Неисправимые - Наталья Деомидовна Парыгина

Неисправимые

КОЛЯ РАГОЗИН

1

Мой рабочий день начинается в необычное время — в двенадцать часов, но я выхожу из дому в девять. Я привыкла к этому, еще когда жила одна, и мне не о ком было заботиться. Теперь нас двое. Но все-таки надо приходить раньше, иначе не хватит дня.

«Здесь работы столько, сколько сам себе устроишь: хочешь — много, хочешь — мало, хочешь — совсем ничего». Так сказала мне моя предшественница, сдавая дела. Наверное, она умела устраивать так, чтобы ее не очень беспокоили. Первые дни я изнемогала от безделья и скуки. Единственной моей собеседницей была уборщица Варвара Ивановна.

Однажды позвонил полковник, спросил, как дела. Я сказала, что дел нет. «Как, совсем?» «Совсем. Никто не идет». «Не идут, говоришь? — переспросил полковник. — Понимаешь, Вера Андреевна, и ко мне не идут. Хоть бы один явился и доложил: я совершил преступление, прошу заключить меня под стражу на такой-то срок. Где там! Значит, и у тебя такая же история?»

Вот как высмеял. А потом посоветовал: «Ты в своей келье-то не сиди, а выходи на улицу да заводи знакомства с молодыми людьми не старше восемнадцати лет».

Не стоит вспоминать, сколько у меня было неприятностей с этими первыми знакомствами. Ребята от меня бегали. Взрослые иной раз не только не помогали, а вредили. «Вечно эта милиция сует нос, куда не следует». «Подумаешь, созорничал парнишка — так сразу его в милицию тащить? Все такими были!» Но полковник мне нисколько не сочувствовал и все твердил: «К людям иди, к людям. Одна ничего не добьешься».

Он принял меня с испытательным сроком, и то очень неохотно. Перед этим я целый год болела, и полковнику не понравился мой хилый вид. «Тут нужно железное здоровье, у вас не будет свободной минуты». Он не понимал, как они мне надоели, до отвращения надоели эти свободные минуты, дни, недели, месяцы! Я заверяла полковника, что не устану, не пожалуюсь. Разве знал кто-нибудь в райкоме партии, где я прежде работала инструктором, о моей больной печени? Никто не знал. До тех пор, пока меня без сознания не увезли в больницу…

Он что-то еще возражал. Ах, да, сказал, что надо быть педагогом. Я обещала учиться, читать Макаренко. «От того, что почитаешь Макаренко, не станешь Антоном Семеновичем. Вам придется работать с подростками, которых все считают неисправимыми. От них отрекается школа, даже родители. Многие не верят, что из воришки и хулигана может вырасти честный человек. А вы должны верить. Способны вы на это?» «Способна».

Я заставила сдаться полковника Ильичева. Мне нужна была эта работа. Очень трудная работа, которая поглощала бы все время и все силы…

Не знаю, почему я сегодня вспомнила о первой встрече с полковником. Ведь это было давно. Семь лет назад. До чего все-таки быстро летит время.

Ослепительное зимнее солнце заливает лучами наш районный городок. Какие странные деревья. На голых ветках висят хрустальные ягоды. Это вчерашний дождь. Вчера была оттепель и даже шел дождь, а ночью подморозило, и дождинки, не успев стечь, замерзли на ветвях.

Улица, по которой я иду, когда-то была центральной. Теперь на окраине вырос химический завод и вокруг него — новый город. Но здесь по-прежнему шумно и многолюдно.

Витрины двухэтажного универмага заманивают покупателей галстуками и шляпами, туфлями и фотоаппаратами, и пестрым каскадом тканей, падающим из розовой руки тощей гипсовой женщины. В канцелярском магазине толпятся школьники. Экспедитор несет из районной редакции пачку свежих газет. Женщина с озабоченным и усталым лицом спешит в аптеку. Старушка прогуливается, удерживая на ременных помочах толстого внучонка. Учитель с портфелем и стопкой тетрадей под мышкой направляется в школу… Я привыкла ко всем этим домам, к улице, к людям, и все-таки каждый раз по пути на работу испытываю радостное ощущение своей причастности к жизни города.

А вот шествует мамаша Нонны Колобаевой. Поздоровается или нет? На прошлой неделе она страшно оскорбилась, получив мою повестку. А когда узнала, что дочка украла у подруги деньги, впала в истерику. Поздоровалась. Между прочим, в школе все считают Нонну примерной пионеркой…

В городе идет обычная будничная жизнь. У каждого человека свои дела и свои мысли. Я думаю о Нонне Колобаевой. Учитель, наверное, думает о предстоящем уроке. Старушка, скорее всего, о своем внуке. А в это время в Москве думают обо всех нас. Третий день заседает двадцать первый съезд партии. В Кремле рождаются грандиозные планы. Радио и газеты разносят по всему миру окрыляющие цифры.

Интересно, принесли мне уже газету? Я невольно убыстряю шаги.

2

В ящике для газет пусто. И Варвары Ивановны еще нет. Не забыла ли я ключ? Нет, вот он.

Детская комната милиции — так называется помещение, в которое я вхожу. На самом деле это не комната, а две комнаты и еще коридорчик. Мне никогда бы не удалось добиться такой роскоши, если бы не Володя Панов.

Должно быть, председатель райисполкома здорово напугался, когда Володя в воскресный день позвонил ему домой и отчаянным голосом заявил: «С вами говорит начальник штаба бригады содействия милиции. Немедленно придите в детскую комнату. Сами увидите, что случилось. Скорее!»

Не прошло и четверти часа, как председатель райисполкома был у нас. Он застал в нашей тесной комнатушке и в коридорчике семерых ребят, задержанных комсомольцами во время рейда, и родителей этих ребят, и бригадмильцев. Не то что сесть — стоять было негде.

— Можно в таких условиях работать? — крикнул Володя, стараясь протащить председателя райисполкома сквозь толпу к моему столу.

— Напрасно столько сразу приводите, — попытался было возразить председатель райисполкома, но только подлил масла в огонь.

— Ах, напрасно? Значит, что же, они безобразничают, а нам надо мимо проходить? К этому вы нас призываете?!

Через неделю библиотеку, размещавшуюся в соседней комнате, перевели в другое помещение. Теперь у меня есть кабинет, а в бывшей библиотеке — собственно детская комната. Там заблудившиеся или отставшие от родителей малыши могут поиграть и даже уснуть на широком диване, а ребята постарше, задержанные за нарушение порядка, пишут за столом объяснения. Тут же дежурные члены БСМ беседуют с ними, а если нет задержанных, — играют в шахматы или читают журналы.

Сейчас в детской комнате никого. Это хорошо. Мне надо собраться с мыслями и