Несносный характер - Николай Фёдорович Корсунов
Инка шла в скверик имени Фурманова. Там они условились встретиться — впервые после поездки на теплоходе. Хотя, конечно, не впервые: он несколько раз приходил к магазину и видел на дверях — «учет!»… А она! Каждый вечер по два-три раза звонила ему из автомата. Он поднимет трубку «Алло! Алло!..» А она нажмет на рычаг и улыбается от счастья, как дурочка: значит, дома, значит, никуда не ушел!..
А вчера дождался у магазина. Но она принципиально не смотрела на него: пусть знает ее! Ведь сказала — через неделю. Неделя истекает послезавтра. Наконец снизошла до улыбки:
— Завтра в восемь вечера. В том же месте…
— Что за карантин?
— Завтра в восемь!
Показала ему рукой — всего хорошего! — и вошла в автобус.
Еще вчера эта неделя казалась мучительной только потому, что Инка не могла дождаться ее конца. А вот сейчас она шла к Алексею, а радости не было… Есть же счастливые люди, для которых ее доля — сто двадцать рублей — плевое дело. Счастливчики покупают шикарные машины, ездят в Крым, ходят по ресторанам… А она не может заплатить эти паршивые сто двадцать рублей, чтобы остаться на работе, чтобы имя ее осталось чистым… Вся жизнь — это деньги, деньги! Из-за них экспедитор ворует водку. Из-за них она позвонила в ОБХСС. Из-за них, в конце концов, она ушла из дома свекрови… А не права ли свекровь: «Деньги, милочка, это все». Как дрожали ее пальцы, когда она пересчитывала залапанные тысячами рук трешницы и пятерки, полученные за тех свиней. А какие немые, завороженные глаза были у свекра и у Григория… Брала бы у экспедитора с самого начала, сейчас не пришлось бы…
Деньги, деньги… Сколько чудовищных преступлений творится на земле из-за денег. Из-за них она завтра лишается всего!
Алексей шел навстречу, светлый и возбужденным, как жених, локтем прижимал к груди кулек и помахивал букетом цветов. Вложил его в руки Инке:
— В честь окончания карантина!..
Вероятно, в благополучном исходе ревизии Алексей не сомневался, потому что спросил о нем мимоходом, он был поглощен своим счастьем.
Они сели на скамейку под остриженной, как новобранец, акацией. Алексей открыл кулек с шоколадными конфетами:
— Угощайся, Иннушка…
Ее всю передернуло:
— Убери!
— Что с тобой, Инна?
— Убери сейчас же!..
Инкины губы ломало, подбородок дрожал. Казалось, она вот-вот разревется. Поднялась и, сунув ладони под мышки, пошла по аллейке.
Алексей с досадой завернул конфеты и швырнул их в кусты. Он догнал ее и взял под локоть, ожидая, что она вырвет его. Но Инка не отстранилась, не вырвала локтя. Шла, опустив голову, сосредоточенно смотрела на песчаную дорожку, будто хотела найти что-то сокровенное. На щеках горели пятна.
Он ни о чем не спрашивал. Человеческая душа — это такой инструмент, к которому не всегда и не всякому дозволено касаться. Если Инка сочтет нужным, она сама откроется.
Но Инка не открылась.
— Алеша… Эта неделя… В общем, все правильно, всерьез. Поэтому нам лучше расстаться… Такая, как я, тебе не нужна. Со временем, думаю, все пройдет.
Они были в глухом конце аллеи. Инка говорила спокойно и смотрела в сторону. Алексея обожгла догадка:
— Приезжал муж?
— Да. И все знает. Но не в этом дело… В общем, я тебе позвоню завтра. Ладно? У меня голова болит. Ты уж извини, Алеша.
И она оставила его одного.
«Но не в этом дело. Не в этом дело…» А в чем же? Что ты за человек, Инка?..
Алексей ходил по аллеям до тех пор, пока вспыхнули на чугунных витиеватых столбах матовые шары, а на «пятачке» танцплощадки начал сыгрываться оркестр. Тогда он зашагал к Инкиному магазину.
Два замка на дверях. Оконные витрины, освещенные неоновыми лампами. Какой от них неуютный мертвый свет! А за углом, на стопке кирпичей, сторож зажал меж коленей берданку. И косит, косит недоверчивым оком на белокурого типа, который уж третий раз проходит мимо него.
— Папаша, магазин давно закрыт?
— А тебе на что? — в голосе неприкрытая враждебность.
— Видите ли, у меня здесь сестра работает, — соврал Алексей. — Почему-то домой не пришла.
— Это Инка, что ль? — старик подобрел. — Она самая.
— У них, золотой человек, такая тут катавасия получилась! — он весело мотнул рукой, словно эта «катавасия» несказанно радовала его. — Страшная история, скажу тебе…
От бдительного стража, высиживающего у магазина недостающий трудовой стаж, Алексей узнал почти все. Он поблагодарил его.
— Стал быть, не пришла? — с запоздалым сочувствием спросил тот.
— Не пришла… Но не в том дело. То есть, — Алексей, повторив слова Инки, торопился поправиться, — я хотел сказать, это очень беспокоит меня…
— Знамо, забеспокоишься! Сто двадцать рублей, это по нонешним временам — сумма! Мне, почитай, четыре месяца сидеть вот тут, чтоб схлопотать ее… Это — сумма!..
«Да, это, конечно, сумма, — мысленно повторил Алексей. — Но не в этом дело. Теперь-то уж ясно, что дело не в этом!..»
Он зашел в какую-то незнакомую столовую и попросил стакан сухого вина. Официантка принесла шампанского. Выпил залпом. Во рту и в груди ощутил холодное покалывание, будто наглотался крошеного льду. И казалось, что этот холод передался мозгу: мыслилось плохо, скованно.
Он направился в гостиницу. Номер показался необычайно казенным и захламленным. Из него хотелось бежать, немедленно, сейчас же, а куда — неизвестно. Алексей уселся за стол, заставлял свои мозг работать. Но вместо технических расчетов и формул в голове вертелась одна-единственная цифра «120», а рука рисовала на листах Инкин профиль.
Отшвыривал лист и карандаш, прохаживался по комнате. Наконец достал из пиджака бумажник, пересчитал деньги. Сто сорок пять рублей… А на что самому жить? Э, как говаривал знакомый профессор, господь не выдаст, свинья не съест!..
Алексей знал, что Инка ни за что не возьмет у него денег. Поэтому ровно в девять утра он пришел в контору магазина. Женщине, главному бухгалтеру, сказал, что хочет внести недостачу, обнаруженную ревизией у Кудрявцевой. Та пожала плечами:
— Пожалуйста! — И начала выписывать приходный ордер на сто двадцать рублей. — А вы кто ей будете?
Алексей поколебался мгновение и твердо ответил: «Муж!» Бухгалтер недоверчиво поглядела на него и передала ордер кассиру. С товароведом заговорила о чем-то постороннем. Но когда Алексей, получив квитанцию, вышел, негромко сказала, будто самой себе:
— Денежного прибрала любовника… Тот самый, в апреле приходил к Белле Ивановне выгораживать Кудрявцеву…
ГЛАВА XVII
А часом позже пришла в контору и Инка. Бухгалтер, не поднимая глаз от бумаг и пощелкивая арифмометром, поздравила ее с благополучным исходом ревизии.
— Муж приходил. Уплатил все до копеечки.
