Первый встречный - Евгений Петрович Василёнок
— Теперь я буду учиться слушать,— сказал Андрей.
Лида попросила Андрея выключить приемник.
— Спокойной вам ночи,— сказала она ему.
— Спокойной ночи,— ответил он.
Очевидно, Лида уснула сразу. А Андрей долго не мог уснуть. Он лежал на диване и думал, думал…
Утром Лида провожала Бережкова.
Она еще немного прихрамывала, и поэтому, когда они спускались по лестнице и потом, когда вышли из машины на площади возле вокзала, Лиде пришлось опираться на его руку.
Андрей отнес чемодан в вагон и вышел на перрон.
— Я хочу вас спросить… Скажите, у вас вчера была какая-то причина, чтобы ужинать с «Гурджаани»? Я не ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь,— засмеялась Лида.— Вчера был день рождения… одной моей хорошей знакомой. Я как раз шла к ней, а вы взяли и наехали на меня.
— Я не наезжал на вас.
— Вы хотели наехать,— снова рассмеялась Лида.— Но не будем спорить из-за мелочей. Ну вот мне и пришлось поднять рюмку за ее здоровье дома.
— Надо было и мне сказать об этом. Я выпил бы тоже за ее здоровье.
— Очевидно, надо было.
Под вагонами послышался характерный шум. Машинист поезда начал проверять автотормоза, и из поездной магистрали со свистом вырывался сжатый воздух.
— Прощайте,— сказал Андрей.— Я никогда не забуду этого вечера. Он останется со мной навсегда.
— На целых сорок лет? — грустно улыбнулась Лида.— Но, к счастью, вы не Пер Гюнт, а я не Сольвейг. Кстати, а ваш день рождения в этом году уже был? Или еще будет?
— Еще будет. Двадцать шестого июля.
— Я запомню,— сказала Лида.— Двадцать шестого июля.
До них долетел свисток главного кондуктора.
— Прощайте, Лида.
— До свидания, Андрей,— поправила она.— Я обязательно приеду в Минск. Вот увидите, я добьюсь назначения.
Андрею хотелось сказать — не нужно, не добивайтесь. Потому что это будет очень плохо. Мне будет плохо. И вам.
Но он сказал:
— Желаю вам успеха. И берегите, пожалуйста, вашу ногу.
Послышался гудок паровоза. Поезд тронулся. Андрей вскочил на подножку вагона и исчез в тамбуре.
Выглянув из окна купе, он видел, что Лида долго еще стояла на перроне и махала ему рукой. Он тоже помахал ей.
Почему-то это последнее — опустевший перрон и одинокая фигура Лиды на нем — сильнее всего врезалось в память. И потом, когда он вспоминал московское приключение, чаще всего перед его глазами вставала именно эта картина.
…Судя по всему, фильм должен был скоро окончиться.
Но почему он назывался «Песня первой любви», Андрей так и не понял. С одинаковым успехом он мог бы называться «Гимн третьей измены» или «Сказка для старых холостяков». Это подошло бы даже больше.
— Она приезжая? — неожиданно задала второй вопрос Вера.— Когда она приехала?
— Кто? — спросил Андрей, хотя сразу понял, кого имеет Вера в виду.
— Твоя новая сослуживица.
Она так и сказала — твоя. И, кажется, подчеркнула это слово.
Тогда, возвратясь из Москвы, Андрей долго думал — рассказать или не рассказать Вере о том случае. Вначале решил, что нужно рассказать. Он знал, что Вера ничего плохого о нем не подумает: во-первых, он никогда не давал ей повода к ревности, между ними были очень простые и искренние отношения, а во-вторых, Вера вообще была, как ему казалось, далека от обывательского представления о неверности всех женатых мужчин. Но потом он начал колебаться, в голову стали лезть разные сомнения. Так прошел день, второй, третий, а потом… а потом уже поздно было рассказывать. Потому что уже одно то, что он сделал это не сразу, как раз и могло навести на ненужные раздумья, вызвать ненужные подозрения.
— Приезжая,— ответил Андрей,— Она москвичка.
А мысленно он крепко обругал себя: «Дурак я. Ужасный дурак. Конечно, нужно было рассказать…»
Теперь сделать это было совершенно невозможно.
Загорелся свет. Заскрипели кресла. Андрей старался не смотреть в ту сторону, где были Лида и Микола.
И Лида тоже старалась не смотреть на Андрея. Андрей и Вера вышли из кинотеатра. Огромные плафоны уличных фонарей заливали проспект ярким желтоватым светом. В окне табачного магазина красные буквы из неоновых трубок образовывали слово «папиросы», а зеленые — «сигареты». Над почтамтом такие же неоновые, но более крупные слова предлагали минчанам возобновить подписку на газеты и журналы на второе полугодие.
— Как мы будем добираться домой? — спросила Вера.— Что ты предлагаешь?
— Пойдем пешком. Сегодня чудесный вечер.
— Ты с ума сошел. Витя дома один с этим твоим каким-то новым подшефным… Давай поедем на троллейбусе, а потом…
— Хорошо, давай поедем на троллейбусе,— согласился Андрей.
Вечер был теплый и тихий. По небу плыл выщербленный месяц. Изредка он прятался за небольшие тучки, и тогда более яркими казались звезды.
Выйдя из кинотеатра, Лида сказала, что она еще плохо ориентируется в Минске. Поэтому, может быть, Микола согласится проводить ее? Если, конечно, у него есть свободное время.
— О, времени у меня сколько хотите! — поспешил заявить Микола.
Словно по уговору, они миновали троллейбусную остановку, даже не замедлив шага. И дальше шли, всю дорогу не обращая внимания на обгонявшие их машины. Шли молча, чуть поодаль друг от друга.
Только возле Дома правительства Микола решился спросить:
— Вы надолго приехали к нам в депо?
— Меня прислали,— только и сказала Лида.
Больше они к этой теме не возвращались.
Когда миновали Западный мост, Микола сказал, что фильм ему не понравился. Лида без возражений согласилась с его мнением. На Московской улице, за молочным заводом, он сообщил, что в этом году лето в Минске такое, какого давно не было. Лида кивком головы приняла это к сведению. Подходя к Бетонному мосту, Микола посчитал нужным разъяснить:
— А знаете, на двенадцатом ряду лучше всего видно. Я всегда беру двенадцатый ряд.
Это его разъяснение осталось и вовсе без ответа. Тогда Микола с ужасом подумал, что Лида, возможно, каким-то образом узнала, как ему достались сегодняшние билеты, и его привязанность к двенадцатому ряду в этом свете выглядит более чем смешной. Это подействовало на него еще более угнетающе.
Лида вполголоса затянула какую-то мелодию, грустную-грустную — кажется, ту самую, что лилась с эстрады в кинотеатре. Теперь она, очевидно, уже знала дорогу сама, потому что шла несколько впереди Миколы. Микола решил, что как только Лида перестанет напевать, он
