Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов
Они нежились на верхней, солнечной палубе, разомлев от весеннего тепла и непривычного досуга.
— Керосин, — Дугин приподнялся, мельком глянул на взбаламученную воду, поигрывающую всеми цветами побежалости, словно отпущенный стальной лист.
— Тут все до капельки в цистерны собираешь, чтобы, не дай бог, в воду не попало, а они — вот, полюбуйтесь, пожалуйста. Года не прошло, как собиралась конференция средиземноморских держав. Помните?
— Вымрет море, пока договорятся, — надвинув на глаза жокейскую шапочку с зеленым светофильтром, капитан опустился на решетчатую ступеньку в тени трубы. — Отключимся минуток на двадцать пять — тридцать? — предложил он.
— Мне назад надо, — сказал Загораш, не трогаясь с места. — Хочу еще разок масло с цилиндров проверить. Пока стругаем, что надо, — он бережно прикоснулся к горячей стене вентиляционного колодца.
— Так и держите, — пробормотал Дугин, впадая в сонное забытье.
Но вздремнуть не пришлось.
Едва стармех сбежал по трапу к своим не знающим успокоения «духам», снизу, с правой открытой площадки, окликнул стоявший на вахте Беляй.
— Вы где, Константин Алексеевич? — в голосе его явственно слышались озорные нотки.
— Ну? — отозвался капитан, не размыкая глаз.
— Слева по курсу «Оймякон»! — радостно выпалил старпом. — Надо полагать, тоже в Геную следует. Вот так встреча!
— Вас это удивляет? — после непродолжительного молчания откликнулся Дугин. (Сон как рукой сняло.) Схватив рубашку с короткими рукавами, он натянул ее на чуть порозовевшие плечи. — Как идет? — поинтересовался, сбегая по трапу.
— Не поймешь. Далековато еще.
— Все закономерно. Можно сказать, жестко детерминировано, — Дугин подстроил «БМБ-100» — бинокуляр, дающий стократное увеличение, и приник к затеняющим раструбам. — Надо полагать, что в Генуе их уже новый винт дожидается.
За кривизной моря «Оймякон» был виден не полностью. Лишь характерные очертания надстройки и грузовых стрел на длинной и плоской, как у баржи, палубе свидетельствовали о том, что Беляй не ошибся.
Дистанцию в восемьсот сорок три мили от Гибралтара до Генуи «Оймякон» покрыл за восемьдесят четыре часа. Вместе с остановкой в Сеуте, где сухогруз пополнил запас дизельного топлива, это составило примерно четверо суток. То есть именно тот срок, который понадобился «Лермонтову» на стоянку в Неаполе и последующий переход в Лигурийское море.
Рандеву, таким образом, было действительно предопределено и жестко детерминировано разницей — шесть и две десятых узла — в скоростях обоих судов.
БЕРЕГ (ГЕНУЯ)
Купив в местном универмаге дорогую купальную шапочку с лепестками под цвет жемчужин, капитан завернул на рыбный рынок, где к нему примкнули боцман и электрик Паша.
— Никак себе отопление не могу сыскать для заднего стекла, — пожаловался Снурков. — Может, знаете где, Константин Алексеевич?
— В Нью-Йорке надо было соображать. Здесь в два раза дороже.
— Так времени ж всего ничего, — пожаловался боцман. — Хорошо хоть магнитофон сумел для машины купить с лаутспикерами. От же шикарный!
— Заглянем к югославу, вдруг у него есть, — сказал Дугин, замерев возле обезглавленной туши гигантского тунца, вываленной прямо на мостовую и обложенной кусками тающего льда. — Вот это да! Такую взять, до самой Одессы будет, чего жарить.
Высохший старик с искалеченными морем пальцами безучастно отгонял от рыбы назойливых мух.
— Может, приобрести? — с надеждой спросил Паша, не спуская зачарованного взгляда с крупной, как персики, чешуи, играющей радужными переливами. — Наверняка уступит задешево. Одного льду на такую нужно не меньше центнера, не напасешься.
— У нас все холодильники окунем да кальмаром забиты, — нетерпеливо возразил боцман. — Перебьемся. К югославу пошли.
Но как и заядлый рыболов Паша, Дугин не мог сразу оторваться от щедрых даров Средиземного моря. Только всласть налюбовавшись корзинами разноцветной рыбы, холмами живых ракушек и осьминогами, уныло сидящими на дне эмалированных чанов, Константин Алексеевич дал увести себя в узкую, сплошь занавешенную бельем щель, прямиком ведущую в припортовой квартал. Поминутно останавливаясь возле бочек, в которых извивались угри да стыли обсыпанные ледяной крошкой креветки, он приобрел под конец лукошко со свежей клубникой.
В лавке, которую держал босняк, специализировавшийся исключительно на торговле с русскими моряками, Дугина встретили как родного. По знаку хозяина мальчик откупорил бутылки с ледяной кока-колой. Пока боцман рассматривал серебряные полоски для заднего стекла, а Паша лениво копался в залежах складных зонтиков и кримплина, босняк успел продемонстрировать все свои сокровища: чайные сервизы из закаленного стекла, платья и свитера узорной вязки, водолазки с капюшонами, бурно входившие в моду на Дерибасовской.
— Мы еще задержимся в городе, — объяснил Дугин по завершении негоции, поглаживая присуслившегося к ногам щенка. — Может, отправить покупки на пароход?
— Через час все будет на борту, капитан, — с готовностью пообещал радушный хозяин. — Собачку не возьмете? В виде премии?
— Собачку? — Дугин критически оглядел щенка, самозабвенно покусывающего ласкающую его руку. — А ничего, веселая… Как раз под пару зеленой вороне. Пришлите и собачку, — бросил он в общую груду покупок маленький пакет с шапочкой.
— Будет сделано, капитан! — отрапортовал осчастливленный югослав, прикладывая два пальца к засаленной феске.
Паша многозначительно подмигнул боцману. Он ходил с Дугиным еще с приемки и знал, что капитан соглашался взять на борт животное, когда считал рейс оконченным. Собственно, так оно и было теперь. В полном соответствии с девизом контейнерного флота «From door to door», груз был доставлен от двери отправителя до двери получателя.
— Подобрел, — шепнул Снурков.
— А он всегда добрый, когда все нормально. Матерый мужик, — заново осваиваясь с твердой землей, Паша разнеженно прищурился на восходящее к зениту солнце. — У нас вообще народ славный, так что тебе повезло.
Решив взять ласкового приблудного песика, капитан еще не задумывался о следующем рейсе, хотя и почувствовал на мгновение неострый наплыв беспричинной грусти.
Средиземное море — Северная Атлантика
