Несносный характер - Николай Фёдорович Корсунов
— На скамье подсудимых?
Эдик круто остановился перед Игорем, сидевшим в старом кресле. Поборол вспыхнувшее раздражение, снова стал ходить. Сказал вполголоса:
— На скамью подсудимых садятся только слюнтяи. И дураки.
Из-за плеча глянул на Игоря. Тот не ответил. Он напоминал заморенную ночную птицу на восходе солнца. Сквозь толстые стекла очков смотрел на Эдика так, словно дремал с открытыми глазами. Не верилось, что он хорошо слышал и осмысливал слова приятеля. Эдик усмехнулся:
— Ты о маме думаешь? Или об Инке?
— Об обеих.
Игорь с трудом перекинул ногу на ногу. Он действительно думал о них. Ночью у матери был сердечный приступ, и пришлось вызывать скорую помощь. Всю ночь просидел возле ее кровати. С наступлением мартовской неустойчивой погоды у матери учащались приступы… Днем несколько раз звонил домой, справлялся, как она себя чувствует. Спешил к ней и после работы. Кажется, состояние ее улучшилось, по крайней мере, она его успокоила: пока был на работе, матушка даже ужин сготовила. Накормила и, кротко улыбаясь, сказала: «Иди, иди гуляй, сынок, нечего тебе со старухой киснуть… Я уж вовсе здорова…»
Эдик знал о его, как он говорил, «телячьей» привязанности к матери и поэтому с такой неприкрытой иронией спросил, о ней ли Игорь думает. Да, о ней! И пускай не кощунствует долговязый дылда! Игорь не столь богат на родственников, как Эдик, у которого и мать есть, и отец, и дядя-профессор, и… Много у Эдика близкой и дальней родни, а у Игоря — только мать, и больше никого в целом свете… Да еще была Инка, которая вдруг разворошила, разбередила старое, будто к незажившей ране неосторожно прикоснулась.
Игорь снова и снова ругал себя за то, что проговорился о случайной встрече с Инкой.
Брел он по центральному проспекту к Эдику и машинально остановил взгляд на молоденькой женщине, выходившей из кафе национальных блюд. В руке у нее был чемодан, рядом семенила девчушка-кроха… «Неужели Инка?!» — у Игоря от внезапного волнения руки в перчатках вспотели. Он быстро снял и снова надел свои тяжелые большие очки. Это была Инка. Только у нее такой поворот головы: чуточку снизу и вбок, с быстрым, исподлобья, взглядом. Так она взглядывала, если была чем-то раздосадована… Почему она в городе, с чемоданом, с ребенком? Игорю будто бес-искуситель шепнул на ухо: лови удачу за обмякшие крылья, ушла от мужа твоя зазнобушка! Отчего-то именно так подумалось, словно он неустанно ждал того дня, когда Инка оставит своего рассудительного сержанта. Игорю всегда казалось, что с ней мог бы ужиться только он, Игорь. В ее руках он был бы пластилином, из которого она лепила бы мужа по собственному желанию и разумению. И это было бы замечательно, тогда он не связался бы с проклятым «полиглотом» Эдиком, который, точно циркулем, все еще мерил комнату длинными негнущимися ногами.
Игорь догнал Инку, поздоровался — и услышал, что фальшивит, срывается у него голос… Она же как будто и не удивилась, сдержанно ответила «здравствуй» и нагнулась, чтобы поправить у дочки пуховую шапку. Понял: сколько не виделись, а как была чужая, так и осталась чужой. Вероятно, никогда она не принимала Игоря всерьез, хотя он и те годы имел самые серьезные намерения. Когда узнал, что выходит Инка замуж, то был близок к самоубийству. Сентиментально, смешно, но факт! Будь у него посильнее характер — наверняка покончил бы с собой. Бесхарактерность, слабоволие и тут подставили ему ногу. И так — всю жизнь…
А Эдик все ходил и ходил по мягкому ковру, и тень от его фигуры то ложилась на оклеенные зелеными обоями стены и картины в золоченом багете, то темной дорожкой ускользала в приоткрытую дверь смежной комнаты — «апартаменты предков».
Когда Эдик оказывался под трехрожковой люстрой, тень пряталась под его домашние туфли, а сквозь жидкие волосы видна была черная родинка на темени. Эдик продолжал строить планы, что-то говорил о туристической поездке за границу, о дяде Егоре, о своей матери, которая обязательно устроит Инку на работу…
Игорь следил за его тенью, но не следил за речью. Продолжал думать об Инке. Узнав, что остановиться беглянке не у кого, предложил поехать к нему: «Секция, две комнаты. Отец умер. Мамаша глуховата, хорошее, знаешь, качество для свекровки…»
Инка поежилась: всегда он неудачно острил при ней.
— К тебе я не поеду, нет…
Наверное, у нее было очень мало денег или не было совсем — она отказывалась и от гостиницы. Он-таки устроил ее в лучшем номере, сказав, что стоит это сущие пустяки. Сам заплатил за несколько суток вперед, с ужасом прикидывая, что если Эдик или дядя Егор не одолжат ему хотя бы небольшой суммы, то завтра не на что будет купить матери лекарства… Следя за тенью Эдика, Игорь приходил к выводу, что у Эдика лучше не спрашивать денег. Иначе поневоле придется согласиться с ним насчет Инки. Зацепился он за нее, как штаны за гвоздь: приведи да приведи! Хотя, конечно же, для дела Инка — сущий клад. Эдик прав. Но подставить ее под удар?..
Видимо, Эдика все-таки озарило, что Игорь внимает его словам, как глухонемой — молитве. Он резко остановился — как раз под люстрой.
— Ты меня слышишь? Понимаешь?!
Под его длинными редкими волосами очень заметной стала родинка на темени, Эдик вспылил, и она налилась, увеличилась. А глаз почти не видно стало, они утонули в тени от выпуклых надбровных дуг. Игорь боялся приятеля, когда тот вдруг вспыхивал, тогда от него можно было ожидать чего угодно. Сегодня, измученный бессонной ночью, он смотрел на Эдика равнодушно, словно наблюдал за незнакомым человеком на экране телевизора. Мысль механически сравнивала: внешностью Эдик совершенно не походил на свою мать — чистую брюнетку, а вот характером — да.
Час назад, когда Игорь пришел сюда, Эдик был совершенно иным: хохотал, сыпал анекдотами. «Лектор читает лекцию: «Есть ли жизнь на Марсе?» Вопрос из зала: «А когда будет на земле жизнь?» Но рассказал ему об Инке — молниеносно переменился. И теперь вот строил планы, наседая на измученного полусонного Игоря.
— Инку я не хочу впутывать, Эдуард, — хрипло, с кашлем сказал Игорь. — Достаточно, что сам впутался…
Эдик пропустил его слова мимо ушей, опять стал ходить, то наступая на свою узкую тень, то уходя от нее. И голос его то приближался, то удалялся. Но Игорь отлично слышал и отлично понимал ход мыслей Эдика.
— Поможешь ей деньгами. Дядя Егор ссудит. И подарочек к восьмому марта…
В коридоре
