Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
Может, с час, а может, и больше просидел у калитки Константин Егорович и только изнервничался пуще прежнего. Вернувшись в дом, снова позвонил комендантше, надеясь на этот раз услышать «прибыл», хотя и понимал, что не мог Николай Сергеевич пройти мимо их дома незамеченным, и, получив в ответ «нетути», снова пошел за калитку, прихватив с собой составленный им путеводитель по Уралу, над которым работал для переиздания.
Пробежав глазами нужные страницы и поняв, что ни одна строка не улеглась в сознании, отложил книжку и, когда посмотрел на дорогу, увидел тяжело ступавшего по ней человека с ружьем за одним плечом и какой-то поклажей за другим. Сердце откликнулось радостью и тотчас замерло, когда рассмотрел, что по дороге брел не Николай Сергеевич, а Вячеслав Чечулин. По скорбной согбенности его тощего тела, по обилию поклажи понял: что-то произошло, и рванулся навстречу.
— А… Николай Сергеевич?..
— Утоп… — глядя в сторону, ответил Вячеслав. — Надо людей собирать с баграми и сетями, искать будем…
Константин Егорович сразу сник. Осели плечи, плетьми отвисли руки. До сих пор он полагал, что все разговоры о мурашках на теле, о волосах, зашевелившихся на голове, не что иное, как выдумки досужих фантазеров. А сейчас он сам ощутил и то, и другое. Это ведь он, старый дурак, погнал горячего мальчишку на погибель. Ну какой из него пловец, если жил в Макеевке? Да и хорошие пловцы в холодной воде тонут из-за судорог. Теперь каждый вправе осудить его. «Эх, Константин Егорович, до седых волос дожил, а ума не нажил. Такой грех взял на душу…» Да и сам себя казнить всю жизнь будет.
Учуяв беду, Жулик, устремившийся было к Вячеславу, тотчас вернулся на прежнее место. Боль и упрек увидел Константин Егорович в картечинах его глаз — и как это, мол, человека проворонил?
— Как же это угораздило меня… — простонал Константин Егорович и понуро зашагал к дому.
8
До сего дня Светлана не знала, что такое горечь утраты близкого человека, как не знала и того, насколько дорог был ей Николай. Только когда до сознания дошло, что его нет и никогда больше не будет, она со всей остротой почувствовала, что любит его, любит до исступления, всем своим существом и что смириться с этой утратой не сможет.
Она не плакала. Сидела, оглушенная неожиданно свалившимся несчастьем, бессмысленно уставившись в стену перед собой, не ощущая времени, не находя в себе сил даже сдвинуться с места. Мгновениями у нее вспыхивала надежда, слабая надежда отчаяния, что трагическое событие обернется простым недоразумением, что Николая найдут живым и невредимым, но эта искорка тут же гасла, живым видением представало воображению распластанное тело Николая на илистом дне пруда, представало с такой ужасающей реальностью, что сердце то и дело подкатывало к самому горлу — не вздохнуть, не выдохнуть. А чего стоило ожидание возвращения отца! Светлана вздрагивала от каждого звука приближавшихся шагов на улице. Константин Егорович уехал с сотрудниками милиции на место происшествия и, очевидно, остался там, чтобы принять участие в поисках утопленника.
Несколько раз к Светлане заходила Клементина Павловна, пыталась успокоить ее, разговорить, но все ее старания ни к чему не привели. Дочь оставалась безучастной.
День уже клонился к вечеру, когда во дворе послышались быстрые шаги и в дом вошел Константин Егорович.
Замирая от тревоги, Светлана выскочила к нему навстречу и сразу поняла, что надеяться не на что. Об этом сказали ей и виноватые глаза отца, и весь его поникший, удрученный вид. Тем не менее у нее вырвалось:
— Что, па?..
— Точно в воду канул… — глухо отозвался Константин Егорович. Сообразив, что глупо оговорился, поправил себя: — Точно сквозь землю провалился.
Светлана стиснула зубы, закрыла лицо руками, стараясь сдержать слезы, и не смогла, разрыдалась.
Только теперь из кухни, откуда все видела и слышала, вошла Клементина Павловна. Иной вести она не ожидала. Пруд настолько глубок и обширен, что найти утонувшего покуда не удавалось. Ждали, пока всплывет сам.
— Поплачь, поплачь, это успокоит, — увещевала она дочь. — Слезы, когда их глотаешь, удушить могут. Дай им волю, пусть…
Обняв Светлану, увела ее в спальню, дала снотворного и долго сидела у изголовья, прислушиваясь к неровному дыханию. Дождавшись, когда дочь заснула, тихо удалилась — теперь уже успокаивать мужа, который счел себя и только себя виновником происшедшего. Это ей не удалось — мешали то и дело появлявшиеся люди. Константин Егорович терпеливо сообщал, что произошло, но ничего толком объяснить не мог.
Уже ночь смотрела в окна, когда супруги, оставшись наконец вдвоем, отправились на кухню перекусить.
— Видно, так ему на роду написано, — с философским смирением проговорила Клементина Павловна, мягко прикоснувшись к плечу мужа. — Так что ты, Косточка, самоедством не занимайся.
Константин Егорович нехотя положил на тарелку холодную котлету, нехотя стал жевать ее и, когда Клементина Павловна уже было решила, что ее совет повис в воздухе, откликнулся:
— В предопределенность судьбы, Тиночка, я не верю. Это теория для малодушных. Куда как удобно в собственной неосмотрительности находить веление рока.
Перед сном Клементина Павловна заглянула в комнату дочери и, убедившись, что та спит, спокойно удалилась.
Светлана действительно спала, но, когда мать прикрыла за собой дверь, проснулась.
После тяжелого забытья не сразу вернулась она к событиям реальной жизни, а вернувшись, ощутила такую душевную боль, такую пустоту, что жизнь показалась ей ненужной.
Очень зло подумала об отце. Дернула нелегкая выпроводить Николая на охоту. Не хотел ведь, упирался. Словно предугадывал беду. Вот и утверждай теперь, что предчувствия не сбываются.
У легковозбудимых людей ночью все чувства обостряются, и воображение разыгрывается в полную силу. Светлана настолько ясно представила себе, что испытывал Николай, когда, захлебываясь, уходил под воду, что ей самой перестало хватать воздуха. Она дышала открытым ртом, и все равно грудную клетку сжимало, будто навалилось на нее что-то непомерно тяжелое. Застучало в висках. Сильнее, еще сильнее и чаще. Да нет, это же стук по стеклу… А вот и Жулик, залаяв, метнулся к калитке.
Вскочила с кровати, подбежала к окну и отшатнулась — в призрачном свете отдаленного фонаря стояла какая-то странная, прямо-таки мистическая фигура.
— Не бойтесь, это я, да, да, я, Балатьев, — залпом выпалил Николай, и, только услышав его голос, Светлана поняла, что это не сон, не бред, а реальность.
Накинув на себя халатик, выскочила в
