Юрий Рытхэу - Полярный круг

— Так вот, яранга Нотанвата рядом с домом, как та церквушка у высотного здания, — сказала Раиса Петровна.

Анахак подозрительно посмотрел на Раису Петровну.

— Ты смеешься надо мной! Церковь — это памятник архитектуры, напоминание истории, а яранга Нотанвата — что? Рэтэм и старые палки!

Нанок слушал этот удивительный спор и думал о том, что надо договориться со стариком, попробовать уговорить его продать ярангу. Если это вправду так: зять построил ему жилище и старик собирается туда переселяться, — отчего бы ему не уступить за деньги ярангу, которая теперь ему ни к чему?

— А что за человек этот Нотанват? — осторожно спросил Нанок.

— Типичный консерватор! — немедленно ответил Анахак, демонстрируя эрудицию и непримиримость к прошлому.

— Интересный человек, — сказала молчавшая до сих пор Саникак.

— Что ты говоришь? — сердито огрызнулся на нее Анахак. — Хорош, дважды отбирал законную жену у законного мужа и увозил в тундру. Бедный Ваня! Такого натерпелся!

— Нотанват, — принялась рассказывать Саникак, — тундровый житель. Он всегда кочевал недалеко от старого Чаплино, дружил со здешними стариками, а летом, когда его стадо паслось на берегу моря, охотился с нашими на морского зверя. Он организовал в этом районе первый оленеводческий колхоз. Даже некоторое время был председателем. В стойбище его уважали. Его дочь Тутына была еще маленькой, когда умерла его жена. Старик ушел из председателей. Он ухаживал за девочкой и заботился о ней лучше, чем самая нежная мать. Рассказывают, когда отдавал ее в школу, плакал и полмесяца жил рядом с интернатом, поставив там ярангу…

— С тех пор и повадился ставить ярангу где попало, без разрешения! — сердито заметил Анахак.

— Пей чай! И не мешай людям разговаривать! — тихо, но внушительно произнесла Тамара, и Анахак послушно схватился за чашку.

— Старик уехал, но ненадолго. Не прошло и месяца, как вернулся и привез несколько оленьих туш для интерната. С тех пор и повелось: как Нотанват приезжает, в интернате праздник — свежее оленье мясо. Я тогда тоже жила в интернате, — пояснила Саникак. — Старик не жалел оленей из своего стада для дочери. Но как настоящий человек, он не мог обделять и других детей.

Когда Тутына закончила семилетку и уехала в Ольский сельхозтехникум, старик вовсе тронулся. Уехал в Магадан, поселился в городе и некоторое время работал кочегаром. Но затосковал по тундре, вернулся. А как обрадовался, когда Тутына возвратилась в стойбище! В тундре стало веселее: в бригаде был вездеход, установили радиостанцию. В стадо пришли работать молодые, ребята. Среди них несколько русских парней. И Ваня Калягин с ними. Полюбили друг друга Ваня и Тутына. Нотанват человек наблюдательный. Он это сразу заметил и запретил дочери встречаться с Ваней. «Рано или поздно Ваня уедет на свою землю, — говорил старик, — увезет тебя, а с кем я останусь здесь?» Молодые встречались украдкой. Когда Нотанват замечал вместе молодых, он грозил Ване придушить его чаатом. Ну, Иван терпел, терпел, потом уехал в село, Тутына прибыла следом. Быстро сыграли свадьбу. Нотанват в это время был в дальней кочевке: в тот год гололед покрыл нашу тундру и пришлось стада гнать чуть ли не на Амгуэму. Вернулся Нотанват в свою ярангу, а Тутыны нет. Он на нарту — и в село. Не дал и слова сказать Тутыне, связал ее, чтобы не сопротивлялась, положил на нарту и укатил. Бедный Ваня бежал следом, кричал, а Нотанват целился в него из ружья и грозился выстрелить, если только парень приблизится к нарте… Через месяц Тутына вернулась. Наши комсомольцы установили круглосуточное дежурство и дважды поворачивали упряжку Нотанвата обратно в тундру, как он ни грозил своим ружьем. И все-таки однажды мы не уследили. Тутына работала на звероферме, и мы думали, не осмелится Нотанват взять ее средь бела дня. Но старик спокойно подъехал на своей упряжке, положил дочь на нарты и умчался. Погнались за ним на вездеходе, но не смогли догнать. Только когда Тутына забеременела, Нотанват смирился. Год не показывался в селе, но, когда родился внук и его назвали в честь деда Нутэном, приехал и поставил ярангу рядом с домиком молодых. Большую часть времени, конечно, он в доме, часто там ночует, но всячески показывает, что яранга для него — лучшее жилище. Вот такой человек наш Нотанват. Недавно оформили ему пенсию, да не ходит он ее получать, пришлось открыть ему счет в сберкассе. Говорит, как это можно, ничего не делая, получать деньги? Все просит работу. Думаем сделать его старшим в добровольной пожарной дружине…

Саникак закончила рассказ.

