Татьяна Ларина - Евгений Петрович Василёнок
— Очень приятно, здравствуйте,— холодно отозвался Воронов.— Но, может, вы, простите, пришли бы попозже, после работы?
— Я на минуточку,— заторопилась Татьяна.— К вам уже приходил брат или еще нет?
— Какой брат? — вдруг заволновался Воронов.— Петька?
— Нет, Федор Федорович.
— Вы что-то путаете.
— Путаю?
— Никакого брата Федора Федоровича у меня нет.
— Как нет?!
— И быть не может. Потому как я Алексеевич. Так что Федорович никак, простите, не может быть моим братом.
— Не может…— машинально повторила Татьяна, бледнея.
— Если хотите знать, у меня один брат — Петька. Но он теперь на целине.— Воронов повернулся к парню.— Ты кого, шалопут, привел?
В самом деле, этот Воронов совсем не похож на того. И лица у них разные, и рост разный — этот на целую голову ниже. И вообще…
— Вы разве не корреспондентка? — растерянно проговорил парень.
— Что?..
— А я ведь подумал, что вы из газеты…
Первой, кажется, засмеялась девушка в черных шароварах. Потом схватился за живот Воронов, а затем и все остальные.
Не удержалась и Татьяна. Вот ведь чудак, этот парень! И как только это пришло ему в голову!
А тот уже и сам хохотал. Громче всех.
Татьяна незаметно глянула на девушку. Странно, почему она ни о чем не догадывается? Этот парень влюблен в нее, кому же это не ясно, а она измывается над ним. И еще вон хохочет. Разве можно смеяться над человеком, который любит?.. А форсистые свои шаровары она все же испачкала. Как ни остерегалась, а испачкала. Наверно, и сама этого еще не заметила. А увидит — ужасно перешивать будет, ведь она, вероятно, первый раз их надела.
— Ну и напугали вы меня,— сказал Воронов.— Неужто, думаю, сбежал Петька с целины?
— Я пойду,— проговорила Татьяна.— Извините. Вышла опечатка, как часто пишут в книгах, в самом конце. Тот Воронов где-то совсем в другом месте.
И она побежала вниз, не дожидаясь своего провожатого. Ему, конечно, надо до конца использовать случай, благодаря которому представилась возможность побывать в бригаде Воронова.
Очутившись на улице, Татьяна еще раз посмотрела на здание и хотя не знала, видит ли ее кто сейчас с третьего этажа, подняла руку и прощально помахала ею.
Недоразумение с Вороновыми совершенно не опечалило Татьяну. Наоборот, у нее будто прибавилось бодрости. И упрямства. Она все же найдет Воронова, того, Федора Федоровича!
Очевидно, искать его брата не имело никакого смысла. Надо караулить его самого. Стоит, вероятно, снова пойти в институт. Ну, не было его в институте утром, так ведь это совсем не означает, что он сегодня уже и не заглянет туда. Как раз может заглянуть, это вполне естественно. Есть там, наверно, библиотека, есть читальный зал — почему бы после того как он сходит к брату, не прийти ему туда и не позаниматься?
А туфельки, оказывается, кое-что оставили себе на память о посещении стройки. Прежнего блеска как не бывало. На них осела густая серая пыль. А на левом носке даже пристроился каким-то образом кусочек затвердевшего цементного раствора.
Здание института показалось Татьяне давным-давно знакомым, даже будто родным. Было такое чувство, словно она уже знала тут все до мелочей. Люди здесь, например, делятся на две категории. Одни — это начальник отдела кадров и секретарша в приемной, другие — белобрысый юноша, излишне высокий и очень неловкий, и тот, с изуродованным лицом…
В вестибюле стояла тишина. Это насторожило Татьяну, А когда с лестницы спустились в вестибюль две девушки с бледными лицами и печальными главами, Татьяна поняла — в институте что-то стряслось, Она хотела спросить у девушек, что здесь происходит, но они прошли уже мимо, к выходу, целиком поглощенные своими думами.
Вдруг послышались звуки траурного марша. Они донеслись сверху и сразу заполнили все здание, все его три этажа, а может, преодолев стены, шагнули и дальше, на улицы города.
Татьяна в каком-то оцепенении поднялась на третий этаж, дошла по коридору до настежь распахнутых дверей и очутилась на пороге зала, в котором плотной толпой стояли люди. Ей удалось немного протиснуться внутрь. Все смотрели куда-то вперед, и Татьяна тоже стала смотреть туда. Там на возвышении стояли два одинаковых красных гроба, а возле них застыли в карауле юноши и девушки с траурными повязками на рукавах.
Татьяна не решилась протиснуться ближе к тем неизвестным, что почили вечным сном. Но на стене она увидела их живых,— они смотрели на нее с огромных портретов в черных рамках. С одного портрета на Татьяну смотрел юноша, с другого — девушка. Они были совсем молодые и очень красивые.
Траурный марш смолк. Но никто не тронулся с места. И Татьяна тоже осталась стоять. Она неотрывно смотрела на портреты. Как-то трудно было поверить, что этих людей уже нет. Они ведь такие молодые и такие красивые. Почему их нет?.. Что случилось, что произошло?
— Кто это? — спросила Татьяна у стоявшего рядом юноши. Он тоже смотрел на портреты широко раскрытыми глазами, в которых застыл испуг.— Кто они?..
Юноша вздрогнул.
— Они?.. — переспросил он, по-прежнему не сводя глаз с портретов.— Кто они? — повторил он Татьянин вопрос и умолк. Видимо, он искал нужные слова, какими можно было бы более полно и точно ответить Татьяне, а возможно — и самому себе.
Молчал он, казалось Татьяне, бесконечно долго… Что, ну что эдесь — несчастный случай?.. Болезнь? Злая преднамеренность?
Наконец юноша повернулся к Татьяне.
— Они любили друг друга.
Теперь содрогнулась Татьяна — и от самих этих слов, и от голоса, каким они были произнесены, глухого, полного тоскливого отчаяния.
— Они поехали на лето вожатыми в пионерский лагерь. Позавчера поплыли с ребятами на лодке по реке. А лодка вдруг перевернулась. Светлана плавать не умела, но она успела ухватиться за борт лодки, которая еще держалась на воде. Аркадий стал спасать детей. Ему удалось всех вытащить на берег. Потом он бросился опять в воду, к Светлане… А лодка уже стала тонуть. Аркадий все же успел доплыть до нее. Но Светлана вцепилась в лодку мертвой хваткой, ее пальцы свела судорога, и их невозможно было оторвать от лодки… Тогда он обнял девушку и вместе с нею пошел на дно. Их так и нашли вместе…
Потом были речи. Но Татьяна ничего больше не запомнила, она и не слышала ничего. И не видела тоже ничего, кроме
