Александр Твардовский - Советский рассказ. Том второй
Эта просека ведет, кажется, к Мяхе? Или по следующей ближе? Третья к Кристьяну ближе всего. Спешить некуда…
Тискай, тискай девчонку, она согласна. Прямо у самой дороги, и не стесняются! А у кого в нынешнее время стыд есть? Даже по улицам ходят, друг друга за задницу обнявши. Детей нет. Дан всем парочкам квартиры, тогда приплод появится. Впрочем, поможет ли и квартира? Ребенок — обуза. А кто забот боится, у того нет будущего…
Чертов корень! Чуть из-за него не грохнулся. Человек может где угодно себе шею свернуть. Кристьянова теща упала со стула, бац — и готово. Кристьяну повезло. Теща вела все хозяйство. Оставила в наследство пять тысяч. Кристьян ждал трех, получили пять. Однако жена его вся в мамашу, держит мошну в своих руках. Теперь Кристьян сам на парниках прирабатывает. Боится, как бы денежной реформы не было. Все равно будет. Рано или поздно. И сберкасса не спасет…
Повернуть сюда, что ли? Шагай себе напрямик. Да и тише тут, на реке полно молодежи… Воздух все-таки совсем другой, не то что в городе. Но бензином и тут несет. Ветер со стороны шоссе, поэтому. Что такси, что автобусы — разницы нет. Был бы еще высокооктановый бензин. На западе, например, только на девяностом и ездят… Моторы тоже изношенные. Вон там чихает такой, сзади синий хвост тянется. Только и годится на свалку. А где новый возьмешь? Деньги легче напечатать, чем хорошую машину сделать. Кто за границей станет растачивать цилиндры или затевать капитальный ремонт? Новых хоть завались. Конкуренция хорошая вещь. Конкуренция и хозяйский глаз. Плановое хозяйство имеет свои большие плюсы, но раз нет личного интереса, результат не тот. Американцы научились у Союза плановому делу, а Союз у них перенял только торговлю в кредит. Раньше и слышать не хотели — это, мол, грабиловка, а теперь, вишь, годится…
Слева идет «Волга», пропустить ее… Спешить некуда… Ну и шпарит! За рулем баба. Обычно женщины бывают осторожнее. А эта рано или поздно сыграет в кювет. Не место бабе за баранкой. Гнались женщины за равноправием, вот и взвалили себе на шею еще больший груз. И на работе вкалывай, и дома. Много ли таких мужей, что возятся с горшками да сковородками? Стиральную машину включить, это еще куда ни шло. Женское дело — держать в порядке дом. Пусть платят мужчинам столько, чтобы семья могла жить в достатке. Тогда и дети будут, и молодежь не станет сбиваться с пути. Браки были бы прочнее. А сейчас? Оба на работе, усталые, нервные, долго ли до ссоры. Но откуда взять рабочую силу, если замужние женщины останутся дома? Да и захотят ли они сами дома сидеть? Женская душа — потемки. Вечная загадка, как говорится. Революция тоже с женщин началась… Духовой оркестр? Печальный мотив. С кладбища слышится, откуда же еще. Вдруг это Аугуста с оркестром хоронят? А что за диво, в похоронной конторе можно заказать. Всего-навсего несколько десятков рублей.
Пойти, что ли? Поглядеть вроде. Это же не значит участвовать в похоронах. Кладбище близко, ограда уже видна. Разве мало людей бывает на кладбище? Некоторые любят даже просто так между могилами прогуливаться. Кто может сказать, вот, мол, на похороны пришел? Не пришел, просто так случилось. К Кристьяну идти рано, он любит до обеда в саду копаться. Придешь, помешаешь, еще рассердится. У всякого свои капризы и привычки…
Актеры себе красивый уголок устроили. А впрочем, что за красота — все в ряд, как солдаты. При жизни тоже — многое ли они могут делать по-своему? Играй, что велят, кто тебе даст самому роль выбирать. Вечно в шеренгу — и при жизни и после смерти. Только хозяин, который ни от кого не зависит, делает что хочет. И не всякий хозяин. Тот, кто силу имеет. В Америке даже крупные фирмы разоряются, один пожирает другого. Сперва люди один другого жрут, а потом их самих жрут черви… Жизнь чертовски коротка…
Оркестра больше не слышно, наверно, речь говорят. Пастора, конечно, нет. Товарищи выступают. Или же платный оратор. Их теперь хоть пруд пруди. И в похоронном бюро, и со стороны. Пять или десять рублей — и речь журчит. Служба есть служба…
Далеко идти и не надо — вон там стоят люди вокруг могилы. Толпа порядочная, человек сто. Друзья и знакомые, значит, все-таки были. Прямо туда идти не стоит, кто их знает, что еще подумают. Потихоньку, как будто невзначай. Попал сюда случайно. Да так ведь оно и вышло. Не сюда собирался, а к Кристьяну в гости. Странно иной раз получается…
Лейка. Ей-богу, лейка! Кто ее у колодца оставил? И в самом деле без хозяина. Номер на ней. Кладбищенский инвентарь. Мусор, а не вещь. Ситечка нет, дно проржавело, потому и валяется. Взять с собой, что ли? Лейка в руке — кто посмеет сказать, что Сээдри Арвет пришел на похороны. Никто не разглядит, какое у нее дно. Прямо-таки повезло. Не то пришлось бы к часовне идти доставать. Теперь можно смело… Люди злы, они бы…
Уже расходятся? Похороны кончились? Да оно и лучше. За кустами никто не заметит. Анете сейчас и не до этого. Дочери тоже, наверное. У женщин сердце нежное. Сын — дело другое. Сына десять лет не видел и не хотел бы видеть. Весь в отца… Сейчас хорошо бы закурить. Всего вторая сигарета. Потом у Кристьяна еще одну и вечером — последнюю. Присесть на скамью, что ли. Ничего, что чужая могила, хозяин из-под земли не выйдет, не прогонит. Теперь живая изгородь еще лучше закрывает. Где же зажигалка? Удивительное дело, в кармане брюк. Зажигалка что надо. Аугусту бы на нее посмотреть. У него их было немало, чуть ли не десять, разных фасонов. Собирал их. У каждого свой конек.
