Первый встречный - Евгений Петрович Василёнок
— Вот я и дома,— неожиданно сказала Лида.— Дальше меня провожать не нужно, я добегу сама. До свидания. Вы чудесный кавалер, и мне очень приятно было провести с вами вечер. До свидания.
— Но мы… еще встретимся?..— потерянно спросил Микола.
— Мы будем встречаться каждый день,— сказала Лида.— Ведь я теперь в некотором роде ваше начальство.
Ее темное платье вскоре пропало из виду.
Микола поплелся в свой мужской корпус, находившийся сравнительно недалеко.
Примерно в это же время вернулись домой Бережковы. В Витиной комнате, рядом с его кроваткой, стояла раскладушка. На ней, свернувшись калачиком, спал Генка.
Стараясь не шуметь, Бережковы наскоро поужинали и направились в спальню. Там Вера зачем-то включила утюг и стала рыться в комоде.
Андрей вышел на веранду. Прошелся из угла в угол, но половицы скрипели, и он вернулся в дом. Вера, вся какая-то сосредоточенная, медленно водила утюгом но Витиной рубашке. Рубашка уже давно выглажена, а она все водит и водит.
— Ты почему не ложишься спать? — спросил Андрей.
Вера будто и не слышала его вопроса. Но спустя какое-то время спросила сама:
— А ты почему?
— Я сейчас.
— Ложись.
Андрей вышел из спальни. Заглянул в комнату сына. Поправил на нем одеяло. Бросил взгляд на Генку. Тот лежал на раскладушке в прежнем положении.
Андрей вернулся в спальню.
— Нашла время гладить…
— Так ведь надо…
Между тем Генка еще не спал. Он только делал вид, что спит.
Да, трудно было уснуть парню в эту первую ночь новой, еще совсем не ясной для него жизни. Очень уж круто и вдруг повернула она, жизнь, в неведомое, незнакомое русло…
До него долетают слова Андрея и Веры… Не о нем ли это они говорят?.. Нет, вроде не о нем… Тогда о чем же?..
— Зря ты все это, Вера…— говорит Андрей.
— Что — зря? — Голос у Веры тихий, грустный, он едва слышен. И все же этот голос очень мягкий. Генке начинает казаться, что такой голос был у его мамы…
— Да вот думаешь…
— Ничего я не думаю…
— Вижу, как ты не думаешь…
— Не, понимаю, о чем ты?
— Что ж, по-твоему, мне уж и двумя словами ни с кем нельзя обмолвиться?
— Кто говорит — нельзя?
— Ну, поступил к нам работать человек. Вернее, прислали его к нам. Ну и что, если она женщина? Она прежде всего теплотехник. И нам часто придется встречаться по работе. Ничего не поделаешь, если теплотехник — женщина…
После паузы слышен уже совсем тихий голос Веры:
— Андрей, ты кого убеждаешь — меня или самого себя?
— Да нет, никого я не убеждаю! Я просто констатирую факты!
— Ложись, Андрей. Уже в самом деле поздно. А тебе завтра к брестскому поезду надо.
Да, уже поздно. Но Генка еще не спит. И хотя голоса за стеной уже не слышны, он все думает, думает…
Откуда-то доносится протяжный, приглушенный расстоянием паровозный гудок. Заунывный, тоскливый.
13
Солнечный луч скользнул по огромной, застекленной крыше депо и, отразившись в ней, множеством зайчиков разбежался по паутине рельсов.
Один из этих зайчиков скользнул по лицу Лиды. Отсюда, из окна комнаты, где стоит Лидин стол, просматривается почти вся территория депо. Снуют по тракционным путям паровозы — пассажирские, товарные, маневровые. Слышны их разноголосые гудки.
Вон идет, отливая новой краской, пассажирский локомотив. Он весь сверкает, весь просто горит на солнце. Лида подалась вперед… Да, это паровоз Андрея Бережкова. Он идет на станцию, в очередной рейс. За правым крылом, как и обычно, сам машинист.
— Красавец! — сказал кто-то в комнате.
— Что? — вздрогнула Лида.
— Не паровоз, а игрушка.
Лида опустила глаза, уставилась в разостланный на столе график промывочного ремонта локомотивов.
— Вам повезло, Лидия Сергеевна,— продолжал тот же голос.— С такими подшефными иметь дело — одно удовольствие. Орлы!
Будто прощаясь, паровоз дал негромкий протяжный гудок.
Лида взяла лист чистой бумаги и стала что-то быстро писать. Написав, подошла к столу начальника отдела.
— Матвей Матвеевич, разрешите отлучиться,— сказала Лида.— По личному делу.
— Надолго?
— На часок, я думаю.
— Ну что ж…
…Начальник отдела кадров управления дороги положил в рот пилюлю, запил ее водой. Поморщившись, заговорил с укоризной в голосе.
— Как же это получается, товарищ Бокова? Человек вы, кажется, взрослый, а ведете себя, извините, как мотылек. Институт посылал вас в Алма-Ату, вы дали согласие. Потом стали проситься в Минск. Хорошо, вам пошли навстречу. Не успели мы оформить вас, а вы — гоп! — на новое место надумали перелететь. Несерьезно это, товарищ Бокова, совсем несерьезно.
Лицо у Лиды бледное, даже серое.
— Мне трудно тут.
— Начинать везде трудно.
— Я не в том смысле. Я должна уехать, товарищ начальник! — с мольбой в голосе сказала Лида.— Я не могу здесь оставаться.
— Не могу! А через это капризное «не могу» вы перешагнуть не можете? Что случилось?
Разве она может сказать, что случилось?.. Да и как об этом скажешь, как объяснишь?..
— Это не каприз, поверьте.
— Самое настоящее ребячество, вот что это. Я только так понимаю.
— Пошлите меня в Гомель. В Оршу. В Могилев. Куда хотите. В любое депо,— умоляет Лида.
Начальник отдела кадров поднялся со стула. Сказал уже с неприязнью:
— Вот что, товарищ Бокова. Если на то пошло, наша железная дорога больше не нуждается в ваших услугах.
Он положил перед Лидой ее заявление.
— Возьмите у инспектора ваше направление и можете лететь, куда вам заблагорассудится. Вот так.
— Поверьте, это не каприз, Кузьма Кузьмич…
— Все, можете идти.
Лида тоже поднялась. Но медленно, опираясь о стол рукой, как подбитая птица. Другой рукой взяла свое заявление. Минуту смотрела на него. Потом порвала на мелкие кусочки.
— Извините. Я виновата перед