Анахак угрюмо заявил:

— Из этого смутьяна еще и героя делают!

— Мне очень хочется познакомиться с ним поближе, — возбужденно сказал Нанок.

— Старик-то не очень общительный, — заметила Раиса Петровна.

— Но раз вам уже удалось побывать у него, — сказала Саникак, — значит, вы ему понравились.

— Ты лучше ко мне приходи, — вмешался отрезвевший от крепкого чая Анахак. — У меня тоже кое-что найдется для музея.

От выразительного взгляда жены Анахак потупил голову и шумно вздохнул.

— Есть у меня мечта, — нарушил неловкое молчание Нанок. — Рядом со зданием музея поставить настоящую ярангу. Внутри ее сделать такой, какой она была в начале века, перед революцией. Чтобы люди видели и помнили, откуда мы начались, откуда пошли. Яранга эта будет служить как бы точкой отсчета, и люди смогут увидеть наглядно, какой большой путь прошла Чукотка от прошлого к нынешней жизни…

— Собаки в Анадыре есть? — вдруг спросил Анахак.

— Есть. А что? — Нанока вопрос застал врасплох.

— А то, что собаки любят глодать моржовые шкуры и рэтэм, — пояснил Анахак. — Придется сторожа держать.

— Можно поставить над ярангой стеклянный футляр. И тогда ни атмосферные осадки, ни собаки не смогут ее попортить, — ответил Нанок.

— Конечно, было бы хорошо, — кивнул Анахак. — Даже красиво: наша древняя яранга под стеклянным колпаком!

— А если делать по-настоящему, — увлеченно продолжал Нанок, — надо ставить рядом две яранги — приморскую и тундровую!

— Лучше три! — опять перебил Анахак.

— Почему три? — удивился Нанок.

— Потому что эскимосское жилье отличалось от чукотского.

— Ну, это в будущем, — ответил Нанок.

— А я не согласен! — возразил Анахак. — И эскимосы тоже прыгали!

— Куда прыгали? — не понял Нанок.

— Из первобытности в социализм! — торжествующе сказал Анахак. — Из темноты невежества в светлый мир знания… Я это хорошо запомнил. Лектор из Анадыря приезжал, об этом говорил… Вот придет в музей эскимос, посмотрит на две яранги и спросит, а где наша? А? Потребует книгу жалоб… Есть в музее книга жалоб?

— Книга отзывов, — ответил Нанок.

— Возьмет книгу отзывов и напишет, — угрожающе сказал Анахак.

Его снова развезло. Жена страдальчески морщилась, слушая его, потом решительно встала:

— Пойдем домой!

Анахак поднялся и последовал за рассерженной супругой, продолжая бормотать.

Когда хлопнула входная дверь на тугой пружине, Раиса Петровна облегченно вздохнула и сказала:

— Беда с Анахаком…

— Да он ведь совершенно не пьяный, — вступился за него Нанок.

— Да, пьет он немного. В субботу полбутылки примет и заводится. Беда у него другая… — память, — с улыбкой сказала Раиса Петровна. — Приезжает какой-нибудь лектор, а Анахак нарочно садится в первый ряд и внимательно слушает. Все запоминает: слово в слово. А потом как начнет вопросы задавать, цитатами сыпать — книг у него много своих, — так иные лекторы бояться его стали.

Саникак принесла с кухни свежезаваренный чай.

— А вы здесь давно живете? — спросил Нанок Раису Петровну.

— Я родилась здесь, на Чукотке, в Провидения. Мой отец работал инженером морского порта. Сейчас он на пенсии, живет под Казанью. Я ведь татарка, Зайнутдинова моя фамилия, Кончила здесь среднюю школу, потом в Николаевске — строительный техникум. Строила корпуса зверофермы здесь, в Чаплино. Вызывают как-то в райком и говорят: «Принимай отделение». Я туда-сюда, отказывалась, ссылалась на то, что мне кончать надо институт, я ведь уже на четвертом курсе. А в райкоме уговаривали: начинаем большое жилищное строительство в Чаплино — как раз то, что вам надо. Некуда было деваться — пришлось соглашаться.

— Не жалеете теперь?

— Об этом и думать-то некогда, — ответила Раиса Петровна. — С утра крутишься в конторе, на звероферме, иной раз вместе с охотниками в море идешь на вельботе. Потом — райцентр рядом, бесконечные вызовы.

— Нравится вам тут? — спросил Нанок.

— Нравится, — не задумываясь, ответила Раиса Петровна. — Народ хороший, сердечный и кристально честный. Заметили, что у вас в дверях нет замка? И ни к чему он здесь… Дел много. Строим сейчас многоквартирные дома, приводится сносить первые домики, поставленные почти двадцать лет назад, когда народ переселяли из яранг. Хотя сегодняшние дома тоже из дерева, но пройдет некоторое время — и надо будет их снова менять, уже на каменные. Именно теперь пора начинать капитальное жилищное строительство на Севере.