Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Почему же она с ним встречалась? По легкомыслию? И да и нет. Ей было хорошо оттого, что на нее без конца смотрят, и слушают с влюбленным почтением, и мечтают хотя бы руку поцеловать! Когда-то все это умел и Потапов.
Они уезжали куда-нибудь в лес, часа на два, пока у Стаса считался обед. Сидели на каких-то пеньках, ели Элкины изящные бутерброды, потом мчались в город. Несмотря на свою рафинированность, машину Стас водил великолепно, как хороший таксист.
Вообще в нем пропадал кто-то другой — не сделанный до последней буковки и запятой, а настоящий кто-то! Удалая езда и любовь с первого взгляда — разве не подтверждения тому?
А может, она сама начала потихоньку влюбляться в него?..
Потапов отправился в очередную командировку, Танечка была у бабушки, и Элка виделась со Стасом каждый день. Возвращаясь домой, садилась у своего любимого трельяжа, говорила себе: ну что, ну сколько же это все может продолжаться, а?.. Он все еще ни разу ее не поцеловал. И если б не любил, то, наверно, давно бы уж прекратил эти встречи. Любил! И ей надо было на что-то решаться!
Вот мне хорошо, когда я с ним встречаюсь, я чувствую себя женщиной, я чувствую, что меня любят. И если я захочу… если я смогу, так будет всегда… ну или очень долго.
В тот день он освободился около четырех — сбежал с приема у японских торгашей.
Элка села рядом. Стас тихонько тронул машину, вопросительно посмотрел на нее.
— Поедемте в лес…
Он кивнул слишком беспрекословно, и Элка поняла: у него были какие-то другие планы… Ничего!
Они выехали на окружное шоссе. Стас безжалостно нагонял и оставлял позади грузовики, «Волги», автобусы, «Жигули». В этом было нечто похожее на охоту.
— Помните этот съезд? — сказал Стас. — Не помните? Мы тут были. Очень красивый кусочек: шоссе и березняк.
Они перебрались на третьестепенную шоссейку и почти сразу попали в тишину, в безмашинье. Остановились. Деревья стояли тихо. Землю покрывала кора подсохшего к вечеру старого снега. Березы были уже белей него.
Они вылезли из машины. По этому насту пошли в белый лес, как в туман. За березами еще виднелось шоссе и темно-зеленый их «жигуль»… Господи, подумала Элка, весна, березы, мужчина и женщина — как в плохом кино… Но подумала об этом как-то не по-настоящему. А по настоящему ей здесь нравилось. И все волновало!
— Стас, вы все еще любите меня? — голос сорвался. Стас подошел и крепко взял ее за плечи. И было видно, какое это для него огромное событие — взять ее за плечи. — Знаете, Стас, я тоже вас, к сожалению, люблю!
Она заплакала, уткнувшись в его не то шотландское, не то норвежское кашне, и знала, что накрашенные глаза сейчас растекутся. Но говорила себе: пусть, пусть он увидит, какая ты на самом деле. И плакала еще сильнее и была уверена, что он ее не разлюбит.
«Я стала любовницей».
Ей всегда не нравилось это слово, унизительное для женщины… Так ей казалось…
Жила изо дня в день и не могла привыкнуть к своему нынешнему существованию!
И в то же время она продолжала с ним встречаться. Торопливо садилась в машину, и они сразу ехали к нему на Кутузовский. Элке было и стыдно, и хотелось ехать туда… Господи, как же хорошо — чувствовать себя женщиной, женщиной, женщиной! Положишь ногу на ногу, откинешься в кресле…
Но дальше-то как жить?
Прежде она не боялась никого… Хотя с Потаповым все равно бы, конечно, были неприятности. Но тогда Элка могла бы любому сказать: кто он? Да никто! Просто мой знакомый. И подите вы к черту.
Теперь она дрожала, что ее увидят где-нибудь случайно, что заметят в чужой машине. Наверное, она бы снова стала говорить, что это просто знакомый. Но это уже значило врать, извиваться. И она боялась — даже не того, что не сумеет. А того, что придется. Она боялась самой себя.
Когда приехал Потапов, стало совсем худо… Не дай-то бог никому попасть в ее положение! Сколько в нем страха, стыда, старения… Радость объедками, клочками. А страх всегда!
Уж не надо о том и говорить, как ее ревновал Стас. «Эля! Ну почему ты не можешь от него уйти? Ну что еще для этого надо сделать?! Почему ты сама себя обрекаешь на жизнь нечестной женщины?» Она отворачивалась и плакала.
Опять на что-то надо было решаться…
Как это «на что-то решаться», она себе говорила, разве ты не решила еще? Она приходила в отчаяние от самой себя. Но попробуйте вы расстаться с человеком, с которым знакомы тринадцать лет и который вам одиннадцать лет муж… Да он тебе уже стал роднее матери, хотя, может, и не такой уж любимый. Ты его знаешь до последней запятой, ты к нему привыкла, у вас куча общих друзей, у вас, в конце концов, общее хозяйство… Уж не говоря про Таню… Ох, как жить-то тяжело!
Но как же ты дошла до такой ситуации?!
Дошла. Устала быть тягловой силой семьи, устала быть невидимкой. Встретила человека, который оценил… Если б Стас относился к ней хоть немного по-иному, ничего бы не было и в помине!
Но теперь она все-таки решила: со Стасом порвать! Она виновата перед Потаповым. Но ведь и он виноват перед ней. И ей было за что ему отплатить. А теперь все. Забыть. Понять, что произошла ошибка. Поправимая. Ей не так уж долго осталось быть женщиной. И все это время она будет женой Потапова!
Надо только сказать Стасу о своем решении… Она не могла! А Потапов все продолжал быть так невнимателен к ней. Он не изменял, Элка знала: у него и времени-то на это не было. Теперь, когда существовал Стас, она понимала, как невнимателен к ней Потапов.
Бог знает какой бы у всего этого вышел конец… Вдруг случилось — она поняла, что беременна.
Сейчас же ей начало казаться, что у нее непомерно обострилось обоняние. Это она помнила отлично, когда была беременна Таней. Они отправились с Потаповым в кино. Элка села и вдруг почувствовала, как к ней начали сползаться все запахи зала. Духи, табак, через ряд
