Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
Когда стыдливо понурый Николай шагнул во двор, потерявшая от радости голову Светлана повисла на нем и засыпала поцелуями. Отрезвили ее только голоса на улице. Захлопнув калитку, схватила Николая за руку и увлекла за собой в дом.
В прихожей, включив свет, разглядела Николая. Все лицо его было в красных бугристых пятнах и ссадинах от комариных укусов, а тело прикрывало домотканое рубище — дырявый зипун без одного рукава и короткие, едва доходившие до щиколоток штаны, из которых торчали босые ноги.
Чтобы как-то приукрасить свое положение, не выглядеть очень уж смешным и жалким, Николай решил пустить в ход шутку:
— Се грядет жених во полунощи. — Сбросив зипун на пол, скороговоркой выпалил: — Водки и чего-нибудь на зуб. Иначе — капут.
9
В понедельник утром, как обычно, в четверть седьмого, Николай подошел к заводу и, протиснувшись сквозь стадо овец, открыл дверь проходной. У вахтера, увидевшего живого утопленника, от удивления отвисла челюсть и самокрутка вывалилась изо рта. Николай подхватил ее, положил на барьер, разделявший надвое проходную, и, лукаво подмигнув вахтеру, направился в цех. «Эх, зря не разрешил Ульяне раззвонить всем, что нашелся, — подосадовал на себя. — Теперь только лошади не будут от меня шарахаться».
Действительно, как только он появился на рабочей площадке, все, кто был на печах и на газогенераторах, застыли в радостном недоумении, ошеломленные появлением начальника, веря и не веря в его воскрешение из мертвых.
Не сразу вышел из состояния столбняка и Аким Иванович, когда, приблизившись к нему, Николай как ни в чем не бывало протянул руку и осведомился о работе за вчерашний день.
— Н-ничего, — с трудом выдавил из себя мастер.
Николай не упустил возможности пошутить:
— Ни одной тонны, что ли?
— Да нет, все нормально. Сто два процента.
Вячеслав Чечулин подбежал к Балатьеву со счастливой и конфузливой улыбкой. Всполошив поселок скорбной вестью, он с опаской ждал, как отнесется к нему начальник.
— Здорово испугался, Евдокимович? — весело спросил его Николай.
— Ой, не говорите! И сам испужался, и людей испужал, — ответил Вячеслав, успокоенный тем, что начальник не рассердился, и все же добавил в свое оправдание: — А что другое можно было удумать? Одежа лежит, утки лежат, а вас нету…
— Кого испужал, а кого и обрадовал, — буркнул Аким Иванович. Скосив глаза в сторону, цвиркнул слюной в щель меж зубов. — Вон один такой летит со всех ног.
К ним приближался высокий мужчина с аскетически тонким, норовистым лицом. Вся его внешность, посадка головы, манера держаться выдавали человека честолюбивого и властного. Увидев Балатьева, стушевался на миг, но тут же обрел самоуверенный вид и, с ходу сунув Балатьеву литую ладонь, представился:
— В недалеком прошлом и в недалеком будущем начальник сей старой калоши Дранников Роман Капитонович.
— Балатьев.
— Из небытия прибыть изволили?
— Из не совсем обычного бытия, — миролюбиво ответствовал Балатьев, не желая начинать отношения со своим замом с пикировки, и, чтобы оградить себя от возможных уточняющих вопросов, осведомился: — Уже из отпуска?
— Нет, нет. Шел мимо, решил заглянуть.
Балатьеву было совершенно ясно, что Дранников увильнул от правдивого ответа. Конечно же примчался принимать цех, коль скоро начальника сочли погибшим. И Балатьев съязвил, чтобы Дранников паче чаяния не подумал, будто имеет дело с простачком:
— Вы и во время отпуска в спецовке ходите и со стеклом не расстаетесь?
Печевые, во все глаза следившие за сценой встречи двух начальников одного цеха, откровенно захихикали — их громовержец попал впросак и был озабочен тем, как бы поубедительнее вывернуться из щекотливого положения. Это выдавали его глаза. Обычно нацеленные, острые, сейчас они растерянно бегали.
— Привычка такая, — наконец нашелся он. — Как у военного. Всегда в форме и при оружии.
— Даже в постели? — поддел Балатьев и, провожаемый одобрительными улыбками, пошел на газогенераторы, в это бабье царство.
Встретили его здесь возгласами радости. Новый начальник успел понравиться. Обходительный, вежливый, заботливый. Особенно благоволили к нему невесты на выданье. Жених хоть куда: что характер, что рост, что осанка.
— Как дела, девчата? Рукавицы новые получили?
— Получили, спасибо!
Одна из работниц в форсистой яркой косынке, забросив порцию дров в газогенератор и захлопнув крышку, ехидно спросила Балатьева, сверкая белой кипенью зубов:
— Как же вы вчерась без одежи, звините?
Женщины, что помоложе, разом загалдели, взяв сторону товарки, что постарше — зашикали на бойкую бабенку, любившую вольно повеселиться, но все помаленечку стригли Балатьева глазами и с одинаковым любопытством ждали ответа.
— Русалки затянули в воду и только к ночи выпустили.
— А здорово они вас расписали! За что? Небось сплоховав ли, не сдюжили? — Озорница с вызывающей беззастенчивостью подошла к Балатьеву вплотную, ткнула плечом в плечо.
Балатьев и от этого вопроса отбился:
— Их много было, а я один.
Оставаться на растерзание гогочущих молодух было незачем, и Балатьев решил ретироваться. Да не удалось. Дорогу ему загородила руками вязкая, вихлястая Клава Заворыкина.
— Нет уж, извольте ублажить, товарищ заведующий, — занозисто потребовала она. — Весь поселок переполошили — и молчок? Не пойдет!
Прочитав в маслено-наглых глазах нечто большее, чем простое любопытство, Балатьев сказал насмешливо:
— Узнаете — скучно станет. А так будете блажь свою тешить, небылицы придумывать. Вас ведь хлебом не корми — дай только посудачить.
— А что ж тут такого? Можно и про хорошее судачить. А ну-ка, девчата, рази не так?
Заворыкина еще молотила бы языком, да Балатьев наладился уходить.
Когда он вернулся к печам, Дранникова уже и след простыл, однако вскорости появился Кроханов.
— Ты что это, черт тебя подери, коники выкидываешь? — с места в карьер набросился он.
— Какие? — Балатьев сделал вид, будто не понимает, в чем дело.
— С утонутием.
— С утоплением?
— Ну с утоплением, — попался на подначку Кроханов.
Балатьев не сдержался от иронии:
— А вы чем, собственно, недовольны, Андриан Прокофьевич? Что жив остался?
Кроханов аж поперхнулся. Он не привык, чтобы ему дерзили, да еще при рабочих. Но уверять, будто был огорчен, не стал — ложь на сей раз смысла не имела. Только ругнулся и ушел.
Слух о неожиданном появлении начальника мартена разнесся молниеносно не только по заводу, но и по всему поселку, и Балатьеву больше не пришлось видеть удивленных лиц. Но лукавые, любопытные, а то и насмешливые взгляды он продолжал ловить повсюду, ибо истинной правды никто, кроме Давыдычевых, не знал и никто даже предположить не мог, что с ним стряслось.
В конце рабочего дня его вызвал к себе секретарь райкома партии Федос Леонтьевич Баских.
— Ну, докладывай о своих
