Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
— А черемуха — молодец, и сирень — молодец. Эти выстояли, цвет выбросили.
— Где?
— Да вон…
— А… Правда… Это уже хорошо. Это уже радует, — сказал Иван Митрофанович.
Они подошли к самому парапету. Река была вздувшейся, тяжелой, мутного глинистого цвета. И если бы не торжественное движение мусора, она казалась бы застывшей. Ширина ее была сейчас километров пять.
— Я много рек повидал, — задумчиво проговорил Иван Митрофанович. — Но ваша — впечатляет. Какой спокойный, истинно народный характер.
Алексей Борисович расцвел, словно его самого одобрили, и подумал, что джинсовый костюм, может, и не самая большая беда. Не в обком ехал, а в деревню. Георгу Отсу во вкусе не откажешь, весьма интеллигентный был мужчина, а выступил как-то раз по телевидению в концертном номере в джинсовой куртке, и рукава еще были засучены.
— До гостиницы отсюда далеко?
— Да вон она, пятиэтажная. Если повезет, будете окнами на реку. Полная красота откроется. Между прочим, когда я последний раз, в январе этого года, был в Москве, я останавливался в гостинице «Россия». Окно выходило как раз на Спасскую башню. Я даже не пользовался своими часами. Я на т е смотрел. Сейчас мне это представляется чудесным сном.
— Сильно повезло, старик, — тоном старшего, чуть иронично откликнулся Иван Митрофанович. — Отпускайте машину да зайдемте-ка посмотрим местный буфетиус.
— Не могу, у меня время крайне…
— Отпускайте, — повторил Иван Митрофанович с бо́льшим нажимом. — Времени потратим немного, и для будущего знакомства не повредит. Вы можете быть свободны, — крикнул он шоферу, который маячил по ту сторону кустарника.
Шофер и ухом не повел, он смотрел на «шефа». И Алексей Борисович проявил интеллигентскую мягкотелость: хоть и не хотелось отпускать шофера, он, поддавшись настроению столичного гостя и ощущая какое-то бессилие, махнул рукой:
— Ладно, поезжай. Своему начальнику — привет и благодарность. Передай, что позвоню.
По пути в гостиницу Иван Митрофанович купил в палатке бутылку водки и положил ее в «дипломат» Алексея Борисовича, в душе которого по этому поводу разыгрался большой протест. Не двое юношей, в конце концов, не два бедных студента… Но он промолчал. Не тот ранг для высказываний.
В гостинице Иван Митрофанович быстро заполнил анкету, отпустил хороший комплимент дежурному администратору, засунул ключ от номера за пояс, деревянной блямбой наружу, и они прошли в заведение под названием «Вечерний ресторан».
В просторном зале не было ни одного посетителя, лишь стая официанток белела в углу возле буфета.
Они сели, к ним подошла девушка.
— Вам меню?
— Тебю, тебю, — подтвердил Иван Митрофанович.
Официантка промолчала и, судя по ее лицу, что-то приняла к сведению.
Заказали томатный сок и холодную закуску. Сок попросили принести в первую очередь.
Иван Митрофанович тут же выпил свой, второй стакан разделил и потянулся к «дипломату». Алексей Борисович все понял, похолодел, потому что ему подумалось: именно сейчас на пороге возникнет милиционер. Хорошо, что в «кейсе» лежат разные серьезные удостоверения.
Но Иван Митрофанович держался непринужденно и дело свое делал на столь высоком профессиональном уровне, что Алексею Борисовичу стало неудобно за пораженческие мысли. Он сказал:
— Даже не знаю, как определить, что у вас получилось…
— Какая разница, лишь бы костей поменьше.
Иван Митрофанович выпил, Алексей Борисович лишь пригубил. Но все равно — резко, толчком, настроение улучшилось. Ничего, можно иногда и п о м а л ь ч и ш е с т в о в а т ь!
