Скорость - Анатолий Гаврилович Рыбин
— Так ты чего это? — спросил Борис Иванович, повернувшись к дочери. — С Аркадием начинаешь?
Римма рассмеялась.
— Какой ты, отец, право! А если и да, не разрешишь?
— Не в том дело. Противно, когда женщина совесть теряет. Слышала, что он тебе сказал насчет бинокля? А то ишь, нашла повод.
— Ох, какой же ты старомодный, — опять рассмеялась Римма. — Все бы тебе по закону, по правилу. А я без всяких зашла и все, попросту.
— Ты так попросту уже два раза нос разбила. А мне, думаешь, легко смотреть на это. Мы с матерью сколько ночей не спали, когда ты от Мерцалова убежала. Хоть бы сказала, совета спросила. И тут с Аркадием. Думаешь, я против? Рад буду, если только не попросту, а серьезно. Друг он мне, Аркадий. Ты знаешь.
Они долго шли молча, думая каждый о своем. Пешеходы попадались редко. Лица их были упрятаны в воротники. А Римма шла, не поднимая воротника, подставляя лицо и шею холоду.
— И с Мерцаловым ты вроде опять игру заводишь? — как бы продолжая свою мысль, спросил Борис Иванович.
— С Мерцаловым у меня счеты семейные, папа.
— Какие семейные? Ты что? У него уже ребенок.
— Ну ладно, ладно, с завтрашнего дня я постригусь в монашки. Доволен?
— Ты не ершись, — сказал Борис Иванович и, взяв дочь за руку, притянул к себе.
25
Примерно в то же время возле дома, где жили Мерцаловы, нервничал Юрий Сазонов. Уже несколько раз подходил он к подъезду, намереваясь подняться на второй этаж и постучать в дверь, но, подумав, поворачивал обратно. Он вспоминал встречу на мосту и боялся, что Лида отнесется к нему так же холодно и подозрительно, как тогда. И все же не повидать ее он не мог. Уже какой день мучил его вопрос: что же в конце концов произошло между Мерцаловым и Синицыным?
Два часа назад в красном уголке депо он, что называется, припер Синицына к стенке.
— Скажешь ты мне правду или не скажешь?
Синицын, как обычно, попробовал отделаться шуточкой:
— Не пыли, Юра, здесь чисто. — При этом он налил в стакан воды и насмешливо посоветовал: — Вот охладись малость.
Но Юрий охлаждаться не собирался. Воспользовавшись тем, что в помещении, кроме их двоих, никого не было, он взял Синицына за грудки и, подтянув к себе, потребовал:
— А ну смотри мне в глаза! Прямо. Прямо!
— Да брось ты. Юра, — заволновался тот, стараясь высвободиться из рук товарища. — Какие же это коммунистические отношения? Это произвол… анархия.
— Ага, об отношениях вспомнил. — Юрий сжал его еще сильнее. — Ну, ну, давай начистоту. Вранье ведь, что с ледяной горки катались?
Несколько секунд они упорно смотрели в глаза друг другу. Потом Юрий напружинился и сказал решительно:
— Вот что. До сих пор я считал тебя другом. Ездил с тобой. Верил тебе. А теперь, если не признаешься…
— Ладно, признаюсь, — не выдержал Синицын. — Не катались мы ни с какой горки. Бежал он за мной.
— Так просто и бежал? — не отступал Юрий.
— Не просто, а хотел вернуть, чтобы выпить еще. Ну и упал.
Вид у Синицына был вроде искренним, и Юрий отпустил его, извинившись:
— Ты не сердись. Не мог я иначе. Верят ведь нам. Все верят.
А когда остался один, опять его взяло сомнение в искренности Синицына. И тут же у него созрела мысль поговорить обо всем с Лидой, поговорить немедленно, пока Мерцалов не вернулся из рейса.
Долго не раздумывая, Юрий узнал в депо адрес и, подобрав под кепку шевелюру, чуть не бегом устремился по затопленному туманом городу. Но чем ближе подходил, он к незнакомому дому, тем больше остывала его прыть. А когда осталось лишь подняться на второй этаж, остановился как завороженный.
И теперь, поглядывая в открытую дверь подъезда, он мучительно придумывал, как бы лучше объяснить Лиде свое появление.
Наконец, набравшись храбрости, Юрий мгновенно преодолел несколько десятков каменных ступеней, отыскал желтую пуговку звонка и ткнул в нее озябшим пальцем.
— Кого я вижу! — приоткрыв дверь, весело воскликнула Лида. — Ну, заходи, заходи!
От неожиданной приветливости хозяйки у Юрия спутались все мысли. Он только смотрел на нее и улыбался, будто мальчишка, которого погладили по голове.
— Каким это ветром, а? — Лида тоже улыбнулась. — Эх ты, Юрча, Юрча!
Она заставила его раздеться и провела в комнату, где было еще пустовато и в то же время присутствие Лиды накладывало на все свой особый уют.
Подняв палец, она словно по секрету пообещала:
— Знаешь, что? Сейчас я покажу тебе своего сынищу. Только не разбуди смотри. Осторожно.
Она пошла впереди, а он следом тихо, на цыпочках. На ней было синее в белую крапинку платье и зеленые домашние туфли, отделанные пушистым мехом. Волосы с завитками на концах поблескивали, будто обновленные. И вся она показалась Юрию такой новой, хорошей, какой никогда еще он ее не видел. Ему захотелось взять ее за руку. Хотя бы за руку. Но он перевел взгляд на ребенка и несколько минут стоял, не двигая ни одним мускулом.
— Ты же его спаситель, — чуть слышно прошептала Лида.
— Ну, конечно, — ответил он смущенно. — Аника-воин. Рыцарь на час.
Она вздохнула и, уводя гостя из детской, сказала уже громко:
— Смеешься вот. А мне вспомнить страшно. Не знаю, что бы тогда было, не окажись ты рядом.
Они сели на тахту, и Лида снова повеселела, стала рассказывать, как Петя скрывал от нее новую квартиру, как потом встречал ее здесь Сахаров, и о других семейных событиях.
— А ты как осмелился прийти? — спросила она гостя. — Злился, злился и вдруг?
— Дело есть.
— Ко мне дело? — удивилась Лида.
— Ну да. Ты ж видела, что у Петра Степановича с Синицыным было?
Лицо у Лиды сделалось настороженным.
— Интересно. Почему же ты у них не спросил?
— Понимаешь, путают. Не хотят.
— Поняла, Юра, поняла. Столкнуть меня с Петей решил. Спасибо.
— Да нет, что ты. Я просто по-свойски…
— По-свойски? — она резко встала и, отойдя к столу, презрительно поморщилась. — Эх, ты! А я-то думала!
Юрий снова попытался объяснить ей, что пришел он с самыми добрыми намерениями. Но Лида стояла, точно каменная, не желая ничего слушать. Она была сейчас почти такой же, как в ту злополучную весну, когда за рекой огнисто полыхали тюльпаны.
Юрий вышел в прихожую. Одевшись, он еще с минуту смотрел на неподвижную фигуру Лиды. Потом решительно махнул рукой и почти выбежал из квартиры.
* * *
На вокзальной площади Юрий