Уже и последние собираются уходить, из-за кустов хорошо видно. Анете как сгорбилась… или это не Анете? А что мне до нее, сама знала, кого выбирала. Сын идет впереди, на Аугуста похож. Никакой докторской солидности. И какие теперь врачи! Бумагомаратели. Отцу не помог!
Спешить некуда, докурить спокойно…
Альберт Рахунийт, Мария Рахунийт. Дожили до старости, одному семьдесят девять, другой восемьдесят пять. Жена на шесть лет старше. Наверно, с хорошим приданым была, иначе молодой не женился бы. Бывает, что и любовь в голову ударит. Но если одна только любовь, то с женщиной, которая годами старше, долго не живут. Во всяком случае, не до самой смерти…
Ну вот, теперь все разошлись. Свечей не зажгли. Наверно, Аугуст не велел. Принципиальный. Иногда прямо до чудачества доходил. На свой день рождения не позволил затянуть «Веселого пивовара», это, мол, немецкая пьяная песня. Такая принципиальность — сущая беда. Она его и свела в могилу…
Пора подниматься. Окурок хорошенько затоптать в песок. Каблуком сделать ямку, потом подошвой заровнять. Супруги Рахунийт пусть не беспокоятся, у могилы прибрано. Во всем должен быть порядок. Порядок — основа жизни. Чем больше порядка, тем лучше жизнь. Лейка больше не нужна, комедия кончилась. Это барахло надо отнести обратно, как полагается. Руку испачкала, зараза! Ржавая, потому и мажет… История прямо-таки комичная. Вот бы Аугуст поиздевался. Над Сээдри Арветом… Местечко хорошее досталось. Сосны, желтый песок. Венков целая копна. Невероятно. От завода тоже? На лентах можно прочесть, это никому не запрещается. «От со…труд…ни…ков…» От завода венок! «Вик-то-ру Ууэ-мый-за». Что это значит? Черт побери. Это, оказывается, не Аугуст. Совсем чужой. Вот ведь оплошал! Ну да, часа еще нет. Похороны Аугуста в час. Хорошо, что Аугуст этого не видел…
Где же его хоронят? Да стоит ли теперь?.. Где тут будешь искать, кладбище огромное. Хватит дурака валять. А может, все-таки? Раз уж пришел. Где-то же он должен быть. Так что… Наверно, там, подальше. Кто его знает… Памятник жертвам Клоога.[56] От него под горку… А этот ржавый хлам куда девать? Оставить у первого попавшегося колодца, ведь у колодца и взят. Чего это барахло таскать! Барахло-то барахло, однако… Не подумавши, ничего решать не следует. Аугуст вечно лез на рожон, а что от этого выиграл? Потешная история: ждешь, покуриваешь, а похороны, оказывается, не те! Вообще глупо было сюда ехать. Парься в автобусе, а потом… И все эти Кристьяновы парники, будь они неладны. Путают только.
Блуждай тут, как в лабиринте, дорожки и так, и сяк, и вкруговую. Надо, наверно, держаться правее. Бредешь, бредешь. Ну ничего, свежий воздух полезен. Упарился. Тише стало, или же лес защищает от ветра… И лейку неси как дурак. Надо бросить. Тяжести-то в ней никакой, может, еще пригодится…
Там под горкой вроде бы кучка людей. Да, как будто какие-то похороны. Время совпадает. Поближе, поближе… Второй раз глупо было бы попасть впросак. Оркестра нет, народу поменьше. Наверно, так и есть. Все стоят спиною, кто меня заметит? Может, это и впрямь Аугуст?
— Аугуст Хаабвески, которого мы сегодня здесь под сенью вековых сосен…
Правильно, на этот раз правильно. Получше спрятаться за куст. Хорошо все же, что лейка… Что он говорит? Что Аугуст Хаабвески ушел от нас, но остался его большой и честный труд? Трудяга был, это верно, но что он сам за это имел? Умер в наемной конуре, была бы хоть своя крыша над головой. Большой и честный труд забудут завтра же. Сам виноват, мог бы… После войны многое бы мог.
