Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов
— А строители обещали сдать четвертую очередь на год раньше, — подсказал Мечов.
— Верно, — согласился директор, — считать умеешь. Только помни, Андрей Петрович, что живешь ты пока полностью за чужой счет.
— Рад бы забыть, — устало отмахнулся Мечов, — да не дадут. Прессинг, должен отметить, невиданный, жесточайший. Того и гляди, хребет переломят.
— Ничего, он у тебя крепкий. Отдача хоть ожидается вскорости? А то, гляди, вместе с твоей головой и моя покатится, — Логинов выразительно похлопал себя по затылку.
— Боишься? Ну то-то, — удовлетворенно ухмыльнулся Мечов, — значит, не одному идти на заклание… Ничего, Владлен Васильевич, все затраты окупятся сторицей, теперь у меня нет никаких сомнений, — он ободряюще потрепал директора по плечу.
За последние денечки, напряженные лихорадочные, они как-то удивительно сблизились и незаметно перешли на «ты». Без уговоров и брудершафтов, хотя и распили бутылку «Двина», прямо здесь, в кабинете, где Владлен Васильевич встретил день своего рождения. Случилось это как раз вчера, в золотой беззакатный вечер, когда помощник Виктор Ильич расстарался дефицитным лимончиком, а машинистка Вера принесла редкостную, истекавшую перламутровым жиром белорыбицу. Даже подарки были. Вера Петровна, ко всему привыкшая директорская жена, привезла из дому традиционный пирог с капустой и горшок цикламенов, а главный инженер презентовал роскошные унты с чукотским узором из разноцветной оленьей шерсти.
— Может, душ хочешь принять, побриться? — предложил Логинов, кивая на незаметную дверь в дубовой панели. — Твой кабинет пока не оборудован.
— Помоюсь на руднике, — Мечов огладил щеки и подбородок. — А насчет побриться, спасибо. С благодарностью принимаю… У тебя электрическая?
— Подымай выше! — горделиво усмехнулся директор. — «Жиллет-супер». Канадец подарил.
— Черт с ним, давай «Жилет».
— Ты сейчас на Красную скалу?
— Да, к Вагнеру.
— Может, захватишь с собой корреспондента? Он тоже туда собирается.
— Почему бы нет? Парень он, вроде, не вредный. Мы с ним уже на Хантайке встречались, беседовали… Ничего, головастый.
— Головастый!.. Он, между прочим, доктор философских наук и вообще светило в своей области. Так что полегче на поворотах.
— А мне без разницы, — блеснул улыбкой Мечов, исчезая за дверью. — Я ведь тоже не лыком шит.
Оставшись один, Владлен Васильевич неуловимо осунулся, сник. Бросив под язык крупинку нитроглицерина, который всегда держал при себе, закрыл глаза, откинув голову на спинку кресла, расслабил отяжелевшие руки.
— Знаешь, — сказал, когда подступивший вплотную спазм изгладился. — Я нынче забавную карикатуру видел в «Америке».
— Ну? — прервав беззаботное насвистывание, отозвался из-за перегородки Мечов.
— Вообрази наклонную плоскость, по которой чешет во все лопатки субъект вроде нас с тобой, а за ним катится здоровенная болванка с часовым циферблатом. Здорово?
— И что бы это значило?
— А то, что по психологическому складу мы принадлежим к самой опасной в отношении инфаркта категории «А». Нам вечно не хватает времени, но мы, знай, наваливаем на себя сверх всякой меры, торопимся. Куда только?..
— Видимо, иначе не умеем, — беззаботно фыркнул порозовевший Мечов, вытираясь на ходу казенным вафельным полотенцем. Он был настроен приподнято и слушал вполуха. — Зато и сгорим в одночасье, без долгих мучений. Тоже неплохо, ежели разобраться.
— А вдруг инсульт? — Владлен Васильевич пожевал пересохшими от лекарства губами. — Рано или поздно болванка все равно догонит, так под коленки и даст.
— Чему быть, того не миновать. Где твой корреспондент? — продев голову в черную петлю галстука, Мечов затянул узел и накинул на плечи щеголеватую кожаную курточку. — Вернусь, скорее всего, завтра и тогда дам тебе полный отчет по всем позициям. У меня созрела одна неплохая идея. Если удастся ее провернуть, будет и для нас передышка. Возьму тебя с собой на рыбалку. На Пясинское озеро махнем, с пятницы аж до понедельника.
— О таких вещах, брат, я давно уж забыл, — отмахнулся директор. — Скоро и ты забудешь, — кротко пообещал он. — А может, и нет, — добавил после некоторого раздумья. — У молодости есть неоспоримые преимущества: быстрота, легкость… О прочем я уж и не говорю.
Лосев уже привык к тому, что за последним домом, за какой-нибудь белой панельной башней, стоявшей особняком, распахивалась зеленеющая тундра. Город обрывался внезапно и резко.
Какое-то время «Волга» еще неслась по гладкому асфальтированному шоссе, но уже через пять минут в поддон начинали стрелять гранулы шлака. На этом нормальная дорога кончалась. Переваливая с холма на холм, как лодка в семибалльную волну, машина то и дело надсадно взрыкивала шестернями передач, оставляя за собой облако сухой удушливой пыли.
Мелькали поднятые над дорогой арки трубопроводов, провисший кабель в резиновой изоляции, сваленные в штабеля щиты снегозадержания. Нельзя было разобрать, где кончались отвалы породы, поросшие цепкой арктической зеленью, и начинались исконные тундряные сопки. Зеленые, желтые, синие пятна. Ворожили, обманывали глаз. Из-за лиловой зубчатой стены выступали казавшиеся неестественно низкими горы, а пихты и лиственницы в распадках выглядели немощными и ломкими, как сухостой.
До Красной скалы было неблизко, километров двадцать, и Лосев мужественно приготовился к долгой тряске. Но, как всегда неожиданно, дорога то ли причесанная грейдером, то ли укатанная катком стала ровнее.
— Атомный реактор оказывается проще построить, чем приличную трассу, — обратился Лосев к задремавшему на заднем сиденье Мечову.
— Мерзлота корежит. Скоро ремонтировать начнем.
— И ничего поделать нельзя?
— Можно, но дорого.
— Дороже ремонта?
— Пока так.
— А реактор?
— Построили на скале. Впрочем, теперь это не проблема. Горячие цеха, и те ставим на мерзлоту. Научились предохранять деятельный слой. С дорогами, конечно, сложнее. Они все равно как голенькие под открытым небом. Со всех сторон стихия: сверху, снизу. Речки опять же, ручьи. Чем длиннее путь, тем больше неожиданностей. Одна наледь ползучая такого натворит, что не расхлебаешь во век.
Сквозь пылевую завесу, оставленную встречным самосвалом, заблестела вода. Переждав тепловоз, тянувший бесконечную вереницу думпкаров, «Волга» въехала на грохочущий, пронизанный звонкой металлической дрожью