На рассвете - Игорь Семенович Чемеков
С небольшой кучкой пассажиров они сошли на берег, потянулись в горку по скрипучим мосткам. От насыпанного неподалеку бурта какого-то удобрения отъезжал той же минутой старенький самосвал. Из кабины высунулся, оглядывая, — что за люди приехали, — беловолосый загорелый шофер. Как было не узнать пустельгинцам друг дружку! Танька подбежала к машине, сунула на подножку Ленькин чемодан:
— Славик! Галочкин! Здорово!
— Не суй мне руку, перцовка-малиновка! — обрадовался ей Славик. — Подставляй-ко губки алы, ближе к молодцу садись!
— Сперва подвези к воротам, потом уж… Все еще не женат ходишь-бегаешь? Девчонок охмуряешь?
— Ага, точно. Охмуряю, бегаю. От скуки, поманенечку. «Ветер дует полосой, мой миленок холостой. Когда бык отелится, тогда миленок женится». Это про меня складено!
Славик с Ленькой поздоровались за руку.
— Ну, дак чего? — примерялась Танька то к тесной кабине, то к вовсе негодному кузову. — Чем это ты, Слав, нагрузился?
— Не видишь чем? Сухим шампунем. Девкам пустельгинским косы промывать.
— Тебя как порядочного пытают. Ежели эта пыль еду́чая… То нам с тобой…
— Я и отвечаю: доломи́тка, совсем не едучий товар.
— С чем ее едят, твою доломитовку?
— Что ж ты, Татьяна, как городская барышня! А еще бригадирова дочь! Минудобрения не различаешь!
— Больно сам грамотный. Ты объясни, расскажи…
— Лекцию читать сейчас не время. А вот ужо вечерком, без посторонних лиц, я тебе на ушко всю как есть агротехнику обскажу, идет? Грузись, ребята! Багаж — в кузов. Все будет цело. Обметешь веничком, оботрешь мокрой тряпочкой. Леня, ты не больно толстой, садись с краешку, рядом с Танюхой. На моей трассе гаишников не бывает. Однажды троих девчат в кабину посадил…
За пятиверстный путь успели о многом поговорить.
— Твой дедушка, Леонид, новому председателю пришелся не по нутру, — доложил Галочкин.
— Почему? — встревожился Ленька. — И председатель на него?..
— Не тот на деда, а дед на него! Критикует почем зря! Но делу критикует. А председатель считает, что мутит народ.
— Как это мутит? — навострила уши и Танька.
— По разному поводу случается. К примеру, зимой… погода под тридцать градусов, а контора гонит людей в поле возить навоз. Не хитрое дело разнарядить, а поди-ко, погляди, что на деле творится! Женщины долбают кучу ломами, в час по чайной ложке. Если пару саней трактор оттащит за день, то это еще хорошо. Дизель вхолостую солярку жрет. С утра как раскочегарят его с горем пополам, то уж до отбою не глушат. Деду Архипу — чего бы лезть? Его ж хата натурально в колхозе с самого дальнего краю, а он идет к председателю: «Ты кто здесь в нашей деревне?! Хозяин или расточитель всенародного достояния?!» Авторитетно у Архипа Миколаича эта лекция получается.
— Что председатель-то?
— Помалкивает. Зло на старика внутри себя переваривает. Он, пожалуй, хотел бы отмахнуться от деда, да видит, что больно уж высоко почитают в деревне Архипа-то стар и мал.
— Славик, а мой папка, — он за председателя или тоже против? — озабоченно интересуется Танька.
— Твой батька дипломат. Он сам по себе. Ну, хочешь, Леонид, дальше слушать?
— Конечно.
— Навоз, — это еще так, — эпизод на фоне, — продолжал Славка. — Вот нынче весной заваруха вышла похлеще. Председатель подписал с мелиорацией договор на спрямление русла речки Воли. На собрании тот вопрос не поставили, мнением народа не поинтересовались…
— Как понимать: «на спрямление» Воли?
— А так, — сделать из речки канаву, как по шнуру, чтоб не петляла по лугу.
— Зачем?
— В договоре якобы сказано: чтобы ввести в использование десять, что ли, гектаров неудобной земли. Дед Архип прослышал и опять же начал будоражить колхозников. Тут все по его голосу поднялись шуметь: почто, дескать, прямить хорошую, очень даже красивую речку?! Она же все равно как дочка великой Волги-реки, чего она вам помешала?! Не карандашом по линейке, самой природой дорожка была ей указана! И не трожьте, не трожьте ее, ради бога, из-за каких-то десяти гектаров!
В общем, докопались до существа этого дуроломства. Всплыло, что район приказал! Мелиораторы нажали на председателя, чтобы «нагнать план» по рытью и перетаскиванию грунта с места на место, безо всякой пользы и надобности для колхоза. Имея все факты в своих руках, Архип Миколаич составил письмо областному начальству. Там разобрались и приказали договор похерить.
Ленька вздохнул с облегчением, что все обошлось. Вот какой у него умный, смелый, настойчивый дед!..
— В твоей сибирщине, — ораторствовал Славка, небрежно, одной рукой, проворачивая баранку, — сколь много людей знают тебя? Чем ты там известный, чем знаменитый? А вот, погоди, нынче вся Пустельга из конца в конец заговорит: «Видали, нет? Приехал Архипа Миколаича внучок!» И ты ходи-гуляй по улице, с гордо поднятой головой, держи хвост пистолетом, — через деда и сам ты как бы герой!
Танька подхватила:
— И ты не смейся, Славик, Леня и без того герой, он настоящий рабочий — рельсы для БАМа делает.
Славка болтал, а глазами внимательно прослеживал каждую выбоинку и бугорок на дороге. В деревенскую улицу вкатил без форсу, без лишнего шума и грохота. Первой по пути была пятистенка под новой цинковой крышей бригадира Егора Малинова. Только затормозил самосвал под высокими окнами с синими резными наличниками, как от ближнего колодца, бросив коромысло на уже наполненные ведра, сорвалась бежать Анна Ивановна, заохала, запричитала:
— Ах, Танюшка! Ах, деточка моя родненькая!..
Из калитки высыпало трое Танькиных братишек. Распахнулось с треском кухонное окошко, из которого высунулась бабка с решетом в руке… От соседских изб подбежали девчонки. Таньку с ее поклажей плотно обступили со всех сторон, принялись тормошить. Наконец весь этот живой клубок с хохотом, с визгом протиснулся через калитку во двор.
Славка Галочкин, захлопывая дверцу кабины, подмигнул Леньке:
— А теща-то, видал? Еще ни-че-го-о!..
— Какая теща? — не дошло до Леньки.
— Танюхина матка-то! Слепой, что ли.
— Чего мне на нее глядеть, я ее сто лет знаю.
— Дитя! До умных мыслей, вижу, ты еще не дозрел, — снисходительно качнул головой Славка, включая сцепление. Тронулись, принялся развивать свое: — Выбирай не жену, а тещу! В ней, как в зеркале, увидишь, какой станет твоя жена, когда ей настучит полста.
— При чем тут Анна Ивановна? Она еще никого замуж не выдала и никому не теща.
— А ты не метишь в зятья?
— Может, ты сам метишь, — пожалуйста!
— Вот это ты к месту сказал. Я хочу взять ее в тещи. Потому и примечал, какая она в радости. Добрая, щедрая, за такой мамой не пропадешь. Душа-то душой, и на внешность вполне симпатичная.
Ленька усмехнулся. Погодя сказал:
