Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 2)
— У меня просьба к тебе, Аскер, — сказал Демиров. — Разыщи начальника почты, пусть заглянет ко мне.
— Начальник нашей почты вчера уехал в Горис, у него там племянник живет, Рамиз Меликов.
— Тогда разыщи заместителя.
— Заместителя тоже нет в городе, уехал в деревню отдохнуть. Вернется только к вечеру.
— Выходит, ты единственный из работников почтового отделения, кто остался в городе в выходной день?
— Получается так, товарищ Демиров.
— Ну хорошо, тогда соедини меня с Гиясэддиновым. — Аскер позвонил в райотдел. Ему ответил Хосров, сказал, что Гиясэддинов полчаса назад ушел домой. Аскер доложил об этом секретарю, тот велел ему звонить Гиясэддинову домой. Аскер заколебался. Демиров почувствовал это. — В чем Дело, Аскер? Или ты не понял, что я сказал тебе? Может, "уши заложило от бесконечных разговоров на линии? Прошу тебя, пошевеливайся. Вот порядки — один в Горис укатил, другой — в деревню, третий — спит на работе. Скорее! Что с тобой, Аскер?
— Сейчас, товарищ Демиров, соединяю.
Гиясэддинов спал мертвым сном, когда у него под ухом затрещал телефонный аппарат. С трудом открыв глаза, он снял трубку, спросил:
— Кто говорит? Что надо?
Телефонист ответил:
— Это я, Аскер, товарищ Гиясэддинов. Извините…
— Хорошо, хорошо, короче, — оборвал его Гиясэддинов. — Чего раскричался спозаранку, как молоденький петушок?
— Сейчас соединяю вас, — сказал оробевший Аскер.
В следующую секунду Гиясэддинов услышал голос Демирова:
— Алеша, это ты? Доброе утро. Жду тебя в райкоме, приходи!
Секретарь дал отбой.
Гиясэддинов поднялся с кровати, умылся под рукомойником, оделся, привел себя в порядок и вышел на улицу. Проходя мимо дома Демирова, увидел копающегося в палисаднике Али-Ису… Спросил на ходу:
— Ты что здесь делаешь?
— Черенки срезаю, товарищ начальник. Хочу посадить в больничном дворе этот вид роз. Очень они мне нравятся — большие, ароматные.
— Какие могут быть черенки — осень на носу? — сказал хмуро Гиясэддинов Чего это ты, старик, подался в садоводы? Ты ведь завхоз. Или решил переменить профессию?
Али-Иса растерялся. Ему показалось, что товарищ Гиясэддинов сильно рассердился на него. Никого он так не боялся в этом городке, как товарища Гиясэддинова.
— Честное слово, вскоре я… — забормотал он и осекся, так как Гиясэддинов был уже далеко.
"Что, получил, глупый поросенок? — ругал он сам себя в душе. — Чего лезешь из кожи, чего выслуживаешься? Окажешь услугу этому — тот обижается, тому угодишь — этот будет недоволен. Чем так жить, уж лучше бы умереть. Хоть душа не будет терзаться… А то получается, как в поговорке: мертвеца оставь начинай оплакивать живого. Ах, Али-Иса, Али-Иса, великий ты неудачник!.. И зачем ты только вылезешь из своей норы? Вылезешь — плохо, не вылезешь — тоже плохо. Когда не вылазишь, говорят: "Что он там делает тайком? Наверное, снабжает бандитов патронами…" А вылезешь — вон что получается, Гиясэддинов недоволен. Где взять пеплу, чтобы посыпать им мою несчастную голову?…"
Предаваясь подобным печальным размышлениям, Али-Иса, с лопатой на плече, направился к дому на той же улице, только чуть пониже, в котором жил Гиясэддинов, оглядел его двор. Он был пуст: ни кустика, ни деревца.
"Что же делать? — думал Али-Иса. — Может, повозиться здесь пару деньков, разбить небольшой цветничок? А то теперь он может вспомнить про мое кулацкое происхождение — и тогда я пропал. Распорядится: "Арестуйте этого контрреволюционера!" Так тебе и надо, старый осел, допрыгался! Горе мне, горе!.. Пепел на мою несчастную голову!.."
Али-Иса сделал попытку вонзить лопату в твердую, как камень, землю возле забора. Копнул раз, другой, третий…
"Да, разобью цветнйчок", — решил он.
Вдруг его окликнули:
— Эй, дядя Али-Иса!
Он узнал голос Афруз-баджи, однако сделал вид, будто не слышит ее призыва. Женщина шла на базар, держа в обеих руках по корзинке.
— Эй, Али-Иса, что с тобой? Или ты оглох? — спросила Афруз-баджи, приблизившись. — Не видишь меня?
Али-Иса, продолжая копать, повернул голову, уныло посмотрел на женщину, сказал:
— Здравствуй, племянница. В чем дело?
Та в один миг помрачнела, бросила:
— Действительно, мне не повезло, когда я потеряла Кесу! Верный был человек… Не как другие.