— Как живете-то? — спросил Иван Митрофанович. — Строительство у вас — как на БАМе. С квартирами, наверное, и горя не знаете?
— Знаем, и много.
— Да ладно, такие махины возводите… В одну, наверное, все лачуги уместятся.
— Неправильно. В лачуге, допустим, шесть каморок, в каждой каморке по три семьи, плюс еще по кошке, — и Алексей Борисович хохотнул. Иван Митрофанович дернулся, но тут же взял себя в руки.
— Сколько ехали, а лачуг с каморками что-то не заметил.
— Это наше достижение, — с гордостью сказал Алексей Борисович.
Официантка принесла закуску. Иван Митрофанович задумчиво поковырял вилкой мелкие кусочки сельди.
— Мне, наверное, скоро дадут поближе к центру, — сказал он. — Так надоели электрички, хотя всего тридцать минут от Ярославского вокзала.
— Было бы замечательно, — подхватил Алексей Борисович. — Я всегда удивлялся, откуда у москвичей такая подвижность; каждый день из деревни ездить на работу.
— Ну-у, во-первых, не совсем деревня, а во-вторых, не каждый день.
— Получите новую квартиру, заклинаю вас всеми святыми, будьте бдительны. В новую квартиру вселяться очень сложно. Самое главное — захватить ее. Я лично этого момента очень боялся. У меня уже и ордер был на руках, и ключи. Ну, а что это давало? Это ничего не давало. Ключи — это железки, а ордер для хама — пустая бумажка. Стандартный замок хам откроет любым ключом. Он влезет, а потом выгонять его — целая история. Надо в квартире оставлять какие-то вещи, на первый случай, пока совсем не переедешь. Вот положеньице интересное: а что оставить? Конечно, в первую очередь оставлять надо то, что будет не жалко, если утащат, а с другой стороны — оставленная вещь должна быть символом. Хам должен по ней составить свое представление о хозяине. Я из положения вышел так: я оставил старые штаны, расстелил их в центре комнаты и сверху положил молоток. Пусть хам испугается — в квартиру вселяется мужик.
Рассказ на Ивана Митрофановича произвел сильное впечатление. Он сказал Алексею Борисовичу:
— Вы — гигант. Вас, наверное, в свое время жизнь потрясла как следует. Чувствую, горький опыт отложился.
— Не совсем так, — покачал головой Алексей Борисович. — Горькие минуты безусловно бывали, но быстро и счастливо разрешались. Мне всегда везло, я всегда попадал на хороших людей. Я чувствую к вам полное доверие, и мне не стыдно признаться: основы своего житейского опыта я заложил в биллиардной.
— Вы хорошо играете? — быстро и с надеждой спросил Иван Митрофанович.
— Совсем не играю. Руководил.
— Понятно… Еще будете? — указал на стакан.
— Ни-ни-ни… Бегу!
Иван Митрофанович поманил пальцем официантку:
— Прикинь, мамочка, — и выложил на стол десятку. — Кстати, хорошее сухое вино у вас есть?
— Есть. Марочное. Карданахи.
— Это же сколько, семь рублей бутылка?
— Шесть.
— Как, вы сказали, название?
— Карданахи.
— В таком случае — карданет.
Алексей Борисович подумал с завистью: «Везет столичным штучкам. Прямо-таки пропитаны непринужденностью. Ничего не скажешь. Таким-то образом обскакивают провинциалов. В столице все пробиваются, а тут сиди! Будь хоть на десять голов умнее, рядом с ними — как вахлаки. Когда же сотрем эту проклятую грань?..»
На крыльце Алексей Борисович с чувством произнес:
— Я глубоко извиняюсь, дорогой Иван Митрофанович, что приходится покинуть вас. Мы, уверен, славно провели бы время, но большое дело гонит меня прочь, и немедленно. Сегодня похороны очень хорошего человека, крупного специалиста в области народной культуры.
Иван Митрофанович с треском потер подбородок, глубоко затянулся
