Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
Кроханов объявил Балатьеву выговор, затем строгий, затем строгий с предупреждением об увольнении и в конце концов заявил, что дает ему сутки на исправление положения, иначе…
На заводе поняли, что приговор новому начальнику вынесен, пройдет несколько дней — и его выгонят с позором, как выгоняли многих.
В субботу вечером в конторке Балатьева появился Баских. Он был в курсе событий, следил за судьбой каждой плавки и весьма болезненно переживал закат своего подшефного.
— Как настроение, Николай Сергеевич? — спросил заинтересованно, пожимая через стол руку.
— Слякотное, — вяло отозвался Балатьев.
Баских со вздохом грохнулся на стул.
— Ну и хватанули с тобой удовольствия! — проговорил укоризненно. — Сколько это будет продолжаться? И как это так, что концов нельзя найти? Смешно просто! Непостижимо!
Балатьев взглянул на Баских мутноватыми от бессонницы глазами.
— Ни концов, ни начала, Федос Леонтьевич. Чертовщина какая-то, мистика.
— О мистике ты своей бабушке расскажи. Мистика и техника — вещи несовместимые. — С горечью ухмыльнувшись, Баских заговорил вполголоса: — Эх, а я-то был уверен, что ты не ударишь в грязь лицом… Ну что будем делать дальше? Прощаться?
Всю эту неделю Балатьев спал не более двух-трех часов в сутки, притом в цехе, сидя за столом, и находился в состоянии того морального и физического изнеможения, когда все на свете становится безразличным. Промолчал. Что уж тут ответишь?
Печать обреченности на лице начальника цеха вывела Баских из равновесия.
— Так неужели прав Кроханов, что ты гроша ломаного не стоишь! — бросил он безжалостно.
— Выходит, прав.
— Слушай, Николай Сергеевич. — Баских поднялся, постоял, не сходя с места, глядя в пол. — У тебя нет подозрения, что тебе пакостят? — Вскинул глаза, нацелился зрачками в зрачки. — А ты в поддавки играешь. — И вышел.
«В поддавки играешь». Эта фраза заставила Николая задуматься. «Что имел в виду Баских? Не может разобраться, кто и где подкладывает свинью? Неужели это возможно? Предумышленно портить сотни тонн металла ради того, чтоб спихнуть неугодного человека? Кто на это отважится! И не за такое сажают».
Идти на шихтовый двор сразу расхотелось. Что ему там делать? Следить за тем, какой грузят металл? Бесполезно. Неделю он оттуда не вылезал, а что толку?
Тихо приоткрыв дверь, в конторку заглянул Аким Иванович Чечулин. Убедившись, что Балатьев один, вошел, основательно уселся, устало вытянул ноги и принялся сворачивать толстую самокрутку из крепчайшего самосада — другого табака он не признавал. Раскурив, глубоко затянулся и как бы между прочим спросил:
— Что секретарь баял?
— Можно сказать, попрощался, — бесхитростно ответил Николай.
Обер-мастер тоже не стал хитрить.
— Вообще оно к тому идет. — Сделав несколько затяжек, добавил загадочно: — Жалко мне вас, Николай Сергеевич, но себя жальче.
— А вы при чем? Спрашивают-то с меня. И как с начальника, и как с инженера.
Аким Иванович вытер рукавом упревшее лицо, цокнул языком, сжал и разжал кулаки.
— Рассказал бы я вам одну штуку, да вот… Вырвется невзначай у вас в запале, тогда мне житья не будет.
Такой поворот разговора насторожил Николая, но своей заинтересованности он ничем не выказал из опасения, как бы Аким Иванович не замкнулся. Однако отпугнуть можно и разыграв безразличие. Выбрал золотую середину, сказал с подначкой:
— Если так уж трусите, то и держите при себе.
Долго собирался Аким Иванович с духом. Несколько раз переправил кепку со лба на затылок и обратно, встал, походил, опять сел. Даже вспотел от напряжения.
— Эх, была не была! — вышиб толчком из глотки. — Только никому ни полсловечка. — Дождавшись кивка, взялся рассказывать: — Врет Кроханов, что с браком такое впервой приключилось. Была у нас подобная петрушка с фосфором, да дней этак девять подряд. С ног сбились, сон потеряли, а от фосфора отбиться не могли. Слитки — на склад, начальника — с завода. С полгода пролежали слитки, потом сделали анализ, а фосфора в них ниже нормы. Выветрился он оттудова, что ли?
— Значит, не было его там столько.
— В том-то и суть. Кстати, заводу от этого никакого решительно ущерба: слитки свезли на склад, подержали и — обратно, а человек, что не ко двору пришелся, в бракоделы попал, и с этим клеймом его выпроводили.
Поведанное Акимом Ивановичем походило на байку или на злой заводской анекдот, но совпадение ситуаций удостоверяло эту невероятную историю.
— Так что это, ошибка лаборатории или так велено было?
— Велено или ошибка — я не в курсе. Думайте как хотите.
— Но это же мерзко!
С Николая как рукой сняло и сонливость, и усталость, В длинном темном туннеле, по которому брел, блеснул лучик света. Приведет ли он к выходу — неизвестно, но идти надо. Возбужденный проснувшейся надеждой, Николай в порыве признательности тряхнул Акиму Ивановичу руку.
Обер-мастер сразу слинял с лица, и в глазах его, только что довольных, отразилась тревога.
— Я еще ни одного человека в жизни не подвел, — успокоил его Николай.
— Эх, Николай Сергеевич, — обер-мастер умудренно покачал головой, — жисть наша сейчас такая: и не хочешь, да подведешь. — И добавил со значением: — Или сам маху дашь, или вынудят…
11
Воскресенье Кроханов и его неизменные собутыльники провели на славу.
Выехали на рассвете, когда поселок еще спал, в грузовике, крытом брезентовым тентом, чтобы посторонний глаз не узрел теплую компанию. В просторном охотничьем домике, построенном еще управляющим, прибывших ждал заброшенный накануне десант: егерь и две молодые поварихи довольно привлекательной наружности. На сосновом столе, надежно врытом в землю, красовались напитки и яства: отменно зажаренный на костре кабанчик, всевозможные консервы, печеная картошка, зеленый лук и батарея бутылок с водкой, только что вынутых из студеного ручья, неумолчно журчавшего поблизости. Распределили обязанности. Кабанчика резал на части Дранников — ни у кого другого это не получалось так ловко; водку разливал замдиректора по ОРСу Феофанов — у него точный глаз и твердая рука во всех стадиях опьянения; закусками командовали заведующая единственным в поселке магазином Елизавета Архиповна, женщина разбитная и веселая; песни запевал зав конным двором Аникеев, саженного роста детина с хорошо поставленным дьяконским баском, ему на гармони аккомпанировал шофер, парень вроде бы тихий, но тертый — все лицо в шрамах. Остальные были на подхвате: то еще картошки испечь — она хороша, когда только из углей вынута, то из ручья водки принести —
