.
— До свидания, Эдик. Желаю тебе успеха.
Он уходит, а я мысленно вновь повторяю наш разговор. Не просто поручителем, а на какое-то время я стала для Эдика образцом человека. Он с мальчишеской непритворной искренностью полюбил меня. Это хорошо, это нужно. Слово любимого воспитателя в десять раз весомее слова воспитателя по должности. Макаренко потому и творил чудеса с ребятами, что они его любили.
Но по силам ли мне такая ответственная роль? Просто страшно. Я совсем не безгрешна. Если бы Эдик знал… Что, если он когда-нибудь узнает?
Нет. Никто и никогда. Ни Эдик, ни сам Нилов, никто. И сама я должна забыть, покончить с этим. Иван Николаевич Нилов для меня только отец Эдика. Человек, который мне нужен. С которым я могла бы быть счастлива… Бред, бред! Перестань, забудь, прогони эти мысли. Мужественный лейтенант милиции, гроза мальчишек… Где твое мужество? Прочь, нежданная весна. На дворе ноябрь, уже сыпал первый снежок. Оттепель сейчас никому не принесла бы радости, от нее только слякоть. И у меня в волосах седые нити. Давно пора образумиться.
Я стараюсь. Я изо всех сил стараюсь победить самое себя. И кое-что мне, право же, удается. Мы редко встречаемся с Ниловым, но если он заходит, я стараюсь говорить только об Эдике, даю разные воспитательные советы, привожу примеры: так поступают в хороших семьях, так — в плохих. Он внимательно слушает, соглашается, обещает быть образцовым отцом. И ни о чем не догадывается. Я очень рада, что он не подозревает. Но иногда бывает обидно. Милый, чужой человек, ты не знаешь, как иногда мне бывает грустно и обидно…
Мама Эдика тоже иногда заходит, неумеренно благодарит за поручительство и хвастает. Эдик — замечательный, только у него вспыльчивый характер. Это — от нее, муж очень сдержанный, а она может от пустяка вспыхнуть, как спичка. И Эдик такой же. Подумать только, что его могли исключить из комсомола. Если бы не вы…
Вспыльчивый характер. Наверное, кричит на мужа по всякому пустяку. А он терпит, потому что любит ее. Вот таким — счастье. Губы тонкие, глаза невыразительные, пустые, кожа на лице пористая, некрасивая. Неприятная женщина. Или я несправедлива? Да, да, я несправедлива, я завидую ей, я…
— Вы приходите к нам встречать Новый год. Непременно, непременно. Эдик очень хочет, и я, и муж, мы все вас просим. Ведь вы — одна? Эдик говорил мне, что вы живете одна, ребята все знают. А если у вас есть друг, можете с ним… Как хотите. Но обязательно, мы будем очень рады.
Я отказываюсь. Мне не надо идти к ним. Но она не хочет слушать.
— Нет, пожалуйста, я скажу мужу, он сам зайдет пригласить вас, они вместе с Эдиком зайдут.
Ну, конечно, она совсем не плохая женщина. Гостеприимная и любезная. А за то, что чересчур расхваливает Эдика, разве можно ее осуждать? Мать, такая же, как большинство матерей. Видит не то, что есть, а то, что ей хочется.
Почему бы, в конце концов, не пойти? Если она так настаивает, — я приду. Мне даже полезно посмотреть Нилова в домашней обстановке. Пусть глупое сердце потерзается ревностью и смирится. Одно дело, когда знаешь, что человек женат, и совсем другое — когда видишь, как он проявляет свои чувства к жене и детям. Это поможет мне справиться с собою.
Пойду.
14
Новый год. Новый не только потому, что меняется календарь. Меняется сама жизнь. Что-то небывалое творится в колхозах, широким заходом распахивается целина, повсюду бурно растут новостройки. А в небе крутится маленькая планета, сделанная на земле руками советских людей. Это свершилось в уходящем году. А что случится в том, который наступит через два часа? Он будет еще богаче. Просто чувствуется по темпу жизни, что он будет богаче. Для всех. И для меня.
Удивительно светло и радостно на душе. Хочется быть нарядной, красивой. Давно я не завивала волосы, наверное, разучилась. Как непривычно в этом светлом платье. Все-таки оно мне идет. И пышная прическа тоже. Только вот седина… Разве срезать? Нет, пусть. А глаза совсем молодые. Им следует быть постарше и не так блестеть. Впрочем, пусть блестят — праздник…
Я выхожу из дому. Вечер морозный, над головой яркие, как новые монетки, звезды. За окнами сверкают огни елок. Несмотря на поздний час, на улице оживленно. Люди идут в гости, в клубы, во Дворец культуры.
Когда я приближаюсь к дому Ниловых, меня снова охватывают сомнения. Надо ли идти? Но ведь никто не знает… И у меня хватит выдержки, чтобы не выдать себя.
