Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Почему Олегу? Чушь какая-то! Впрочем, что Олег, что Потапов — одинаковые замы, стало быть, и дела знают одинаково… Но все ж Потапов замещает, а они все равно Олега!.. Сомовские штуки. А Стаханов, выигрывая в главном, пошел на мелкую уступку. Это правильно — законы борьбы.
И все ж ему стало жутко обидно: высек меня Сомище! Вгорячах Потапов взял со стола первый попавшийся лист бумаги: «Прошу предоставить мне очередной отпуск на 48 рабочих дней…» и так далее. Сорок восемь он никогда в жизни не получал и не пытался получить. Но раз я кандидат, то имею право, и — будьте так перпендикулярны — выдайте!
Он расписался с особым остервенением, поставил позавчерашнее число, протянул Стаханову — мол, передайте, кому нужно. Стаханов прочитал заявление, ничего не сказал, только кивнул. Положил листок в стол.
«Ты сам все испортил…»
Он вышел из конторы.
Без малого пора было ехать на Житную. Наверное, он мог бы вполне успеть и в метро. Да уж не хватало для этого сил. Черт с ним, с трешником. Я, простите, в отпуске… «Ангел в отпуске» — такое кино было у них в ранней юности и очень нравилось Потапову и потаповским друзьям своим названием.
Ладно. Не думать ни о чем. Взять Таньку, взять Элку и как махануть… Или не стоит? Потапов прикинул, как это будет — целый месяц наедине с Элкой, и понял: нет, такое вряд ли возможно…
Он машинально достал сигарету. Шофер постучал пальцем по табличке: «Курить воспрещается»… Неужели я ее разлюбил?.. То есть он знал, что в какой-то степени давно уже разлюбил ее. Как и она. Наверное, как все семейные. А может, и не все… Но неужели я ее разлюбил? Тогда зачем же я с ней живу? Из-за Танечки? Неужели только из-за Танечки?.. Как это Севка сказал: «…но надеюсь полюбить хотя бы еще один раз…»
А вот я надеюсь полюбить еще раз? Эта мысль показалась ему странной, какой-то неподходящей для его сознания… Слушал Севку, пожимал плечами, а на себя самого даже для смеха не примерил. Теперь попробовал и ужаснулся… Да что за черт?
Значит, я ее люблю?..
— Какой дом-то, говорили? Четырнадцать? — спросил шофер. — Тогда приехали.
Он спустился в знакомый полуподвал. Но теперь ему показалось здесь вовсе не так мрачно, как утром.
Это ведь была обычная женская консультация, и в нормальное человеческое время ее коридоры и кабинеты заполнили беременные женщины — такие милые, такие радетельные, осторожные и неторопливые. Они все жили уже не в сегодняшнем дне, а где-то впереди, за несколько месяцев отсюда. И глаза у них были испуганные и счастливые.
Окошечко, из которого Потапову должны были выдать справку со столь важным для него известием, открывалось, как явствовало из объявления, через пятнадцать минут. И он коротал эти минуты, глядя на будущих матерей. Он никогда их не видел столько сразу, и они все ему очень нравились.
Раньше, в детстве и молодости, он всегда стеснялся, когда видел беременную женщину, старался отвернуться или сунуть нос в книгу. Беременность казалась ему чем-то неприличным.
Теперь все стало для него по-другому, и это мягко удивило Потапова и даже умилило, что ли… Он подумал: папаша. И улыбнулся сам себе.
Он продолжал тихо и одиноко сидеть на стуле в углу, ожидая, когда откроется окошко. А мимо все ходили по своим невероятно важным делам беременные женщины. И душа Потапова, сведенная в болезненный комок борьбой и обидой, расслаблялась, добрела… Вот так, Потапыч. Еще поживем, еще у нас много хорошего будет.
Открыли окошко, он протянул туда клочок бумаги, который получил утром взамен Элкиного пузырька, и через минуту ему выдали справку-трафареточку: «Результат отрицательный».
Эти слова неприятно удивили Потапова. Он их как бы даже не понял. Спросил у молодой девчонки, что сидела в окне:
— Что отрицательный? — и положил ей бумажку обратно, словно это было не то, ошибка.
Девица взяла справку:
— Потапова? Правильно?.. Результат отрицательный.
— Какой отрицательный?
Она покраснела:
— Ну… не беременна…
Потапов сунул бумажку в карман, надел плащ и вышел из больничного подземелья на улицу. Была у него в душе какая-то пустота. Ну и ладно — меньше хлопот, Элка вроде и не хотела.
Вдруг он совершенно ясно понял, что этот ребенок (должно быть, мальчишка!) стал бы спасением для них, для их общей жизни… Нет, Танечка — это ясно, конечно. Но Танечка сама уже взрослая, полноправный член семьи. А если б этот новый парнишка появился…
Значит, пусть он и появится!
Вдруг ему пришла в голову мысль… дурацкая, наверное, если подумать. Но он не хотел думать. Он хотел скорее ее осуществить. Он вошел в телефонную будку. Две копейки сразу вынырнули из кошелька, словно только того и дожидались…
— Алло! Элка! Это я… Ты беременна, Алисия. Мальчишкой!
— Что ты говоришь? Почему мальчишкой? — спросила она глухим землистым голосом.
— Мальчишкой почему?.. Ну, уж я-то знаю, кто у меня родится!
Долго она ничего не отвечала. Потапов ждал, прижав трубку к уху и чувствуя на губах резиновость долгой улыбки.
— Выслушай меня, Потапов, — сказала она все тем же странным, низким и глухим голосом. — Постарайся меня понять.
«Выслушай меня… Постарайся меня понять», — господи, до чего ж она не может обойтись без штампованных слой!.. От этого пахло чем-то древним, каким-то там: «Сердцу больно, уходи, довольно…» Это было весьма обычно для нее, но сейчас, подумал Потапов, это уж совсем не к месту…
— Мы больше с тобой никогда не увидимся.
Мысли Потапова сразу оборвались. Он хотел спросить: «Что?» — или: «А?» Но ни того ни другого у него не получилось, и он только глотнул воздух, как всхлипнул.
— Я не люблю тебя.
— Алиса! Ты что, с ума сошла?
— Я сказала, выслушай меня.
— Элла! Ну я выслушиваю тебя! Почему мы обсуждаем эти вопросы по телефону?
— Ты помнишь, какой ты меня взял? Не помнишь ты! Я себя всю переломала. Забыл — «белоручка-Эллочка»?
— Слушай, иди к богу в рай, ты что там, сбрендила? Ты в чем меня обвиняешь? Что я заставил тебя научиться варить суп?!
— Сбрендила, к богу в рай… Хоть в лепешку разбейся, все равно ты меня не ценишь!.. Не клади трубку! — Она вдруг крикнула. И Потапов вздрогнул. Как она угадывала иногда — невероятно! — Не клади трубку, а то не узнаешь самого интересного. Я люблю другого мужчину. Я беременна от него, а не от тебя.
Эти слова прозвучали так странно, словно бы где-то
