Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Он все продолжал сидеть на кухне, и сколько так времени прошло, аллах его знает. Сидел с замерзшими ногами и к тому ж простуженный уже два дня… А завтра ведь к Луговому. Сереже только еще не хватает моего гриппа!
Так появилась в жизни цель. Он взял стакан, перечницу, отыскал аспирин… Есть такое будто бы шпионское средство от простуды (на самом деле, конечно, не шпионское, а командировочное): пару таблеток аспирина на язык плюс сто грамм водки с перцем плюс спать. Наутро все как рукой. Только пижама запасная нужна. И хорошее сердце… С этим как раз у него было в порядке.
Он сделал адскую смесь, рядом положил две аспиринины. Но выпить не успел — лечебный процесс вспугнул телефон. Где же он звонил?.. А, в спальне. Значит, оттуда Элка разговаривала с ним в последний раз. Он открыл дверь, телефон продолжал звонить. Потапов увидел их кровать… их брачное ложе… подушку поверх покрывала, измятую Элкиной головой. Телефон тренькнул еще полраза и перестал.
Сердце разрывалось у Потапова от бессильной ревности. Он взял аппарат и скорее вышел из спальни. Телефон зазвонил снова.
— Слушаю.
— Привет, Эллочка. Говорит Володя!
Он не узнал этот голос, потому что совершенно тупо среагировал на «Володю». Но через секундную паузу сообразил. И от сердца порадовался, что судьба удержала его до этого разговора от питья адской смеси.
— Ну привет же, Сан Саныч!.. — голос у Олега был какой-то излишне веселый. — Сан Саныч, что ты делаешь?
Впервые он догадался взглянуть на часы. Половина первого ночи.
— У меня в кармане, Сан Саныч, болтается банка крабов и пара бутылок каберне. Так что скажешь?
— Мне, парень, сказать тебе нечего.
— Сан Саныч! Это неправильно! Ты пойми, я же не хотел зла лично тебе. Я проводил намеченную программу.
Потапов ему ничего не ответил.
— И мы еще пригодимся друг другу.
— Да нет, не пригодимся.
— Ты решаешь задачи этой минуты. Я тебе предлагаю подумать про через десять лет. Ты пойми, я же сам погорел… И ты погорел. Чего нам? Ну, переживи ты смертельную обиду… Ну, извини в конце концов! Надо же выбираться из дерьма.
— Тому, кто в дерьме, надо.
— Гляди, Сан Саныч! У меня нервы тоже не от контрабаса. — Олег подождал, не скажет ли чего Потапов. — Слушай, ну не расставаться же нам!
— Расставаться, парень, расставаться.
— Я-то останусь замом при любом раскладе. Ты учти!
— Вот и молодец. Видишь, какой ты умник.
— Ты только, Сан Саныч, не помирай, — сказал он с неприятной усмешкой. — Что-то у тебя голос больно трагический.
— Да нет. Умирать не собираюсь. Я еще поработаю.
— Ну что ж. До свидания, дорогой. Супруге привет.
Потапов положил трубку, и Олег больше не позвонил.
Потом он вытащил из шкафа свое зимнее пальто и Танечкино зимнее пальтишко. Танино свернул и постелил в головах, своим укрылся. Подумал: при таком спанье не будет толку от моего лекарства… Но знал, что не сможет пойти в спальню.
От пальтишка чуть слышно пахло Танькой. И если б Потапов умел, он бы, наверное, расплакался. Вместо этого он уснул.
Очнулся Потапов часа через три, был он ослабелый, совершенно мокрый. Ничего не соображая, полез в шкаф и сразу нашел командировочную пижаму, переоделся, роняя мокрую одежду на пол. Пошел, покачиваясь, в спальню, залез под одеяло и снова уснул. Всю ночь до утра он громко разговаривал. Но некому было его услышать.
День первый
Проснулся и понял, что уже поздно, хотя сквозь задернутые шторы нельзя было разглядеть, светло сейчас или только светает. Он чувствовал себя здоровым. Лишь поблизости тихо копошилась какая-то печаль.
Раскинул руки — он любил так полежать. Левую руку отбросил смело, правую осторожно, чтобы не задеть Элку… рука его ударилась о холод пустой подушки. Но он даже не вздрогнул, потому что опять уже помнил все. Лежал не шевелясь, напряженно.
Но что так вылежишь? Лишние нервы трепать… Поднялся, чувствуя, что каждое движение болью отдается в душе. Тапочек поблизости не было. Он побрел босиком. А куда, собственно? Умываться, что ли.
В большой комнате увидел ночлежное место, где он проспал полночи. Рядом валялись рубашка, майка, трусы. Дверь гардероба была разинута и открывала любому взгляду все нутро. У дивана косолапились носами друг к другу тапки. На стуле, свешиваясь одним плечом, полупьяно висел пиджак.
Тоска объяла Потапова. Он стоял среди всего этого молчания и чувствовал, что начинается его новая жизнь… более холодная. Что молодости конец! «Вернулся мельник вечерком» — а ведь это, Сев, про меня!
Ему вспомнились осенние Сокольники… Там кленов опадающих целые леса. Они идут, держа Танюлю за руки. И настроение такое у Потапова — то ли грустное, то ли дурашливое… «Алик, давай в «Сирень»-то заглянем». — «Ну ты что? С ребенком в пивную. Какой ты, право…» Оказывается, это и было счастьем.
Он пошел на кухню и долго стоял перед открытым холодильником. И наконец холодильник, устав противиться теплу, которое втекало в него невидимой болезнью, устало заурчал — на Потапова и на такое невезение с утра пораньше. И тогда Потапов наконец решился. Он взял два яйца, но не стал их ни варить, ни жарить, а просто выпил с куском посоленного черного хлеба… Дальше что? Чай, кофе? Съел яблоко, чего с ним почти никогда не бывало. Яблоки, апельсины ну и все тому подобное — это была у них в доме Танюлина забота… Теперь не было у него и Тани.
Где она сейчас? Да все нормально: небось пошла гулять с тестем. А Элка…
Он увидел, как жена сидит с чашкой кофе и папиросой в незнакомой комнате, за чужим столом. И волосы ее по-утреннему… А ну-ка замолчи об этом! Он резко встал — аж в голову ударило, стул за его спиной грохнулся навзничь…
Нет, не от злости он вскочил. Он не мог додумать этой ужасной мысли… Скорее, а ну скорее!.. Как куда? К Луговому!
Бегом, бегом! Спешка тоже наркотик. Уже сердце скакало, перепрыгивая само через себя. Он топал по квартире напролом. Боль, воспоминания — все хрустело! Квартира сразу стала тесна ему, двухметровому парню… Да я еще столько дел понаделаю!
Отставить пиджак. Давай-ка сюда свитерок серенький, который они в Риге купили с… А ну-ка, отставить! Купили и купили. Правильно сделали… Это ж надо же! И рубашечки мне все перед уходом постирала? Отлично! Чистые рубашечки нам в жизни пригодятся… Носки?