— По крайней мере, Афруз-баджи, он избавился от тяжелого ярма, которое теперь приходится тащить другим жителям этого города, — многозначительно заметил старик.
— Сбрось и ты свое ярмо, Али-Иса! — посоветовала женщина. — Довольно надрывать спину на чужом дворе. Бери корзины, пошли на базар!
Али-Иса поднес ребро ладони к горлу, показывая, как он занят:
— Не могу, клянусь жизнью, племянница, не могу! Сегодня у нас с тобой ничего не получится. Видишь — занят. Умоляю тебя, заклинаю, — на глазах старика даже сверкнули слезы, — оставь сегодня в покое своего старого дядюшку!..
— Да что ты собираешься делать здесь в такую рань? Что за спешка, ай, Али-Иса?…
— Умоляю тебя, проходи, племянница, ступай своей дорогой!.. Заклинаю тебя искалеченными руками святого Аббаса, оставь меня в покое!.. Ты видишь мое положение?
— Пошли, пошли! — заладила женщина свое. — Довольно шутки шутить. Я жду…
— Нет, нет, иди одна на базар. Сегодня для меня этот баштан важнее твоих корзинок, дорогая Афруз-баджи.
— Подумай сам, разве может один человек тащить две такие корзины?
— Найди себе другого носильщика, такого, чтобы не надорвался под тяжестью твоих петушков и курочек.
— А ты сегодня хочешь пожить, как шах? — насмешливо спросила Афруз-баджи.
— Именно — как шах. Я сегодня шах землекопов. Сама видишь. Я — шах при этой лопате.
Так Афруз-баджи и не удалось уговорить старика пойти с ней на базар за покупками. Она зашагала вверх по улице одна. У больницы ей встретилась Рухсара. Девушка шла по воду. Афруз-баджи приветливо улыбнулась ей:
— Здравствуй, доктор-джан! Что с тобой, дорогая? Ты бледнеешь с каждым днем. Мама твоя уехала или еще здесь? Честное слово, я считаю себя вашей должницей. Каждый день собираюсь заглянуть к вам, пригласить вас к себе в гости, да все некогда — дом, дети. Но сегодня вы мои гости. Обязательно приходите к нам. Специально ради вас иду на базар. Рухсара смутилась:
— Большое спасибо за приглашение, Афруз-ханум. Не стоит беспокоиться.
— Сегодня я обязательно зайду за вами, дорогая Рухсара. Хочу угостить вас вкусным обедом…
Афруз-баджи была польщена тем, что ее назвали "ханум" — по-столичному.
— Мама не сможет пойти, — сказала девушка. — Ей нездоровится. Может, в другой раз…
— Пойдет, сможет! Я сама поведу ее, — заявила Афруз-баджи решительно. Значит, не прощаемся, девушка. Пока.
Она проследовала своей дорогой, надеясь, что сегодня, в этот ранний час, ей удастся купить на базаре самые лучшие продукты.
Ожидая начальника райотдела ГПУ, Демиров делал памятку — записывал в блокнот, что надо сделать Мадату в его отсутствие.
В кабинет вошел ГиясэДдинов, поздоровался по-военному — отдал честь. Демиров сразу же перешел к делу, спросил:
— Ну, Алеша, каковы результаты? Докладывай, что сделано. Чем обрадуешь?
— Ищем, товарищ секретарь, — лаконично ответил Гиясэддинов. — Разреши присесть.
— Садись, — сказал Демиров. — Значит, ищете? А где, если не секрет? И как?
— Везде. Мы знаем, как надо искать. Это наша специальность.
— Ясно. Очевидно, потому и результаты налицо, — поддел Демиров Гиясэддинова.
— Напрасно ты нервничаешь Таир. Мы делаем все возможное. Нужно время.
— Знаю, — оборвал его Демиров. — Слышал от тебя это уже не раз. Тебе нужно время, а мне нужны результаты.
— Результаты нужны всем, — спокойно заметил Гиясэдди-нов _ Но это не значит, что, пока их нет, надо терять голову, изводиться самому и изводить других.
— Я не успокоюсь до тех пор, пока наши леса не будут очищены от бандитов.
— А я не могу посвящать всех в наши оперативные дела. Извини меня, конечно…
Демиров бросил на собеседника сердитый взгляд:
— Районный комитет партии обязан вмешиваться в каждое дело, имеющее отношение к жизни района. В каждое! Ясно?
— Разумеется, разумеется, — согласился Гиясэддинов. — Но наша работа имеет свою специфику.
— Имейте в виду, товарищ Гиясэддинов, — Демиров перешел на официальный тон, — пока банда Зюльмата не будет ликвидирована, пока убийцы Заманова не будут разоблачены, я не смогу разговаривать с вами спокойно. Я требую решительных действий с вашей стороны!
— Мы действуем решительно. Но ведь я был вместе с вами в Баку. Мы вместе уехали, вместе приехали. Время было упущено. Но сейчас, повторяю, мы принимаем самые решительные меры. Если вы не доверяете мне и моему аппарату, поставьте вопрос перед центром… Я подам рапорт своему руководству. Пусть переводят в другое место.
