Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
Сейчас ему стало совершенно ясно, что петушка — эту бесцеремонную, нахальную живность — господь бог задумывал не для города и уж тем более не для квартиры. А заимели они его весной, когда только-только пробивалась на деревьях светлая клейкая зелень. В тот день Алексей Борисович встретил Вику с работы, они шли не спеша домой и увидели, как на углу крестьянка продает прямо из ящика желтенькие пушистые шарики. Шарики пищали, толкали друг друга, пытались выбраться из тесного ящика.
— Цы-ыпа, — прошептала Вика грудным голосом, которым она разговаривала только с внучкой Викочкой. — Какая прелесть, боже мой!
Алексей Борисович растерялся, стоял, очарованный этим желтым шевелением. Они такие хрупкие… Что должна чувствовать эта крестьянка, которая запросто, без всякого душевного трепета запускает в ящик руку и тащит, сколько вытащит?
В конце концов ни он, ни Вика не устояли. Одну штуку, один шарик, одну цыпу — купили внучке. Принесли в кульке из газеты, раздобыли пшенки. И вот — бумеранг возвратился: получили цыпу назад. Она выросла в приличного петушка, ярко выраженного холерика, и стала всем мешать. Петушок хотел иметь свою личную жизнь и строил ее на нервах окружающих.
От соседей, сквозь стенку, проник сигнал точного времени. Алексей Борисович взглянул на ходики — девять часов утра. И, словно подтверждая это, зазвонил телефон. Все бесчисленные друзья — а врагов у Алексея Борисовича не было — давным-давно усвоили: трубку он берет только после третьего гудка.
— Я слушаю вас, — произнес Алексей Борисович и придвинул шариковую ручку, чтобы во время разговора рисовать квадратики и елочки.
— Елагин беспокоит, с телевидения. Не разбудил? Знаю, знаю, встаете с петухами.
Алексей Борисович поморщился, но ответил со спокойным достоинством: все люди делятся на жаворонков и сов; так вот, он — жаворонок.
— Есть один разговор, но не телефонный. Как бы встретиться?
Алексей Борисович выдержал паузу.
— Сейчас посмотрю, как планируется неделя.
Он полистал еженедельник. Страницы были пусты. Всегда с этим еженедельником получалось одно и то же: или забывал записывать, или забывал просматривать. И тем не менее без него он чувствовал себя как без рук.
Елагин не выдержал затянувшегося молчания.
— Алексей Борисович, дело-то серьезное. Если вы не против, я подошлю машину.
Алексей Борисович посмотрел на часы.
— Ну, давайте, если так срочно. Адрес известен?
И по тону, каким было сказано:
— Найдем в телефонной книге, — понял: шутка дошла.
Перед ним на столе лежала аккуратная стопка чистой бумаги, стояли наготове авторучки в деревянном бокале, и он подумал: своя работа снова без движения. Ничего не поделаешь, опять он где-то необходим. Да… злой рок! «Мне дым отечества и сладок и приятен», — неожиданно припомнилось Алексею Борисовичу. «Сладок и приятен! Наверное, жгли осенью костры, горели желтые листья. Дым от такой кучи действительно всегда сладок и приятен».
Он пошел переодеваться в спальню, где стоял шифоньер.
Вика еще не вставала, читала в постели «Советскую культуру».
— Все забываю тебя спросить, — сказала она. — Тут вот один все пишет серьезные заметки о театре, это не он, случайно, был с нами в Пицунде?
— Он, дорогая, — ответил Алексей Борисович, вытаскивая вешалку с костюмом. — Ты его должна хорошо знать, у него были голубые брюки и замшевый пиджак.
— Помню, помню, он еще у тебя пять рублей взял и не вернул.
— Не-ет. Ты имеешь в виду другого, из министерства. А этот — профессиональный литератор. Большой человек.
— Вообще-то как можно — взять пять рублей и не вернуть?
— Сколько угодно. Мужчина на отдыхе — не в рабочем кабинете, это совсем другое. Здесь вступают в силу законы мужской солидарности. Здесь тот горит, кто экономит на мелочах. Я, например, никогда не экономил на мелочах.
— Я тоже, — сочла необходимым подтвердить Вика. — А куда ты собираешься сейчас?
— На телевидение. Что-то у них случилось. Интересно, что они будут делать, когда я умру?
— Начнется междоусобица, как после Ивана Грозного.
Алексей Борисович подошел и поцеловал ее в лоб.
— Энциклопедисточка ты моя… Какой из меня Иван Грозный? Старый больной человек…
— Любишь? — спросила она, обхватив его шею руками.
— Да-а.
— У тебя есть прекрасная возможность доказать это.
— Что ты имеешь в виду?
— Помоги вечером распустить кофточку.
— Посмотрим на твое поведение. Ну ладно! Будь умненькой. А птицу, э-э-э, на балкон, только постели газету. Да, сегодня, между прочим, похороны Бори.
Лицо у Вики стало скорбным.
— Это ужасно, ужасно… такой человек… и так рано…
— Что поделаешь! В народе говорят: хорошие люди нужны богу.
2
Алексей Борисович вышел на крыльцо и огляделся. Черной телевизионной «Волги» нигде не было видно. Что за ерунда! Илья Кузьмич Елагин — человек обязательный, и такие внезапные приглашения уже давно отработаны до последнего движения, как старый спектакль. Вначале звонок, потом короткие сборы, и Алексей Борисович выходит на крыльцо. Он видит машину, шофера возле нее, который большой тряпкой — четверть простыни как минимум — протирает ветровое стекло. Алексей Борисович подходит к машине, шофер в это время делает вид, будто ничего не замечает, продолжает заниматься стеклом. Алексей Борисович громко произносит:
— Здравствуйте!
Шофер оборачивается, с неподражаемым удивлением, как на десантника, вдруг упавшего с неба, смотрит на Алексея Борисовича. Все они на телевидении — от директора и до вахтера, сами того не ведая, становятся артистами.
Пустынность асфальтового пятачка покоробила Алексея Борисовича, потом встревожила. Что могло случиться? Не исключено, что дорогой произошла авария или, скорей всего, поломка: у них весь транспорт разбит. Это предположение успокоило его. Он вышел на дорогу, поднял руку с вытянутыми двумя пальцами и через пятнадцать минут был на телевидении. Во дворе он увидел знакомую черную «Волгу», а на крыльце — директора Илью Кузьмича. Алексей Борисович не успел и слова молвить, как Илья Кузьмич бросился с жалобами:
— Нет, вы подумайте, что делается! Час назад, не меньше, шофер ушел выяснять, кто снял ночью щетки и зеркало, и как сквозь землю! А машины все в разъезде, одна на ходу… Кстати, заодно сняли транзисторный приемник. Если хотите, посмотрите, какая осталась безобразная дыра.
И, громко пожелав пропавшему шоферу счастья в личной жизни и долгих цветущих лет, он повел Алексея Борисовича к себе.
По пути Илья Кузьмич успокоился. Он быстро остывал. Несмотря на малый рост и худобу, человеком он был здоровым, никакую «химию», то есть лекарства, не признавал, все теплое время года ел супы и салаты из крапивы,
